Алексей помолчал секунд пять, а потом решился:
— Слушай, Михалыч. Могу я тебя попросить об одной… нет, не услуге, а скорее… даже не знаю, как объяснить…
— А ты по-простому.
Лунёв выпил, наконец, свою рюмку и, закусив вторым огурцом, уставился на Алексея.
— Как думаешь, так и говори. Тогда и понять легче.
— Как думаешь, значит… — Трифонов почесал в затылке. — Ну, хорошо. Скажу. Я в эти выходные в командировку длительную уезжаю. Вот.
— И что? — не понял Лунёв.
— Племянницу не на кого оставить. Она сейчас у меня живёт. Родители… ну, в общем, нет их. Девчонке одиннадцать с хвостиком. Возраст такой, случиться может всё, что угодно, а помочь-присмотреть некому. У меня на даче соседка хорошая, в возрасте. Думал, её попросить, но, вот беда, позавчера её в больницу на скорой увезли. Что-то такое с почками. Наверное, операцию будут делать, так что…
Учёный развёл руками и тяжко вздохнул.
Михалыч всё понял правильно.
— Предлагаешь, чтобы я за ней присмотрел?
— Ну… в-общем, да.
Мастер долго не думал. Ответил сразу:
— Я согласен. Где и когда?
— Что где и когда?
— Когда подъезжать знакомиться и где она будет жить, у тебя или я к себе заберу?
— Завтра после шести сможешь подъехать?
— Смогу. Куда?
— Где моя дача, помнишь?
— Помню, а…
— Где она будет жить?
— Ну, да.
— Вот завтра всё и решим.
— Замётано…
* * *
Уезжая от Михалыча, Трифонов чувствовал себя подлецом.
Проблема, вставшая во весь рост, требовала решения, однако, какое ни примешь, любое оборачивалось предательством. Следовать принципу наименьшего зла — месяца три назад Алексей не мог и подумать об этом, а сегодня он просто не знал, как поступить? Подло и прагматично или по совести, но фатально?
Помнится, в какой-то книге герой утверждал, что, мол, «из всех решений надо выбирать самое доброе». Красиво, конечно, но в жизни всё происходит иначе. Как определить, что добрее? Принести себя в жертву во имя всего человечества и бросить на произвол судьбы доверившегося тебе ребёнка? Или попытаться помочь тем, кто рядом, и плюнуть на то, что случится потом?
Ответов не находилось…
В салоне, помимо рюкзака с арбалетом и стрелами, лежали разборная печка-буржуйка, коробка с тонкими титановыми пластинами «под штамповку», набор буквенных штампов, прибор для «письма» по металлу, напоминающий старинную пишущую машинку и — самое главное — шесть толстых листов из титано-хром-молибденового сплава размерами семьсот на семьсот миллиметров с соединительными элементами.
Это «чудо инженерной мысли» собиралось в куб весом около ста тридцати килограммов. По всем расчётам, будучи установлен на улице, он мог простоять больше ста тысяч лет, практически не подвергаясь коррозии. Внутрь можно было укладывать различные предметы, например, минералы, срезы стволов деревьев, журнал наблюдений, дневник.
Дневник и журнал Трифонов предполагал вести на бумаге, а потом «переписывать» данные на металлические пластины. Способ он опробовал в лаборатории у Михалыча — на каждую сторону куба они нанесли грозные предупреждения «Собственность Российской Федерации. Радиационная, биологическая и химическая опасность. При обнаружении немедленно оповестить компетентные органы».
— Интересная у тебя намечается командировочка, — заметил по этому поводу мастер. — Куда хоть едешь-то?
— Извини, но сказать пока не могу. Поэтому без комментариев, — ответил учёный…
Решение отправиться в «экспедицию» Трифонов принял десятого марта. Конечную точку маршрута он определил неделю назад, после второго эксперимента с флибром.
В международный женский день, когда по миру прокатилась третья волна сдвигов, установленные на даче приборы пищали без перерыва, а обрабатывающие результаты программы буквально захлебывались от поступающих данных. Флибр-регистратор, индикатор радиоизлучений расширенного диапазона, регистратор черенковского излучения — каждый вносил свою лепту в формирующуюся в ноутбуке модель катастрофы.
Гипотеза, к которой пришел Алексей через двое суток, казалась невероятной, однако не верить в неё он не мог. Все результаты указывали на то, о чем раньше он только догадывался. Мощные потоки сверхсветовых частиц строго совпали по направлениям на координаты сдвигов. Там же формировались источники вторичного излучения, причем, размеры аномальных зон определялись не интенсивностью излучения, а его частотой. Это говорило, во-первых, о квантовом характере сдвигов, а во-вторых, об их внешнем наведении.
Подтверждалась главная версия. Сдвиги имели искусственную природу. Удары по Земле наносились извне. Вопрос «Кем?» оставался открытым.
Система уравнений тахионного поля не имела решений в действительных числах.
Ответы нашлись, только когда Трифонов соотнёс мнимую часть с вектором времени и «закрутил» поле в обратную сторону. Теоретические изыскания привели к совершенно парадоксальному выводу. Аномальные зоны — это объекты из прошлого, перенесенные в настоящее «эволюционным образом», путем независимого пространственно-временного развития, а то, что располагалось раньше на этом месте, наборот, уносилось в далёкое прошлое одним мощным рывком, фактически одномоментно, замещая исчезнувшую там структуру.
Расчеты пришлось перепроверять раз пятьсот, набирая статистику по местам, времени и размерам «пятен». Получалось достаточно любопытно. Если теория не обманывала, зоны размером два километра соответствовали провалам в прошлое примерно на 70 тысяч лет. Пять километров — 850–860 тысяч, ледниковый период. А двадцатикилометровые зоны закидывали в историю Земли аж на 65–67 миллионов лет, в мезозойскую эру, прямиком к динозаврам.
От перспективы оказаться в настолько далеком прошлом захватывало дух и дрожали колени. С одной стороны, безумно интересно, с другой, страшно до жути. Алексей попытался представить, какой шок испытали угодившие под первые сдвиги, и понял, что завидовать нечему. Даже имея под рукой дивизию РВСН, атомную электростанцию или базу подлодок с ядерным оружием на борту, выжить в том времени человеку практически невозможно. Построить новую цивилизацию — тем более. В ледниковом периоде «условия жизни» получше, но тоже не сахар. Реальные шансы появлялись лишь в первобытном мире, но без серьезной подготовки вынужденная робинзонада заканчивалась тем же — гибелью попаданца. Голод, холод, болезни, дикие звери, отсутствие привычных вещей, орудий труда, удобств, благ — большинство людей уже успело забыть, как жили и выживали их предки…
Тем не менее, Трифонов знал: единственный способ доказать свою правоту — это пройти весь путь до конца. Как в книжке про хоббита. Туда и обратно. Впрочем, обратно не обязательно. Главное, чтобы оттуда сюда прибыли доказательства — титановый куб с дневником и образцами первобытной природы. Практика, какизвестно, критерий истины. Даже самый маститый, осененный званиями и должностями ретроград от науки бессилен перед успешным экспериментом. Но чтобы провести его с блеском, пробелы в теории требовалось заполнить качественными и достоверными данными. А ещё — выяснить, как спровоцировать новые сдвиги там, где необходимо, в нужное время и в нужном месте…
* * *
Первую «провокацию» Трифонов решил провести четырнадцатого марта, в четверг. Мог бы и раньше, но три дня ушло на совершенствование конструкции флибр-генератора — так Алексей назвал спецприбор, во многом повторяющий тот, который испытывали в ЦИАНТе двадцатого декабря и из-за которого испытательный полигон, институт и прилегающая территория провалились в «ледниковый период».
Согласно разработанной Трифоновым теории, прибор индуцировал высокочастотные колебания пространства-времени, или, по принятой учёным терминологии, «мерцающий сброс». В качестве резонатора выступала порция флибра — небольшой цилиндрик длиной сто пятьдесят пять и диаметром шестьдесят два миллиметра. Образец практически идеально «вписывался» в обрезок бесшовной трубы «семьдесят шесть на семь». К торцу через специальный кондуктор с газоотводом крепилась вторая труба — «тридцать два на шесть». В неё Алексей запрессовал ружейный патрон двенадцатого калибра, только без дроби, с пыжом-обтюратором и увеличенной навеской пороха. Капсюль пробивался пружинным ударником по сигналу электрореле. Оно же включало электроразрядное устройство, сооруженное из обычного электрошокера и установленное на трубу с флибром.
