— А представителям рода Дандоло так и вообще запрещено приближаться к священной земле церквей и кладбищ ближе, чем на сто метров, — добавил сеньор Франческо, постучав свитком по ладони.
Когда священник, раскланявшись со мной ушёл, и мы наконец остались одни, поскольку Агнесс ушла рассказывать печальную новость подругам, компаньон подозрительно на меня посмотрел.
— Витале?
— Да сеньор Франческо? — я сделал невинный вид агнца.
— Меня, как и твоего дядю, продолжают терзать смутные сомнения, насчёт своевременности твоего исключения из рода.
— Это просто совпадение сеньор Франческо, не берите в голову, как говорится пути господни неисповедимы, — ответил я, смотря на него честными глазами и перекрестился.
— Ну-ну, — было видно, что он слабо мне верит ни смотря ни на какие заверения.
Глава 30
На бедную Венецию события за последние две недели валились с такой скоростью и частотой, что жители уже слабо понимали, что происходит в их некогда спокойной и размеренной жизни. Когда объявили ужасную новость о том, что все церкви закрываются в связи с отлучением всего города, и все церковные обряды, кроме крещения младенцев, прекращаются, люди высыпали на улицы. Многие рыдали и не понимали, как жить дальше. У дворца дожа вскоре собралась огромная толпа, вопрошающая Большой совет, что теперь делать. Экстренное совещание элиты слабо повлияло на священников, которые говорили, что ничего не могут поделать, булла пришла вместе с весьма жёсткими разъяснениями, что будет, если кто-то из них ослушается. Совет, подгоняемый народным волнением, принял указ об открытии церквей вопреки воле Папы, а если священники ослушаются распоряжения Большого совета Венецианской республики, их попросту изгонят из города или вообще повесят.
Обстановка накалилась чрезвычайно, я же, дождавшись, когда церкви начнут брать штурмом из-за отказа священников открыть их, появился словно принц на белом коне, встав на их защиту. Когда жители, стали вопрошать меня, как же тогда проводить обряды, отпевать умерших и прочее? Я просто ответил, что с девяти утра до обеда буду осуществлять обязанности главы города, а с обеда до захода солнца, в новом, недостроенном храме, буду проводит все необходимые церковные обряды. Пусть те, кому что-то нужно записываются в очередь у распорядителя, который там сегодня посажен для этого. Обстановка тут же разрядилась, жители, довольные тем, что всё будет как прежде, стали расходиться, прославляя моё имя, ко мне же подошёл сам патриарх Венецианский, утирая лоб от пота.
— Благодарю вас брат за то, что отвели угрозу от храмов Божьих, — склонил он голову, хотя был выше меня по сану, — но вы тем самым подставили под удар себя. Святой престол узнает о вашем своеволии и нарушении буллы, за что может лишить вас сана.
— Ваше святейшество, я беспокоюсь не за себя, — я принял смиренный вид и трижды перекрестился, — церковь в безопасности, паства довольна, а наказание я приму со всем христианским смирением.
— Благослови вас бог ваше высокопреосвященство, — он перекрестил меня, и я наклонился, чтобы поцеловать его перстень, — я попробую отстоять вас перед Святым престолом.
— Благодарю вас ваше святейшество, — ещё раз поклонился я ему, с полностью покорным видом. Правда стоило священникам уйти с площади, как я выпрямился, усмешка появилась на губах, и я отправился в родной когда-то дворец, поскольку осталось решить ещё одну м-а-а-ленькую проблему.
***
— Это шантаж! Ты нагло пользуешься ситуацией! — мама, с тяжело вздымающейся грудью, стояла на пороге ворот дворца, и гневно на меня смотрела. Точнее не на меня, а на счетоводов и переписчиков, а также две сотни солдат, вместе с моей личной охраной.
— Да, — согласился я, — и похоже у тебя нет другого выбора, кроме как согласиться. Помню недавно в подобной ситуации был я сам. Как ты тогда сказала? Это будет тяжёлым решением для меня.
— Ты! Ты! — она не могла подобрать слов, чтобы выразить свою ярость, — я только хотела простить тебя, а ты опять за своё!
— Ну ладно, что это я тебя ещё и уговариваю, — я пожал плечами, показывая всем сворачиваться и уходить, — сами придёте и будете умолять провести обряды. Насколько я помню в булле было ещё написано что-то про сто метров запретной зоны для рода Дандоло.
— Стой! — в отчаянии выкрикнула она, — хорошо, я согласна пустить твоих людей в дом, в обмен на допуск всего рода к церковным обрядам и мессам! Но я тебе этого точно никогда не прощу!
— Я буду очень переживать это матушка, но перед законом все равны, — пафосно ответил я, показывая своим, что можно заходить во дворец.
Счетоводы, сами бывшие из второстепенного дома, кланялись, извинялись, но смотрели гордо вокруг. Ещё бы, за пару дней были посещены несколько дворцов знати, вызывая этим зубовный скрежет у всех, кто видел их у себя в святая святых, вот только солдаты и патрули, сопровождающие переписчиков, которые кроме богатств считали ещё и количество людей в родах, поскольку я так и не оставил свою идею с паспортизацией населения. Начав с проституток и их медных пластин, я собирался ремесленникам и торговому люду выдавать серебряные в зависимости от уровня дохода, ну а знати конечно золотые, чтобы хоть как-то смягчить удар по их гордости. Хотя тут конечно не факт, не все благородные семейства могли преодолеть планку доходов, установленную мной для получения золотых пластин, кому-то придётся довольствоваться и серебренной.
— Ну и свинья же ты, Витале, — мама качала головой, сопровождая меня везде, — я столько сил отдала, тебя воспитывая, потакала всем прихотям и вот что получила по итогу.
— Давай поспорим матушка, что по возвращении отца, ты будешь сама умолять меня, простить тебя за эти жестокие слова, — мне было крайне тяжело слышать от неё подобное, но выбора не было, я встал на этот путь, обратного пути с которого уже не было.
Мама гневно посмотрела на меня, но спорить не стала, лишь гордо фыркнув и удалившись прочь.
Со мной во главе, в доме проблем не возникло, хотя ненавистных взглядов конечно было хоть отбавляй. Закончив перепись богатств в сокровищнице рода, поскольку свою я дал описать ещё раньше, сразу выплатив в городскую казну причитающееся по-своему же закону долю, так что далее мы переписали всех родных, и удалились, чтобы не накалять обстановку ещё дальше.
Вечером, сидя за столом и грустно ковыряя вилкой паштет, я попросился у сеньора Франческо, чтобы он меня усыновил. Тот вздрогнул, облил себя горячим чаем, и пока слуги бегали, чтобы вытереть всё, он ответил.
— Витале, я честно тебе скажу, что лучше усыновлю сатану, если он попросит меня об этом, чем тебя. От него понятно, чего ожидать, он лишь заберёт себе мою грешную душу, но от тебя, даже я, знающий тебя столько лет, не знаю, чего ждать. Так что прости, но нет.
***
Как ни странно, но после так долго ожидаемого мной интердикта, жизнь в городе наоборот успокоилась. Днём я выполнял функции мирского чиновника, разбирая жалобы и городские проблемы с канализацией, вывозом мусора, поставками воды, продуктов и прочего, а вечером отправлялся в свой собор, который не прекращали строить и украшать, даже во время проведения обрядов и месс.
Самое интересное было то, что первые несколько дней аристократия, обозлённая на меня до предела, не приходила вместе с остальными жителями, но уже в субботу, сначала появились женщины с детьми, затем старики, а потом и взрослые подтянулись, поскольку как жить без церкви в это время, не представлял себе никто. Я же, проводя обряды и мессы, всегда вёл себя крайне корректно и предупредительно, ни видом, ни голосом не давая понять, что пользуюсь их безвыходным положением и тем самым унижаю их. Моё ровное и заботливое отношение ко всем было одинаковым и это похоже проняло многих. Людей из аристократических домов, с каждым днём становилось всё больше, что не могло меня не радовать, поскольку осталось сделать ещё пару запланированных шагов, и можно было отправляться на помощь к отцу.
