Но, может быть, в этом мире все будет иначе? Если Василий Афанасьевич тут поздоровее, то вполне может и подольше прожить — и тогда такого идиотизма не будет. Их школа так и останется нормальной, а не превратится в «филиал казармы», куда будут отправлять лишь самых балбесов? Эх, как бы разузнать еще?
Наконец, последними двумя уроками были традиционно сдвоенные «труды»… Изучали фрезерный станок НГФ-110, что сразу напомнило про недавние события… Там-то, конечно, был не НГФ, а старенький убитый 6Н12 (хотя их фермер давно грозился купить «что-нибудь получше» с какого-нибудь разваливающегося завода), но это сейчас не имело особой разницы. А ведь его ему даже ремонтировать приходилось — как-никак «инженер-механик», начальник рембазы. Так что все, что по механической части, проходило по его «ведомству». Так что когда трудовик спросил, кто что знает про фрезерные станки, он первым поднял руку, спокойно рассказав о конструкции и назначении фрезерных станков, а затем рассказав про технику безопасности и показав органы управления. И, заодно, сказав про то, что у «настоящих» станков есть еще и механизм автоматической подачи…
Хотя последнее к тому станку, что был у них на рембазе, давно уж не относилось из-за убитой в хлам коробки подач. А шестерни на замену взять было негде! Точнее, можно купить — но, как всегда, «нет денег»! Да и, как он узнал в последний день своей прошлой жизни, по электрике там тоже все плохо было… Что, впрочем, Цыгана мало волновало — деньги платят, на его «художества» смотрят сквозь пальцы — значит, можно работать! Даже «левак» для соседей делать можно в свободное время… Впрочем, про это все Михаил, конечно, не рассказывал.
— Молодец, — когда он закончил рассказ про фрезерные станки, произнес трудовик. — Сразу видно, у кого батя фрезеровщик.
Рассказав еще малость теории, трудовик перешел к демонстрации работы на фрезерном станке — установив тиски и обрезок какой-то плиты, начал делать из нее «лесенки» для станочных работ. Потом тем же самым занялись и ученики, так что и Михаилу довелось малость покрутить ручки…
Но вот, наконец, и конец уроков — впереди суббота, а дальше уже и выходные… И, как всегда и было, домой шли компанией сразу в пять пацанов — пятеро «пролетарских», как их звали другие. На улице весна, солнышко, потихоньку тает снег и кажется, что жизнь прекрасна… Петька с чего-то вдруг вспомнил, как в пятом классе «махались» с «агафоновскими», когда Федька Тарасов и его приспешники пытались установить в классе свои порядки… Как раз тоже весной было, тоже под конец третьей четверти… Их, правда тогда, было куда больше, но после восьмого класса большинство «пролетарских» ушли — кто в ПТУ, кто в техникумы.
— Да, были времена, — хмыкнул в ответ Семка. — С тех пор они к нам и не лезли больше…
Большинство из них, живя в одной районе, знали друг друга еще с детства — и с детства же и дружили. И с ними предпочитали не связываться даже самые отпетые школьные хулиганы — знали, что если даже позовут своих дружков, то придется иметь дело не с трусливыми сопляками, а с дружной компанией, кто друг за друга кому угодно глотки порвет. Даже если подкараулят кого по одиночке — завтра уже их будут бить все «пролетарские». Хотя класса до пятого драться доводилось все же достаточно часто — но постепенно оно как-то сошло на нет… «Пролетарские» с «агафоновскими» решили придерживаться «вооруженного нейтралитета».
И все же… Почему Федьки-то Тарасова с Лехой Роговым нет у них в классе? Неужели в этом мире он так и не смог перевестись в 9 класс? Однако спрашивать про это Михаил поостерегся — явно ж что-то из серии того, что тут известно всем…
— Ну че, пацаны, по домам? — когда они добрались до своей «пролетарки», сказал Петька.
— Ага! — согласился Семка.
И вот Михаил уже один топает вдоль трамвайной линии к своему дому… Пару раз мимо проносились старенькие двухосные вагончики 9 маршрута, полупустые в связи с дневным временем, но на них он уже не обращал особого внимания. Давно привычный элемент пейзажа… Можно было, правда, большую часть дороги до школы проехать и на трамвае — но у них, школьников, это было не в привычке. Зачем тратить деньги на проезд, если можно прогуляться пешком? А деньги, если они все же есть, пойдут и на «что-нибудь вкусненькое»…
Глава 2
Дом был все тот же самый, что он помнил по детству. Новенький, выкрашенный зеленой краской с коричневой «окантовкой» окон, дверей и ставень, с четырехскатной крышей из узких железных листов… По местным временам дом батя вместе со старшим братом и с ним самим построили всего три года назад, хотя сейчас для Михаила оно казалось чем-то давным-давно позабытым. А ведь было оно все. И бревна обтесывать помогал, и глиной обмазывал, и оббивал дощечками снаружи… Мамка потом все это добро красила… По сути, весь дом был ими построен — лишь когда делали крышу, к бате на помощь пришли мужики с работы, за что он им впоследствии «поляну накрыл». Вот уж времена были! Когда люди помогали друг друга и не требовали взамен астрономические суммы денег… Просто потому, что «ну как это, своим не помочь?»
Просунув руку под забор в нужном месте, Михаил достал оттуда согнутый из толстой проволоки крюк-ключ и, просунув его в дыры в калитке, отпер засов и зашел внутрь — после чего положил крюк на прежнее место. Дойдя до крыльца, достал из щели над косяком ключ и отпер дверь. Зашел домой, разулся, разделся и повесил куртку на крючок у двери, кинул портфель на полку и пошел осматривать дом…
Как показалось в первый миг, дом был тем самым, что он помнил по детским воспоминаниям… однако уже со второго взгляда бросились в глаза некоторые различия. Во-первых, не было двух печей-голландок, которые клал его дед, еще в деревне бывший хорошим печником и получавший за это неплохие деньги! дед сейчас жил в доме у старшей сестры Михаила, с детьми сидел пока родители работали, но сейчас это имело мало отношения к делу. Самое главное — что одной печи и вовсе е было, а вместо второй, на кухне, была кирпичная труба с пристроенным к ней водогрейным котлом. Вот тебе и раз! В его реальности на котел перешли лишь в 1972 году — вместе с тем разобрав печь в комнате и приспособив кухонную в качестве трубы. Но здесь все было иначе… И, долго не раздумывая, Михаил приступил к растопке котла — благо, что хорошо помнил, как пользоваться такими «раритетами»… Сначала заглянул в расширительный бачок и убедился, что воды достаточно, выгреб остатки золы в ящик, открыл шибер и приступил к растопке. Котел, правда, был не совсем таким, какой был у них когда-то, но это не имело особого значения. Принцип-то в них во всех был один — так что спустя несколько минут он уже весело разгорался, скоро трубам пойдет тепло, что надо будет обязательно проверить, а пока можно было изучить и дом в целом…
В остальном особых различий, впрочем, не было. Те же самые, многие еще довоенные, металлические кровати, шкафы и комоды, сделанные дедом деревянные табуреты, совсем еще новенькие трельяж, пара кресел и прикроватная тумбочка. Та же дровяная плита на кухне и тот же холодильник «Север». А вот телевизор оказался совершенно другим — вместо старенькой «Весны» в комнате стоял совсем незнакомый телевизор со странным названием «Спутник», который при этом выглядел несколько современнее того, что он помнил из своего прошлого. Заинтересовавшись этим вопросом, Михаил быстро разыскал паспорт на телевизор и с удивлением узнал, что он произведен в 1965 году какой-то одноименной саратовской артелью, что вызвало откровенное удивление. «Артели» было каким-то полузабытым воспоминанием из прошлой жизни — когда-то он что-то слышал про существование при Сталине негосударственных организаций, производивший всякий ширпотреб вроде чашек с кастрюлями или пироженных с мороженным, но чтобы там делали телевизоры? Этого он не ожидал совершенно!
Впрочем, самый большой шок ожидал его позже… Когда, притащив из колонки пару ведер воды и растопив плиту, Михаил поставил на нее греться кастрюлю щей и кипятиться чайник и, зайдя в комнату, мельком глянул в зеркало трельяжа…
