Пока полубог шумел на поварне, мы успели осмотреть шкуру и Гиласа. Хваленая шкура Немейского льва оказалась в подпалинах, а в паре мест даже и пробита насквозь. Гилас, хотя и не был пробит ни в одном месте, и подпалин на грязной шкурке парня не наблюдалось, но впервые за все время нашего знакомства он сидел тихонько, хлопал глазами и на вопросы не отвечал. Неужели-таки онемел? Сходить, что ли, принести жертву Зевсу за такое счастье? Нет, подожду. Онемевший Гилас — чудо, покруче существования кентавров или олимпийских богов, а чудес, как известно, не бывает.
Так оно и случилось. Гиласа вначале отпаивали водой, потом вином и, наконец-то, парень заговорил. Сказал пару слов заикаясь, потом уже выдал фразу, а дальше из него понесся целый поток слов. Оказывается, они с Гераклом пошли бить киммерийцев, но по дороге наткнулись на одноглазых циклопов, живших в здешних пещерах и немедленно набросившихся на безобидных прохожих. Дети Посейдона бросались камнями размером с корову и только каким-то чудом их не задели. Геракл, выломав ближайшую сосну, разил ею направо и налево, но великаны, упав на землю, опять поднимались. Тогда Гилас, храбро ринувшись на врагов сзади, принялся подрезать им поджилки, чтобы те не вставали, а когда Геракл измочалил одну сосну, то Гилас нашел вторую. Половину великанов герой сразил, а вторую загнал в море. Циклопы взмолились своему отцу Посейдону, и тот явился на защиту детей.
Владыка морской выскочил на берег прямо на колеснице, запряженной синими конями и начал метать в героев волшебным трезубцем, возвращавшимся в руку после каждого броска, а Амфитрид лупил морского владыку сосной. Наш полубог почти одолел бога. И быть бы Колебателю земли битым, но вмешался сам Зевс. Чтобы разнять брата и сына, главный олимпиец метнул молнию между ними, потом еще несколько штук. Причем, громовержцу пришлось вмешиваться два раза. Первый раз Посейдон отступил, уйдя в море, но как только Зевс скрылся, бог морей опять выехал на берег, в сопровождении целого войска утопших в морской пучине, и опять полез в драку, но снова был повержен. Геракл уже почти вбил дядюшку в землю, но опять вмешался Зевс. Громовержец уничтожил все мокрое войско, но досталось и главным драчунам — от молнии Зевса пострадал один из коней Посейдона, сгорела его колесница, а Геракла прибило к скале.
Гилас рассказывал так складно и интересно, что мы были готовы зааплодировать. Из поварни вышел Геракл. Не извинившись за причиненное беспокойство, герой мрачно посмотрел на аргонавтов, ухватил под мышку своего ученика и ушел внутрь дворца, где ему отведены персональные покои, а следом за Амфитридом потянулась прислуга (все больше женского пола) тащившая жареное мясо и полные бурдюки.
Ремонт «Арго» прекратился сам собой. Спрашивается, куда спешить, если Геракл нашелся? Да и опасно продолжать плавание, пока Посейдон сердится. Обидел его Амфитрид, но отыграется Колебатель земли на всех нас. Вот, пройдет неделька-другая, авось, бог морей позабудет о драке, а мы ему барашка в жертву принесем, тогда можно и отправляться. Будь я правителем полуострова, как Фоант, уже выгнал бы взашей авантюристов, из-за которых столько хлопот, да еще и проблемы с богами, а ванакт ничего, даже не рассердился, а напротив, порадовался возвращению героя в целости и сохранности и велел накрывать на столы.
Похоже, в парадном зале ванакта назревал не рядовой обед-ужин, а очередной пир.
— Поехали в лес, — предложила Артемида. — Устала я и от камня, от города. И глаза бы мои не смотрели на эти пьяные морды. Если бы они не были моими друзьями и соратниками, превратила бы всех в ослов.
— А почему в ослов? — заинтересовался я.
— Потому что ослы, когда пьют вино, становятся похожими на пьяных мужчин.
Аргумент убийственный. В защиту ослов могу лишь сказать, что пьяными они бывают гораздо реже, нежели мужчины.
Артемида решила опробовать новую тетиву, отправилась в опочивальню, где сушилось оружие, а я, по примеру Геракла, совершил набег на поварню, ухватил там солидный кусок сыра, пару лепешек, а заодно уволок и бурдюк с вином.Надо бы еще и какой-нибудь зелени прихватить, но ее, надеюсь, в лесу отыщем. Каюсь — на кухне еще умыкнул небольшой нож (а нечего нужными вещами разбрасываться!), но мысленно поклялся его вернуть. Потом, опять же мысленно, добавил к собственной клятве — «как только собственный раздобуду». Ну, что поделать, если времена дикие, а приобрести нож обычным путем очень проблематично. Еще разжился куском ткани, чтобы не сервировать стол на грязных камнях или на пыльной траве.
Конюхи, которым пришлось запрягать коней в колесницы, смотрели на нас с Артемидой, как на двух идиотов — у царя пир намечается, а эти двое куда-то бегут?
Во второй раз самостоятельная поездка на колеснице мне понравилось гораздо больше. Конечно, от супруги я отставал, ей приходилось то и дело притормаживать своих лошадей, дожидаясь меня, но в общем и целом, мчался довольно сносно.
Древние города небольшие, скоро мы оказались в полях, сменившимися виноградниками, а дальше уже пошел лес. Артмида, верно избрав направление, завела колесницу на поляну с родником, остановилась, ухватила лук и колчан, кивнула мне:
— Собери хворост.
Про хворост я понял и без указаний, а на что еще годится муж богини охоты, если не на собирание дров?
Отсутствовала супруга минут десять, не больше, а когда вернулась, тащила какую-то птицу, похожая на курицу, но с длинными ногами. Разумеется, к ее возвращению собрать достаточно хвороста я не успел.
— А почему так долго? — удивилась богиня.
— Ну, дорогая, — развел я руками. — Тут тебе не стоянка «Арго», где десять мужиков дрова таскают. Это ты, торопыжка, сбегала быстренько, что-то подстрелила, а собирать хворост — занятие серьезное.
— А я и забыла, — засмеялась богиня и принялась ощипывать птицу.
Дров натащил, а теперь передо мной встала проблема — а как же разжечь огонь? На стоянках я уже приноровился высекать искру с помощью общественного огнива и поджигать вначале сухие травинки, мох, а потом уже какую-нибудь кору. А сегодня я что-то не продумал. Но для Артемиды добыть огонь — это не вопрос. Взяв нож, которым она потрошила куру (тот самый, что я упер), какой-то камушек (и не кремень даже), стукнула ими друг о друга и костер запылал.
— Вот это да! — присвистнул я и похвалил супругу. — Молодец. С тобой не пропадешь!
Артемида слегка засмущалась, потом быстренько чмокнула меня в щечку и ответно похвалила, кивнув на припасы:
— Ты тоже молодец. А соль не догадался прихватить? Нет? Ну, тогда съедим и без соли.
Я поражался, как ловко действовала моя супруга. Вон, уже и пара рогатин откуда-то взялась, и птица принялась зарумяниваться.
— А я раньше думал, что ты только дичь бьешь, а все остальное твоя свита делает. И костром занимается и, все прочее, а ты сама хозяйничаешь. Как там про тебя аэды рассказывают? — Откашлявшись, я попытался вспомнить, что там сказано у Гомера о моей супруге и ее свите? — Как стрелоносная, ловлей в горах веселясь Артемида, мчится куда-то ... А вот куда ты мчишься, не помню. А там еще что-то про нимф, что следом за тобой несутся...
— Несутся они, как же, — усмехнулась Артемида. — Если и несутся, так не туда, куда надо. Моя свита — девчонки молодые, но все дурные. Побегают со мной год — другой, начинают замуж проситься, либо готовы без свадьбы под кого-нибудь лечь. Ладно, если под бога, или под героя, так иные с сатиром готовы переспать, а Полифонта вообще в медведя влюбилась, да еще и родила от него. Ладно бы человеческих детенышей, или медвежат, так ведь ни то, и не се. Выглядят как люди, а сами хищники, хуже волков, и человечиной не брезгуют. Мне пришлось Гермеса с Аполлоном на помощь звать, чтобы их убить. Тех, кто потолковее, я к делу приставляю — роды принимать, детишек лечить. Как бы я на «Арго» отправилась, если бы помощниц не подготовила? Так что, приходится самой и костер разводить, и все прочее.
Пока птица «доходила», я успел расстелить полотно, разложить на скатерти сыр, лепешки и установить бурдюк. Чашу для смешивания вина с водой не взял, но в Таврии вино уже научились процеживать, можно и так пить, а за водичкой и к роднику сбегать.
