мир изменится. И я знал, что я не дам им забыть об этом. Тренькнул телефон, уведомля о новом сообщении, я взял его и прочитал сообщение: «Спасибо».
Это было от Изабеллы. Я улыбнулся. Она поняла. Она поняла, что это был не просто подарок, а послание. Послание о моей силе, о моей власти, о моих намерениях. Я ответил ей: «Рад был помочь».
А теперь дело за малым, и если они проявят себя как терпеливый и не жадный «союзник», то можно подумать и о чём-то большем, чем просто формальность на бумаге, ибо османы, как бы мне ни хотелось признавать, но всё же усилились, и это лишь в Европе, а ведь они же двигаются и в Азию, Африку, Кавказ и Персию. Так что союзник другой лишним не будет.
Солнечный свет пробивался сквозь высокие окна кабинета, играя на полированных поверхностях столов и создавая эффект мерцающей пыли. На его столе лежала стопка бумаг, на одной из которых красовался герб Соединенного Королевства. Время поджимало: через две минуты в кабинете должен был появиться английский дипломат, чтобы вручить ноту протеста. Но меня это мало волновало.
Министр, высокий мужчина с проседью на висках и проницательным взглядом, нервно постукивал пальцами по столу. В воздухе висела напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом кондиционера.
В этот момент раздался стук в дверь. Министр, сделав глубокий вдох, кивнул секретарю, который открыл дверь. В кабинет вошел высокий дипломат с непроницаемым выражением лица, но его дерзкая осанка и элегантный костюм от Хьюго Босса выдавали в нем не только дипломата, но и человека, привыкшего к роскоши и влиянию.
Его темно-синий костюм идеально сидел на его высоком, подтянутом теле, подчеркивая его атлетическую стать. На рубашке из белого шелка не было ни единой складки, а шелковый галстук с изящным узлом создавал лёгкое ощущение небрежной элегантности. В его руках, с ухоженными ногтями, был зажат конверт. На его лице, как будто вылепленном из мрамора, не было ни улыбки, ни следа нервозности. Он вежливо кивнул министру и направился к столу, протягивая ему конверт.
— Господин министр, — начал дипломат, его голос звучал холодно и официально, — я принес вам ноту протеста от имени правительства Ее Величества.
— Могу вам чем-то помочь? — сухо ответил министр.
— Вы должны перестать поставлять оружие и финансовые влияния ирландским сепаратистам! — провозгласил дипломат, его голос, несмотря на старания быть вежливым, звучал резко и властно. Дипломат задрал нос и уставился на министра, словно ожидая немедленного повиновения. В его глазах читалась не просто уверенность, а глубокое убеждение в своей правоте. Его тон был не просто официальным, а напоминал указ от высшего чиновника.
Министр, несмотря на сдержанность, чувствовал, как в нем вскипает недовольство. Этот дипломат, с его высокомерным тоном и бесцеремонным поведением, откровенно его раздражал.
— Мы не оказываем никакой поддержки ирландским сепаратистам, — ответил министр спокойно, стараясь сдержать свое раздражение.
— У нас есть неопровержимые доказательства вашей помощи. И мы требуем ее немедленного прекращения! — практически рычал англичанин.
Министр посмотрел на него в ответ холодным взглядом.
— Я советую вам основываться на фактах, а не на догадках, — ответил министр, делая упор на последнем слове. — И я не терплю диктаторский тон. Мы не обязаны вам ничего доказывать. Наши отношения строятся на взаимоуважении.
Дипломат посмотрел на министра, с недоумением сдвинув брови. Британец явно не ожидал такого ответа. И привык к тому, что его слово есть закон, что его мнение бесспорно. Но министр стоял твердо, не поддаваясь на давление. В этом был вызов, и дипломат, чувствуя, как в нем вскипает недовольство, начинал утрачивать контроль над ситуацией.
— Кажется, ее величество забыла, что и сама поддерживает лехитских сепаратистов, но уже на нашей территории? — спокойно вклиниваюсь в диалог, смотря на дипломата с нескрываемым удивлением. — А ведь это не менее недопустимо, не правда ли?
Дипломат был ошарашен и не ожидал такой резкой и прямой отповеди. И особенно, что царь открыто подчеркнул двойные стандарты Великобритании, указав на «υποκρισία» их положения.
— Это недопустимая клевета! — дипломат вспылил, его лицо покраснело, и он в неуклюжей попытке придать своим словам весомость, указал пальцем на царя. — Вы должны извиниться за такие слова!
Но, не дожидаясь ответа царя, министр стремительно шагнул вперёд и мощным ударом отправил дипломата в нокаут. С глухим стуком дипломат рухнул на пол.
— Поуважительнее с царём, сынок, — министр без эмоций подошел к упавшему дипломату, схватил его за руку и поднял с пола. Он посадил его на стул и недовольно кивнул ему. — Не забывай, где ты находишься. И с кем говоришь.
Дипломат был ошеломлён и растерян. Он сидел на стуле с открытым ртом и совсем не ожидал такого поворота событий и столь неуважительного отношения к себе.
— А теперь слушай сам. Как ты, наверное, уже слышал, наши армии освободились, и мы не будем терпеть подобное неуважение к нашему этикету. — мгновенно впечатал дипломата в пол одним взглядом. — И, как заметил товарищ министр, я царь! И это накладывает свой отпечаток. Так, будь ласка, передай её величеству, что когда она вернёт нам Исландию, то мы забудем про ваши чертовы острова. — британец как-то поужался в размерах.
— Вернёт? — испуганно переспросил он.
— Иначе мы вернём острова коренным народам Альбиона, и «саксов» там не будет от слова совсем, — спокойно поясняю ставшему ещё более бледным дипломату. — А теперь проводите его в аэропорт и посадите на ближайший рейс до Лондона.
— Есть, — отозвался министр.
Дракон
Замок, словно гигантский, потрескавшийся зуб времени, возвышался на вершине скалы, его башни упирались в тёмно-синее, почти черное небо. В сумерках он казался ещё более грозным, каменные стены, покрытые плющом и мхом, сливались с окружающим лесом, за которым начиналась бескрайняя равнина. Готический стиль замка был строг и неприступен, стрельчатые окна, словно пустые глазницы, смотрели на мир с холодной безмятежностью.
Помимо величественности, в облике замка чувствовалась древность. Каменные блоки, из которых он был сложен, были покрыты трещинами, словно шрамами от бесчисленных битв. Несколько башен, покосившихся от времени, выглядели так, будто вот-вот рухнут, а огромные ворота, обрамленные каменными львами, были изуродованы следами от мечей и стрел.
Внутри стен замка царила тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра, проникающего в заброшенные залы. Голые каменные стены были украшены лишь остатками фресок, изображающих сцены из жизни рыцарей и воинов. В воздухе витал запах пыли и сырости, смешанный с едва уловимым ароматом гвоздики и ладана, напоминающим о временах, когда в стенах замка царило движение и жизнь.
В замке жили
