сохранив войска”, не успел. Не обращая внимания на мои попытки отдать приказ, Фредерик, с подозрительно довольной рожей, продолжил, показывая на лагерь.
— Как люди понимающие, увидев нас и зная, что им не устоять перед такой ордой латной конницы, наши враги бросили лагерь и побежали. Останься они в нем, они бы обнаружили, что у нас всего пятьдесят латников, у остальных редко заметишь даже шлем! Они легко смогли бы отбиться, если бы приняли бой на повозках. Но они попытались убежать. И они смогли бы убежать, ведь мои парни тоже люди опытные и остались тут, грабить обоз! А вот поднятые нами караэнцы, бросились в погоню!
Нычка захохотал. Фредерик улыбался.
— Это, конечно, хорошо, — сказал я, не разделяя их веселье. — Но битву мы проиграли… — “и у них могучий кулак из рыцарей”, хотел продолжить я, но жутко довольный Фредерик снова меня перебил.
— С этим трудно спорить. Вот только об этом забыли сказать ополчению Караэна!
— Какому ополчению? — не понял я. — Половина легла на поле у канала, наемники, похоже и вовсе перешли на сторону врага…
— Тому, которое вышло из ворот вслед за вами. Они не так организованы и сильно отстали. Зато их набралось несколько тысяч! А когда им навстречу попались несколько сотен ублюдков, грабящих и убивающих мирные деревни, они пошли в атаку!
— Я разослал разведчиков. И разведчики клянутся, что горожане ломят, гоня перед собой банды. Северные рыцари пытаются их остановить, но их слишком мало и они растеряны! — подтвердил Нычка. — А на поле у канала стоит хирд Долгобородов, не давая им бежать через брод!
— Какой хирд? — удивился я.
— У них на сигнуме красный кувшин, серебряный молот и черная телега, — ответил Нычка.
Сталелитейный котел, кузнечный молот и вагонетка.
— Инсубры, — сказал я. — Этот клан обещал прийти на помощь Караэну в трудный час. Это было больше ста лет назад.
— Что же, они сдержали слово. Только долгобородов на вид не меньше шести сотен. И я бы не стал атаковать такой хирд, меньше чем с двумя сотнями рыцарей и тысячью всадников. Они у ваших врагов, как пробка в заднице! — сказал Фредерик повернувшись ко мне. Он не переставал улыбаться этой своей улыбкой, которая превращала его лицо с жабьими губами и с постоянным выражением презрения ко всему миру, в лицо обаятельного весельчака. Возможно, когда он улыбался, просто спадала его маска, которую он обязан был носить как капо наемников. Фредерик от души хлопнул меня по плечу. Получилось громко — его латная рукавица лязгнула по моей броне.
— Поздравляю, сеньор Магн, вы победили в своей первой битве. И я думаю, для вашего врага это сокрушительный разгром!
И оба наемника расхохотались.
Я снова чувствовал себя скованным невидимыми золотыми цепями. И в этот раз они были куда тяжелее.
Идиотская ситуация, на самом деле. С одной стороны, я вроде как утвердился в роли полновластного правителя города. С другой — я мог повелевать почти всем, кроме самого себя. Вот например сейчас — я присутствовал на казни, пропустить которую никак нельзя. А то получится как-то невежливо — мне и лучшие места приготовили, и стул пафосный где-то надыбали, с кусками полированного камня в высокой спинке. Порфир это такой камень цвета запекшейся крови с золотыми искрами внутри. Порфировое сиденье было у самого Регента, только цельное.
Порфир был очень твердый, поэтому сидеть на нем то еще удовольствие. Я остро мечтал о подушечке. Этот кровавый камень был настолько твердый, что его не брали никакие инструменты. И даже в Древней Империи он ценился как императорский камень. Увы, сейчас его обрабатывать не умели, и потому он ценился даже выше. Поэтому выложить стул обломками от барельефа, и усесться на нем, терпя боль от впившихся в задницу камней — всем казалось хорошей идеей. На чью я вообще пытку пришел, пока началось, страдал больше всех. И приходилось делать это, величественно улыбаясь. Вокруг куча гостей, тысячи свидетелей. Я в центре. Пока не приведут на казнь жертву, все смотрят на меня. Я проникся и терпел. Потому как уйти вот прям сразу не мог — собрался весь город. Ведь казнили ни кого-то там, а уважаемого человека. Сдиранием кожи. Такое, может, раз в жизни бывает. Пропустить нельзя.
На мой вкус, не самое лучшее зрелище. Я бы лучше смешнявки посмотрел. Но местным было реально интересно — казнь происходила у Военных Ворот, и простого народу, кроме уважаемых людей на трибунах оставшихся еще со свадьбы, собралась огромная толпа. Все стены были заняты. Вот бы горожане так к штурму готовились.
Казнили мы того самого хитреца, ответственного за стены. Да, которого я отправил в тюрьму. И благополучно о нем забыл.
После нашествия армии Гонората выяснилось, что среди убитых его наемниками полно довольно состоятельных людей. Дело в том, что в Караэне часто было неспокойно из-за внутренних разборок. Но обычно резались семейные кланы. И в эту поножовщину люди со стороны вступали чаще по своему выбору. Убьешь непричастного — и у врагов появятся союзники. Жаждущие отмщения родственники. Правда, оставив имущество без присмотра,было рискованно. Могли и обнести дом и даже выкопать многолетние виноградные лозы или фруктовые деревья — прецеденты случались. И ищи потом виноватых. Да и то, это только в периоды когда какая нибудь вялотекущая вендетта переходила в горячую фазу и по контадо носились отряды в пару десятков человек и вообще был полный бардак.
Караэн больше сотни лет не переживал нашествия извне. И люди забыли, что такое настоящая война. И они остались “охранять” свои дома. Не все, но некоторые. Поохраняли, что сказать. Нет, отчасти эти изнурительные стычки, может во много и подкосили боевой дух армии вторжения — все же каждый богатый дом приходилось брать с боем. Но я в этом сомневаюсь — скорее от постоянного сопротивления наемники Гонората просто озверели.
После смерти богачей, которых вырезали часто с семьями — к такому караэнцы тоже были не готовы, все же убивать детей и особенно женщин, тут было неприлично — остались серьезные имущественные споры. Поскольку очень многие договоры заключались на словах, выяснилось, что бухгалтерия моего отца просто образец ясности и упорядоченности. Быстро поняв, что копаться в том, кому принадлежит персиковая роща и кто, кому и сколько должен
