Трупы обоих солдат они подтянули к поваленному дереву, на котором сидел Назаров до нападения. Лица обоих прикрыли их же фуражками, которые нашли в траве, а потом навалили сверху сухих веток.
— Назад, в роту, будем возвращаться. Туда ближе. Доложимся о случившемся и вернемся за парнями, — объявил раненому свое решение Назаров, а пленному показал направление будущего движения рукой.
— Связывать его будем?
— Ему сейчас от нас на шаг отходить страшно. Пусть так идет…
Из сна его вырвал голос Матроса, который трусил его за плечо. — Дед Ахрип, вставай.
— Матрос, какой же ты гад! Мы сейчас такого топтуна завалили, — потягиваясь, высказывал помощнику, Ахрип.
— Ага, завалили! А что же ты так орал во сне?
— Опять приснилось, как в Улей провалился, и первая тварь напала. Часто снится этот случай стал. Что там стряслось?
— Стреляли там, — Матрос указал направление. — Было три выстрела. А еще, с наблюдательного прибежал дозорный.
Посыльный, с поста наблюдения на холме, дожидался в трех шагах, за спиной Матроса.
— Давай, выкладывай, что и где видно. С этим же прислали? Или что-то другое?
— Фил осмотрел округу. Тварей не видно. Больших населенных пунктов нет. Кластеры средней величины. Из жилья, только несколько дачных участков в двух направлениях. Есть река и церковь.
Глаза Ахрипа блеснули заинтересованностью: — А где церковь, говоришь?
Посыльный указал направление: — С километр будет. Большая, красивая. Купол золотой, на солнце блестит. Она нам сразу в глаза бросилась.
Был у Ахрипа один «пунктик». Он всегда, если встречал на кластере христианский храм, старался в него попасть.
Он не был набожным. Помнил и временами повторял молитвы, заученные еще в детстве. И, иногда, задавался вопросом о существовании Бога. Его, долго выживающего в этом страшном и жестоком мире, порой посещали мысли о том, что такое мог придумать и создать только разум безумного маньяка, но никак не Господь. Это были эмоциональные мысли, как правило, вызванные потерей близких ему людей, при чем, довольно жестокими способами, на которые так щедр был Стикс. Последний раз был церкви он был более трех лет назад, когда исчез в черной земле кластер с простым сельским храмом, который располагался на крутом обрыве, над рекой, что опоясывала с трех сторон село, с странным названием «Ореховый звон». С тех пор ни разу не получалось.
Ахрип любил стоять в центре храмов и внимательно рассматривать внутреннее убранство, иконы, алтарь, росписи сводов. И думать. Храмы располагают к этому. А заброшенные в Улей, особенно. Тут нет толкотни, присущей на церковные праздники, когда идут не истинно верующие, пришедшие на церковную службу, а так, для «галочки» или по традиции. Нет нищих и цыган, просящих милостыню на входе и выходе, с таким видом, что ты им обязан подавать, как зарплату. Нет бабушек, которые норовят уколоть незнание церковных порядков и традиций. Нет смысла посещать церкви сталкерам и рейдерам из этого мира, ибо ничего ценного для материального мира, здесь добыть было нельзя, за исключением, разве что, вкусного церковного вина.
— Матрос, я схожу туда сам. Воробей тут за старшего.
— Как ты сам попрешься? Место новое, еще не разведанное толком.
— Не спорь. Живца лучше «забадяжь».
— Учи — ученого. «Забадяяяжь», — перекривил шефа Матрос. — А то я сам не знаю, что живец надо заранее готовить. Уже и флягу тебе заполнил, и баклажку литровую в ранец твой забросил.
В голосе Матроса чувствовалась обида, что его не берет с собой.
— Побудь тут, Матрос. Я на пару часиков схожу. Осмотрюсь там. А ты ж примчишься, если что случится.
К ним подошел и Воробей с докладом. — Я от того холма пятерку послал по прямой и две тройки бойцов вправо и влево вдоль черноты. Дальность определил в два часа пути, а потом возвращаться.
— К церкви посылал?
— Нет. Людей маловато. Группа, что вправо пошла, на обратном пути туда крюк сделать должна.
— Ладно, я сам туда пробегусь, Матрос в курсе, а ты тут за старшего. Жратву для разведки приготовьте.
И, пресекая нервным жестом руки возможные возражения Воробья против его одиночного похода, забросив за спину ранец и подхватив карабин, направился на холм к наблюдателям. «Тоже мне, няньки, нашлись», — улыбаясь, думал он на ходу, понимая, что если они вышли на просторы Настоящего Стикса, то у ребят может появиться мандраж, перед возможной встречей с совсем другими опасностями этого мира.
На дощатом щите, рядом с дорожкой, ведущей к главному входу в церковь, висело, прикрепленное блестящими канцелярскими кнопками, объявление: «Братья и сестры! В виду болезни настоятеля Свято-Покровского собора от. Григория, службы проводится не будут до 24 июня. Храни Вас господь».
«Уже хорошо. Надеюсь, что настоятель не при храме лечился и сюда его не перенесло». Перспектива убийства переродившегося в монстра священнослужителя, после прочитанного объявления, была маловероятна.
Еще раз осмотрев местность, Ахрип решил, что с центрального входа его там никто не ждет. Маячить на высоком крыльце собора, на виду у возможных наблюдателей, не хотелось и, пригибаясь за подстриженным кустарником, тянувшимся вдоль всех парковых дорожек, он направился к тыльной стороне здания.
Боковая дверь, была замкнута на навесной замок, который, судя по его размеру, выполнял больше контрольную, чем охранную, функции. Замок Ахрип сорвал играючи, спасибо Улью за силушку, просто обхватив его корпус ладонью, просунув средний палец под дужку и дернув вниз.
Глава 47. Римма.
16.00
Как она могла оступиться, Римма не понимала. Они шли вдоль обрывистого берега реки, растянувшись цепочкой. Она шла четвертой, время от времени, как и все, оглядывая местность слева и прозевала эту маленькую, прикрытую травой, промоину, в которую соскользнула правая нога. Хруст ломаемой кости, вскрик боли и темнота, вызванная шоком беспамятства.
— Римма Александровна, Римма Александровна, очнитесь, — в лицо ей брызгали водой, и она увидела, что над ней склонились лица девушек и парней. Лица у всех были испуганные и они время от времени, поглядывали в сторону ее ноги, которую жгла сильнейшая боль.
— Что со мной? Что с ногой, ребята?
— Вы упали с обрыва вниз, когда нога в щель попала, — ответил ей Швед.
— А ну, расступитесь, — к ней пробирался Талин. Мельком глянув на ее лицо, он присел на корточках возле ног, где Лена Беловская, с бледным как мел лицом, обхватив пальцами обеих рук голень, зажимала кровоточащую рану, скрытую штаниной брюк.
Иван, убрав руки Лены, ножом разрезал штанину от колена. От увиденного девчата отвернулись, а парни скривили лица. Из кожи торчал острый край кости и из получившейся раны вытекала темная кровь, а нижняя треть голени была вывернута под углом к верхней части.
— Что там, Иван? — Римма пыталась посмотреть на свою ногу, но сил хватало, только приподнять голову. — Боль жуткая, все печет внизу.
— Явный открытый перелом, — проговорил Талин. — У кого аптечки были, тащите мне жгут и бинт.
Герыч и Вера начали раскрывать свои рюкзаки.
— Так, нечего тут толпиться! Швед, что за хрень? Опять толпа и нет наблюдателей! А ну, марш все на верх.
— Там Рыжий с Ирой остались наблюдать, — ответил Гена и махнув всем рукой, начал подниматься по глинистому обрыву, хватаясь за корни.
— Ты меня тут бросишь? Как Лену хотел бросить, чтобы тварей задержать? — тихим голосом спросила Римма, когда они остались вдвоем. — Ааааай.
— Потерпи немного, — игнорируя ее вопрос, Иван наложил медицинский жгут выше перелома. — Сейчас перевяжу и остановлю кровь.
— Ты ж девочка взрослая и сама понимаешь, что нести тебя и некому, и не на чем, да и некуда, ведь докторов тут пока мы не встречали. Так что, помог — чем смог.
Талин выпрямился и начал собирать брошенные им рюкзак и автомат.
— Не бросай меня так, пожалуйста! — она с мольбой смотрела ему в глаза и увидела в них лишь равнодушие. — Они же меня живьем жрать будут! Добей, прошу тебя!
