Первые полчаса транспортник шёл ровно. Почувствовать, что он ускоряется, было нельзя, благо в десантный отсек были выведены мониторы, на которых указывалась текущее скорость и ускорение, а также картинка с внешних камер. Впрочем, последней лучше бы не было — очень уж напряглись бравые десантники, когда на экранах появились тучи мошкары. Мошкарой они казались на маленьких экранах, а на деле это были те самые истребители, которые отчаянно пытались уничтожить нападающих. И ещё очень много вспышек. Герман понимал, что большая часть этих вспышек — это результат работы мин производства Максима, но выглядело всё равно страшно. Солдаты вовсе начали жаться друг к другу, как испуганные утята.
Дальше было только страшнее, потому что транспортник добрался-таки до зоны активных боевых действий. Вспышек стало гораздо больше, перед камерами то и дело проносились вражеские истребители. Причём близко! Стало очень не хватать ширины обзора. Промелькнёт чужак и исчезнет, а что с ним случилось дальше — неясно. Может он сейчас безнаказанно расстреливает корму, за которой прячутся мягкие беззащитные люди.
Лежнев на это внимания не обращал, он всё пытался найти взглядом Кусто, хотя понимал, что это совершенно невозможно. Точнее, очень может быть, что тихоход на экране появлялся, но был ли это Кусто, или ещё кто-нибудь, понять было нельзя. Тем более, транспортник и сам начал активно маневрировать, да так резко, что системы не могли полностью компенсировать ускорение. Пока терпимо — личный состав надёжно закреплён в специальных креслах. Не слияние, конечно, но тоже очень приличная защита. Кажется, пилот пытался оставить между собой и основной массой врагов десантного ликса, в паре с которым шёл. Неизвестно, правда, насколько успешно. Судя по тому, что экраны внешнего обзора один за другим начали гаснуть — не очень. С другой стороны, пробоин пока не наблюдалось, да и корабль продолжал маневрировать всё так же бодро, так что никаких к пилоту претензий у Лежнева не было.
Десантникам же, наоборот, стало совсем жутко. Настолько, что кто-то даже решился обратиться к командиру:
— Командир, разрешите обратиться? Скажите, почему вы так спокойны? Нас же вот-вот убьют, и мы не выполним свою задачу.
— Ну, во-первых, я как-то уже устал бояться, — честно признался Герман. — Столько раз приходилось готовиться к смерти, что уже и не страшно. А во-вторых, в этом нет никакого смысла. От нас что-то зависит, солдат? Нет. Ну, так и о чём беспокоиться? Беспокоиться нужно, когда ты можешь что-то сделать, и боишься облажаться, а сейчас это только напрасная трата сил и нервов.
Вряд ли успокоил, но, по крайней мере, его команда постаралась принять чуть более бравый вид. Застыдились, что ли?
Пару раз их транспортник всё-таки получил попадания. Тут Герман и сам бы, пожалуй, не постеснялся заорать от ужаса, но поздно. Раз уж взялся изображать из себя невозмутимого пофигиста, пришлось и дальше продолжать в том же духе.
— А тебе, смотрю, доводилось сидеть в десантном отсеке, а, землянин? — связался с ним один из двух других командиров. — Больно спокойный.
— Ты знаешь, нет, — ответил Герман. — Вот именно такое — в первый раз. Но вообще, конечно, всяко бывало, так что сейчас вполне терпимо, да.
— Ты ж вроде из руководства — как с нами в одной труповозке оказался?
— Хах, труповозка — это вы так десантный транспорт называете? — рассмеялся Лежнев.
— А как ещё эту коробку называть? Не знаю, как у этих киннаров, а у нас во время десантов основные потери всегда именно от ПВО. Если уж умостил свой зад на поверхность или до какой лоханки добрался — считай, повезло.
— Сурово у вас, — покачал головой Лежнев. — Знаешь, я думаю, у киннаров всё же получше. Защите они внимание уделяют… — в этот момент транспорт получил как раз особенно мощное попадание. Давление внутри начало падать — явно пробоина. — Хотя с другой стороны, опыта войны у них тоже поменьше, чем у вас. Так что тут бабушка надвое сказала.
— Ну, спасибо, успокоил, — хмыкнул собеседник. Между прочим, большая редкость для командиров именно киннарских соединений представители этого вида. Языки им даются с трудом, так что даже удивительно, что нашёлся один, освоивший в сжатые сроки киннарский. Командиром третьей полусотни сидящей в транспортнике вот была василиска. Эти ящерицы, напротив, языки осваивают намного быстрее прочих видов. — Так всё же, какого чёрта ты делаешь здесь, когда мог бы относительно безопасно развлекаться с командованием? Слышал, ты иногда хорошие идеи подаёшь — пользу бы приносил.
— Да какой из меня командир? — фыркнул Лежнев. — Вот Максим — тот да, умеет заставить разумных делать то, что нужно. И, главное, знает, что нужно-то! А я так вообще не военный, на Земле, пока меня не похитила Тиана, программистом был. Командир из меня не очень. Слышал, как меня местные прозвали? Кровавый палач. И это нихрена не комплемент. Они, видишь ли, врагов жалеют. Так что, если вас не предупредили — будьте поосторожнее. Если кому покажется, что ведёте себя слишком жёстко, могут отказаться подчиняться. Мы в прошлый раз, когда штурмовали планетоид, некоторые из ребят пытались, представь себе, договориться с кальмарами. Нет, ну я тоже за мир во всём мире, но соображение-то надо иметь? — Герман сам не заметил, как начал заводиться.
— Мы не будем оказывать неподчинение командиру и жалеть врагов, — вдруг вмешался чей-то голос. Обиженный. Герман бросил взгляд на забрало скафандра и чертыхнулся. Оказывается, медведь Анлы связывался с ним по общему каналу, так что его откровения слушали все присутствующие, может быть, за исключением пилотов. — И кровавым палачом вас называют только гражданские. Солдаты в последнее время в боях не участвовали, но с пилотами мы общались много, так что жалеть кальмаров никто больше не стал бы. По крайней мере, солдат.
— Кхм, ну и хорошо тогда.
Разговор прекратился, потому что трясти начало так, что никакие специализированные кресла не спасали. После особенно сильного удара тряска прекратилась, Герман почувствовал, что падает — гравикомпенсатор помер. Зато медведь Анлы, вдруг быстро подскочил вместе со своим отрядом, и направился к открывшемуся выходу.
— Ого, смотри-ка, долетели. Говорят, ты удачлив, землянин, и судя по тому, что мы живы, это правда. Ну, пусть удача улыбается тебе и дальше. И нам всем заодно!
«Как же всё-таки хреново, что кораблей так сильно не хватает», — думал Герман, чувствуя, как наваливается тяжесть. Теперь, после того, как сдохли компенсаторы, ускорение стало чувствоваться очень сильно. Это значит, что пилоту транспортника приходится осторожничать, не использовать все возможности даже такого корабля в полной мере. «Блин, не знаю, может, зря я из себя стойкого оловянного солдатика изображал? Так визжать хочется…» Но поздно. Остальные десантники, глядя на него, тоже сохраняли спокойствие и теперь, если бы Герман заорал, было бы совсем неловко. Каким чудом пилот смог дотащить корабль до следующего планетоида — непонятно. Лежнев, собственно, почти полностью пропустил эту часть полёта, как и остальные десантники, потому что находился в полуобморочном состоянии — рёбра трещали и грозили вот-вот полопаться, кожа стремилась сползти с лица, а внутренние органы вырваться на свободу. Вторая партия десантников выскочила на обшивку, — Герман затуманенным взглядом успел перехватить клыкастую улыбку василиски, — а пилот упорно бросил корабль дальше. Удивительно, но в этот раз корабль бросало не так сильно. Может, дело было в том, что пилот уже не надеялся долететь? По крайней мере, корабль получил ещё десяток сквозных пробоин от плазменных зарядов и только чудом обитателей десантного отсека не поджарило. Их ещё раз тряхнуло и, наконец, на забрале загорелась вожделенная команда покинуть отсек.
— Эй, товарищ, давай с нами, — предложил Герман, найдя иконку связи с пилотом. Давно нужно было! — Думаю, там тебе будет безопаснее.
— Нельзя, — ответил тоненький женский голос. — По заданию мне необходимо уйти на безопасное расстояние, чтобы потом корабль мог вернуться и подобрать своих десантников.
