– Совсем в одиночку на территории противника не выжить, герр оберст, – я сделал вид, что задумался, – мне нужно что-то есть, где-то спать, это естественно, как мне кажется. Понимаю, что командованию нет дела до проблем агента, но все же, ведь от этого в том числе зависит успешность работы.
– Все время не устаю поражаться твоему раннему развитию, – оберст-лейтенант всплеснул руками, – не знал бы тебя столько времени, не поверил бы, что ребенок может ТАК рассуждать. Успокою тебя, командованию вовсе не плевать на агентов, потому как именно оно заинтересовано в успешном выполнении задания.
Разговор длился около часа, все это время я был занят одним важным делом. Используя простые и незатейливые фразы и вопросы, пытался разузнать, какие именно подозрения возникли у немцев по отношению к работе наших малолетних диверсантов. В чем прокололся СМЕРШ, что делают не так? Обтекаемо, тщательно фильтруя информацию, Дюррер приоткрыл тайну лишь частично. Дело мне предстояло важное, еще бы, узнаёшь тут о проблемах, надо бы доложить о них, и вдруг немцы сами засылают меня к своим. Идеально. Главное, не попасть под раздачу уже в нашем тылу. Возраст, как я надеюсь, и здесь должен сыграть свою роль. Мне предстоит в общем-то не слишком и тяжелый путь, ибо служу я Родине, а не фашистам. Это они сейчас будут проводить со мной инструктажи и разные обучения, с целью моего успешного внедрения к русским, а мне все это и не требуется, я ведь не в тыл врага иду, а можно сказать, домой.
А вот Кузнецов насторожился. Прямо говорить ничего не стал, а поспешил доложить куда следует. Связной у него есть, передадут сообщение и меня на той стороне встретят.
– Ты не думаешь, что тебя раскрыли и хотят использовать?
– А в чем, Николай? Я не из линейной части, расположение которой, вооружение и численность можно донести как разведданные. Сообщу о школе? О ней и так известно, сам знаешь, даже бомбили рядом, правда, не попали, но все же. Нет, я не думаю, что немцам что-то известно. Заметь, меня посылают не для того, чтобы соединиться с отрядом и доложить обстановку, я буду один. Мне нужно найти группу, разведать все и вся и лишь затем, если не найду возможность выйти на связь другим способом, присоединиться к разведгруппе.
– Опасно, очень опасно, – Кузнецов что-то чуял, но не мог выразить словами свои ощущения.
– Прорвемся, Николай Иванович, не через такое лазали, – пошутил я.
– Ты слишком глубоко и быстро влез к врагу, шутка ли, еще вчера ползал по лесам с партизанами, взрывал эшелоны, заманивал в ловушки егерей, а сегодня тебя хлопал по плечу сам фюрер.
– Есть одна задумка, Коля, – резко оборвал я шутливый разговор, – я осторожно зондировал почву для одного дельца, а тут эта командировка, мать ее.
– Вот! – воскликнул Кузнецов. – Так и думал, что есть что-то такое, из-за чего все так закрутилось. Рассказывай, куда ты влез, может, именно поэтому тебя и хотят устранить из школы?
– Как-то не думал об этом, но, думаю, вряд ли, – засомневался я в своих силах. – После встречи с Гитлером у меня возникла идея попытаться продвинуться дальше.
– В каком смысле? – не понял Николай.
– В прямом. В Берлине ведь тоже есть школа абвера…
– Сдурел? Тебя же обучали в Германии, а если…
– Уже навел справки, не бойся, я был очень деликатен и осторожен. Так вот, школа, в которой обучался агент Осипчук, ликвидирована. Инструкторы давно на фронте, кто выжил, конечно, это я знаю точно. Архив, конечно, есть, более того, он как раз в Берлине, но, думаю, никому там не будет дела до какого-то унтер-офицера. Тем более мальчишки.
– Вообще-то, это очень подозрительно, зря ты так надеешься на авось. Немцы очень умны, а уж в гестапо…
– Я не собираюсь там по улицам околачиваться, меня интересует Адольф.
– Ты точно не в себе, что ты придумал?
– Хочу войти в его окружение, – серьезно заметил я.
– Дохлый номер, туда не пробиться.
– Это сейчас, – загадочно произнес я, – а вот когда бои будут идти на подступах к Берлину…
– Юра, да когда это еще будет!
– Раньше, чем ты думаешь, – вновь хитро ответил я. – Ты же понимаешь, что войска сейчас встанут, они уже кое-где переходят к обороне, так?
– И что?
– Наши будут копить силы, а немцы закапываться в землю и бетон. Впереди серьезное сражение, по результатам которого, как мне кажется, мы не только освободим нашу землю, но и здорово продвинемся в Европе. Начнется хаос, вот этим я и хочу воспользоваться.
– Ну, я не знаю, что тебе на это сказать, сам знаешь, что сведений о том, что происходит в наших штабах, у нас нет, – развел руками и выделил слово «наших» Кузнецов. Точно, мы о враге знаем больше, чем о своих, но это естественно.
Путь в тыл Красной армии получился интересным. Я сумел переубедить начальство изменить план внедрения. Меня, как и всех ранее, предполагалось забросить в тыл самолетом, а я настоял, что смогу легче и незаметнее сделать это по земле. Так и сказал, что больше падать с неба я не хочу. Зачем? Спокойно доберусь до линии фронта, а там лесами дойду туда, куда нужно. Благо лесов в Белоруссии хватает.
Линия фронта в сорок четвертом это не то же, что в сорок первом. И наши, и немцы окапываются, как в последний раз. Вдоль железной дороги на Лиду, не углубляясь далеко в лес, я спокойно двигался к цели. Одет как обычный деревенский парнишка, оружия нет, даже ножа, при себе только краюха хлеба и все. Слабое место в моей маскировке – мое тело, слишком много отметок на нем, а это лишние вопросы у человека, который захочет меня допросить. Немцы предлагали сделать мне татуировку, как у лагерников, но я отказался, не похож я на них, раскроют враз, я же там не был, не считая свой плен в сорок первом году. Вот и косил под простого перебежчика из приграничного района. Немцы местами оставляли деревни, перегруппировываясь, вот якобы улучил момент и свалил на восток.
Железка охранялась серьезно, если немецкие опорные пункты я прошел легко, все же на местах люди были предупреждены и, при назывании пароля, мне дали возможность преодолеть минные поля, то вот с противоположной стороны все было строже и сложнее.
На пузе, по высокой траве я медленно полз вдоль железнодорожной насыпи до тех пор, пока меня не «поймали».
– А ну, вставай! Кто такой? – окрик застал меня врасплох, каждый секрет разве обнаружишь? Но голос того, кто окрикнул, звучал спокойно и тревоги у меня не было.
– Юрко я, Осипчук, – тихо произнес я и провел ладонью под носом, будто вытирая сопли. Лицо грязное от пыли, волосы вообще как проволока, хорош, наверное, гусь. Это я о себе.
– Ты чего же это, Юрко, по минам ползаешь? И откуда ты вообще? – молодой парнишка, лет двадцати, смотрел на меня чуть настороженно, но винтовку не поднимал.
– Да из Климовичей я, немцы там уезжать начали, я и дал деру.
– А где такие – Климовичи?
– Там, – я махнул рукой на запад, себе за спину.
– Пойдем-ка со мной, отведу тебя к командиру, пусть он с тобой занимается, мне некогда! – О, какой занятой и важный, аж улыбнуться захотелось.
К командиру стрелковой роты лейтенанту Васильеву меня доставили через пять минут. Тот сидел в маленькой темной землянке и пил чай. Солдат, что привел меня к нему, доложил, пересказал мои слова и вышел, а лейтенант нехотя поднял голову и уперся в меня взглядом. Короткий ежик волос был короче щетины на лице, даже удивил такой внешний вид, не успевает побриться? Пока я пробирался, вроде особой интенсивности боев здесь не слышал. Взгляд лейтенанта был колючим и усталым, лицо осунулось, да, серьезно им тут достается, уже забыл, наверное, когда и спал поди нормально. Выглядит явно старше, чем на самом деле.
– Значит, от фрицев сбежал?
– Немного не так, товарищ лейтенант, это я солдату так сказал, чтобы быстрее отвел к командиру.
– И что ты так быстро хотел мне сказать? – он выделил слово «мне».
– Извините, товарищ лейтенант, но не вам. Сообщите, пожалуйста, в СМЕРШ, что к вам вышел мальчик по фамилии Осипчук. Дальше, я думаю, вам все и объяснят.
