была получена за три года до моего рождения, когда из района танка* расселяли старые дома. Вот там, всего лишь в двухкомнатной квартире, жила раньше вся огромная бабушкина семья.
*В Иркутске, как во всяком уважающем себя городе,
есть свой стоящий на постаменте танк.
Вполне действующий, между прочим.
Нет, надо сначала. В сорок один год бабушка потеряла мужа. Поехал сердце проверять в Омск, и на теплоходе умер от приступа стенокардии. К тому времени старший сын, Саша, уже учился в Омском педагогическом, а младшая — моя мама — ещё сидела у бабушки в животе. Следом за мужем, во время вспышки менингита, умер ещё один сын, месяца не прошло.
Тянуть хозяйство без мужика в деревне оказалось очень непросто, и через пару лет баба Рая решила вернуться в город своего детства — в Иркутск. Здесь им выдали квартиру: с одной совсем маленькой комнаткой, в которой поселилась, собственно, бабушка, с небольшой кухней, и с ещё одной просторной комнатой, в которой жили все остальные восемь детей.
А, нет, вру! Старшая дочь, За́ря, вышла замуж, и им с мужем дали отдельное жильё.
Семеро. Туалет на улице (тогда бо́льшая часть Иркутска так жила), вода в колонке, баня по субботам городская.
Вскоре женился и Саша, они с женой ушли на диванчик в кухне. Самое интересное, что друг за другом переженились и остальные — все, кроме двоих младших. И все привели супругов под бабушкино крыло. Детей успели завести, некоторые и двоих! И бабушка сидела во дворе с колясками. Удивительно, но все они это время до последнего вспоминали как самое счастливое в жизни! Очень дружно жили. И весело.
Потом началось расселение, семейным давали отдельные квартиры, а бабушке, маме и Наи́лю (это последний неженатый сын остался) — вот эту распашонку. А, не сказала же я: у нас трёхкомнатная малометражка: проходной зал с древним бабушкиным диваном, наша с мамой, девять квадратов, и Наилькина — совсем крохотусечная, шесть, наверное.
Наиль почти всё время на вахте — бурит по северам, воду ищет. В комнате у него практически пусто: диван да стул. Все его вещи умещаются в половинку встроенного между комнатами шкафа, типа шеститумбового, у которого три секции на одну спальню и три на другую.
Из прочих замечательных предметов были у Наиля радионаушники — купил себе радио слушать, чтоб, значицца, другим не мешать. Наушники имели провод для подключения к радиоточке, и такая радиоточка в его комнате была — вторая на квартиру, после кухни. Наушники выглядели шикарно (ну, мне так казалось) и были предметом, выбивающимся за рамки моей детской обыденности.
Очень мне хотелось ими попользоваться, послушать — как оно там говорит? Но Наиль новой вещью сильно дорожил и переживал, как бы я чего не поломала. Лучше б дал послушать, честное слово. Кончилось всё довольно драматически. Я не смогла преодолеть себя, дождалась, пока все уйдут в кухню, пошла к Наилю в комнату и надела на голову заветный предмет. Почувствовала я себя, конечно, минимум королевой, а максимум — космонавтом. Но наушники молчали. А за дверью комнаты была розетка.
Были. Две.
Я подошла и рассудила логически. Правая показалась мне страшной, она слишком выступала из стены и даже была слегка замазана извёсткой — ну разве может такая красота как радионаушники стыковаться с такой неприятной вещью? Ну, не-е-ет. Зато левая — аккуратненькая, плосконькая, заглаженная — самое то!
Дальше я помню боль в ушах и свой крик. И как влетевшая в комнату мама срывает с меня эти наушники и швыряет их в стену. И орёт что-то про «пожалел» и «чуть ребёнка не угробил». Заметьте, опять. Все с завидной регулярностью стремятся меня угробить. Ладно-ладно, это чёрный юмор такой.
Наушникам, кстати, ничего не было. Зря все боялись, что я чё-нить погну, хе-хе.
Мне тоже ничего особо не было, кроме прокачки скилла самосохранения и обострившегося чувства юмора. А вот у мамы, наверное, первые седые волосы появились.
Ой, что-то унесло меня в воспоминания. Давайте про квартиру.
Хрущёвка у нас была самая обыкновенная, без выпендрёсов. Комнаты побеленные — именно известью, которую покупали страшными комками, долго гасили, процеживали сквозь марли и ещё что-то. Потолки всегда были чисто белые, стены — подкрашенные колерами (чаще всего самыми простецкими, типа синьки или зелёнки). Белили часто, по три раза в год: к новому году, к первому мая и к первому сентября. Зачем такая частота — я, честно говоря, никак не понимаю. Принято так было. Прилично. В коридоре, туалете, ванной и кухне до половины стены́ снизу покрашено светлой голубой краской, выше — тоже побелено.
Полы в комнатах крашеные деревянные, в коридоре и кухне — поверх досок закрытые квадратной нарезкой из какого-то материала типа линолеума, но однотонного: голубого, бежевого и зелёного. Сторона каждого квадрата сантиметров тридцать. Потом такого не будет, начнут просто линолеум стелить. В туалете и ванной на полу мелкая керамическая плитка, терракотовая, без глазури.
Под потолком везде — просто лампочки, до люстр пока не дожили. Двери в комнаты представляли из себя подобие большой рамы со вставленным зернистым стеклом. В кухню — стеклянной была только верхняя половина, нижняя — фанерка. А в ванную и туалет — простые реечные рамки, оббитые тоненьким ДВП. Что ДВП, это я точно знаю, потому что однажды Ирка (у себя в квартире, но разницы нет — дом-то один) повисла на вешалке-палочке для полотенец. Ну, как на турнике. Да ещё ногами в дверь упёрлась, изображала чего-то. Ну и благополучно выдрала вешалку с мясом. Ой, мама их, тёть Валя, ругала-а-ась…
У бабушки в зале кроме её дивана стоял старенький чёрно-белый телевизор на хлипком столике, сервант (из нижней широкой тройной тумбы и верхней части поуже, со сдвижной стеклянной «витриной» для парадной посуды) и большой обеденный стол с двойной крышкой, которую можно было раздвинуть и в серединку вставить ещё одну секцию. Этот стол мы периодически таскали в четвёртый подъезд, где жил ещё один мамин брат, Рашид, с женой Валей и детьми Рашидкой, Танькой и Иркой. Когда вся родня собиралась на день рождения, одного стола никогда не хватало. И посуду к ним таскали по той же причине. Стулья собирали по соседям — вот со стульями у нас был напряг, пока дядь Рашид не завёл несколько специальных досок. Укладываешь такую доску на пару табуретов — и ловко получаешь временные лавки.
Ещё у бабушки был ковёр, небольшой, полтора на два метра, с очень простым геометрическим узором,
