У меня подкосились ноги и я упал на траву. Даже стал зло лупить кулаками по газону. За что? За что это всё мне? Господи, как же мне хреново. Сам не знаю почему, я с трудом поднялся на ноги и поплёлся к воротам, по пути толкая и своих и чужих игроков. Подошёл к левой стойке, обнял её, словно любимое деревце. Что же вы родные вредничаете? Дайте мячику влететь в ваши ворота. И непроизвольно начал тихо петь русскую народную песню:
— Во поле береза стояла
Во поле кудрявая стояла
Люли люли стояла
Люли люли стояла
Некому березу заломати
Некому кудряву заломати
Люли люли заломати
Люли люли заломати…
И мне стало смешно. Что я вообще творю??? Ударив на прощание ладонью по стойке, я отправился в район одиннадцатиметровой отметки. Последовала подача с углового, я уже приготовился к прыжку, но голкипер всех опередил и выбил мяч в поле.
В следующей атаке я получил мяч в центре поля и начал разгоняться. На скорости обхожу одного, резко смещаюсь влево, обхожу второго. На меня уже несутся двое соперников, но у меня развита такая скорость, что задень меня и я просто упаду. Я несусь в штрафную. Саутгейт, видимо, понимает мои задумки и идёт на вынужденный фол до пределов штрафной. Иначе я уже войду в штрафную и там — либо гол, либо пенальти. Чувствую сильный толчок и слабый удар по ноге. Я кубарем качусь по газону. Свисток судьи. Мои одноклубники налетают на арбитра и требуют назначить пенальти. Однако немец не преклонен и указывает штрафной удар чуть ли не на линии штрафной. Из-за споров Франсиско Руфете и Давид Вилья получают по «горчичнику». Я поднимаюсь на ноги и получаю мяч из рук Андрюхи. Я улыбаюсь и иду исполнять штрафной. Фран попытался, что-то мне сказать, но был остановлен Дюшей. Устанавливаю «круглого» на «точку». Смотрю на табло — идет восемьдесят шестая минута. Английские игроки нервничают. Шварцер руководит «стенкой». В последний момент он просит встать в «стенку» ещё одного игрока.
Для себя я уже решил как буду исполнять штрафной. Раздаётся свисток арбитра. Разбег, подсекаю мяч левой ногой и он летит аккуратно в правую «девятку», по пути слегка чиркает об перекладину. Гол! 1:1. Наконец-то я забил! Мы в игре. Болельщики «Валенсии» поднимают такой ор, что аж закладывает уши. Ещё в добавок на меня налетели радостные одноклубники и обнимая тоже орут.
Больше всего меня ошарашил Санти.
— Ты же ворота расколдовывал, да? Танке, научи меня этому русскому волшебству!
А у меня даже сил смеяться не было. Вот тебе и берёза во поле стояла! Скоро в русские «Гарри Поттеры» запишут.
Англичане разыгрывали мяч с центра поля. А я понимал, что у меня элементарно не хватит сил играть дополнительное время. Ведь я могу свалиться в любую минуту. Перед глазами уже бегали чёрные точки и хотелось только одного — упасть на поле и прижать лоб к прохладной траве. Глаза слезились так, что я практически не видел трибун. Плюс ко всему, меня шатало. В оставшиеся минуты нужно было каким-то чудом забивать ещё один гол и на этом всё — упасть в мягкую постель и уйти в забытье часов так на двенадцать. Может ещё один раз на потеху толпе спеть «Во поле берёза стояла»?
Резервный арбитр показал табло с добавленным временем. Оставалось играть всего три минуты. Меня стало подташнивать, а в это время мои партнёры перехватили мяч и организовывали стремительную атаку по левому флангу. Я же из последних сил понёсся в штрафную соперников. Руфете сделал навес и мяч полетел в мою сторону на высоте одного метра. Я же из последних сил ускоряюсь, пробиваю в прыжке головой и сразу же получаю ногой по правому плечу. Мяч от земли отскакивает в перекладину и опускается за линию ворот. Ну наконец-то, каркас ворот мне помог. Не зря я его обнимал. Шварцер быстро выносит руками мяч из ворот, но немецкий арбитр фиксирует гол. 2:1 А у меня даже сил нет встать. Всё.
Слышу, как кто-то кричит далеко: — Саня, Саня, держись.
Господи, насколько же мне ХРЕНОВО. Совсем хреново. В глазах резко темнеет, будто кто-то выключил свет. Плюс, ощущение, что нахожусь в парилке. Хватаю воздух, но его не хватает. В ушах начинается какой-то свист. Кто-то трогает мой лоб и я, как будто из-под толщи воды, слышу усталый голос Энрике:
— Алекс, ну почему ты мне ничего не сказал перед игрой? Мы бы тебе жаропонижающее укололи. Эй, Алекс. Ну как же так!
А у меня даже сил говорить нет. Все силы закончились на поле. Мне снился сон, где я нахожусь в кругу семьи в каком-то огромном доме. Мы смеёмся и что-то обсуждаем за большим столом. Наконец, я открыл глаза и приподняв тяжёлую голову, посмотрел по сторонам. Странно, но мне было гораздо легче.
Ко мне тут же подбежал Дюха.
— Мы кубок УЕФА взяли!
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Энрике.
— Хорошо. Голова больше не чумная. Попробую встать.
Это что мой голос? А чего такой слабый и медленный? Меня подхватили под руки и страхуя, поставили на пол. Но меня тут же повело в сторону.
— Вы что творите, — раздался голос медика. — Ему лежать надо. Давление только недавно поднял до ста десяти, кладите его обратно.
А я не выдержал, у меня подкосились ноги и меня вырвало чем-то зелёным.
— Ложите его на бок. Алекс, медленно пей через соломинку, вот так.
В это время мне обратно одели на плечо манжетку и приставили ко лбу термометр.
— Сто на шестьдесят, а температура тридцать семь и девять. Может всё-таки в местный медицинский центр?
— Нет. Если вылетим сейчас, то уже через два с половиной часа будем дома. Я достаточно дал жаропонижающих, температура пошла вниз. Главное, что давление поднялось. Я его ещё и в самолёте прокапаю.
Сейчас будем понемножку его поить всю дорогу, чтобы жидкость восполнил. Так давайте его прямо в форме на носилки, сейчас одеяла принесу.
— Ну и напугал ты нас, Танке!
— Хмм, — промычал я.
— Ещё как напугал! — послышался голос Дюхи. — Мне Оля трезвонит, говорит, что твой мобильник выключен. Лучше бы не включал — твой агент, Бородюк, Чернышов, посольство, Рязань, Дубай, Камила, Пригожин, мэр города… да что говорить, даже из Администрации Президента звонили. И всем расскажи, что ты без сознания, температура почти сорок, давление упало, тахикардия. И как мы эту пожилую женщину тянули вместе с тобой. Кстати, твой арабский друг организовал для нас частный самолёт. Я лечу с тобой. Оставишь тебя одного, а ты ещё влезешь в какие-нибудь неприятности. Даже в таком состоянии! Как я потом Оле в глаза смотреть буду? А Людмиле Геннадьевне? Димычу? Уже без двадцати три ночи. Наши час назад уехали с кубком в отель, там будут продолжать праздновать. А я наконец пива выпил и булочкой с кремом закусил. Там орешки ещё, изюм. Вкусно. Я такую ещё не пробовал.
Дюха, когда напуган, всегда трещит, как заведённый. Я попытался поднять голову.
— Погоди, Сань, я тебе сейчас подушку дам.
— Нельзя ему подушку Андрэ, пусть на ровном полежит, пока давление не нарастит. А одеяло скрути в валик и под ноги ему подложи. Так ребята, минивэн уже припарковался. Ничего не забыли? Тогда подымаем его, а вот так колёса выдвигаем и повезли.
Только меня вывезли на улицу (причём я так и не понял — вперёд ногами, или нет), как одновременно раздались сотни голосов на испанском:
— Танке! Что с Танке? Покажите нам Танке! — выкрикивали болельщики.
Я был приятно удивлён. Это что получается? Они специально остались после игры, чтобы меня отблагодарить за победу? Хотелось помахать рукой, но даже сил пошевелить пальцем не было. Видно пошёл откат. Хорошо хоть улыбнулся.
Врач подошёл к болельщикам и объяснил, что меня везут на частном самолёте домой. А я в этот момент обратно отрубился. Снилась какая-то ерунда — парилка, мутная вода, берёзовые веники в кадушках. Пришёл в себя уже в аэропорту Валенсии, когда меня грузили в неотложку и рядом со мной сидела Лена. Я даже на минуту подумал, что мы только Турцию отыграли, а потом опять отключился.
Я лежал в постели пластом четыре дня. Сразу после прилёта в аэропорт, где меня встречала армия болельщиков, меня отвезли на обследование в медицинский центр. Через несколько часов поставили диагноз аденовирусная инфекция и бактериальный синусит. Больше всего их беспокоила жидкость в придаточных пазухах. Клубный врач раз в день приезжал ко мне домой. Мерил давление, температуру, делал промывание носовых пазух и ставил капельницу с антибиотиком.
