Зато ковбой, который цеплялся ко мне, поспешил незаметно уйти, и это меня полностью устраивало. Снова играло фортепиано, люди шумно обсуждали мои умения, теперь салун казался в разы уютнее и дружелюбнее, чем прежде. Стоило всего лишь пальнуть шесть раз.
После того, как я покончил с ужином, Хейли подошёл и крепко пожал мне руку, а затем уселся напротив.
— Отличная стрельба, мистер Шульц, первоклассная! — воскликнул он, и я понял, что забыл отдать ему револьвер.
— Ваш револьвер, мистер Хейли, — я протянул ему кольт обратно, рукояткой вперёд, игнорируя похвалы и славословия.
— Должен признать, вы обращаетесь с ним куда ловчее меня, — сказал Хейли. — Оставьте себе, я пока обойдусь дерринджером.
— Я не могу принять такой подарок, — сказал я.
— Подарок? Ха! Да я заработал на вашей стрельбе в три раза больше, чем этот револьвер стоит, — рассмеялся мистер Хейли.
— Ну, если так, то другое дело, — признал я. — Мне он очень пригодится.
— Я так и подумал, мистер Шульц, тем более, с вашей работой, — сказал Хейли.
— У меня пока нет работы, я её ищу, — сказал я.
— Да? Я думал, вы охотитесь за наградой, я видел, как вы сняли плакат со стены, — удивился Хейли. — Полагаю, вам такое занятие отлично бы подошло.
Да, пожалуй. Охотиться за головами это всё, что мне остаётся, если я не хочу сидеть на паперти и просить милостыню. Вот только, наверное, стоит начать с чего-нибудь попроще. Банда Мартинеса мне пока не по зубам, это я отлично понимал. Да и искать их в пустыне уже бесполезно. Возвращаться в пустыню вообще не хотелось.
Охотников за головами побаивались и не слишком-то любили. Тем более, что многие из таких вольных стрелков часто сами вскоре оказывались по ту сторону закона, да и убийство всё равно остаётся в глазах общества убийством, даже если ты пристрелил конченую мразь вроде того же Мартинеса. Но мне, если честно, плевать на местное общество. Я и так в него не вписывался, что в двадцать первом веке, что сейчас.
— Думаю, прежде, чем заняться охотой за наградой, мне придётся раздобыть не только револьвер, но и патроны к нему, — улыбнулся я.
— Мистер Генри Томпсон торгует самыми разными патронами, думаю, для армейского кольта у него найдётся всё, что необходимо, — сказал Хейли.
— Сомневаюсь, что мистер Томпсон даёт в долг, — сказал я.
— Да, он весьма и весьма прижимист, — рассмеялся мистер Хейли. — Но тем интереснее с ним торговаться!
— Оскар! На тебя раздавать? — раздался голос из-за карточного стола, и Хейли обернулся.
— Да, иду! — воскликнул он. — Мистер Шульц, может быть, и в покере вам тоже повезёт? Похоже, Фортуна решила осыпать вас своими дарами взамен на те страдания, что причинил вам бандит.
Я расхохотался. Не хватало ещё играть с местными шулерами.
— Боюсь, мне нечего поставить, — сказал я.
— Как же? А револьвер?
— Теперь он дорог мне, как память, — сказал я, и Хейли рассмеялся снова.
— Тогда я вынужден вас оставить, мистер Шульц, рад был познакомиться, — сказал он.
Некоторое время я посидел в одиночестве, размышляя над словами Хейли, потом встал и снова подошёл к плакатам с разыскиваемыми, начал разглядывать протокольные рожи рецидивистов, за которых штат объявил награду. Да, Мартинес здорово насолил властям, что за него назначили аж пять тысяч. В среднем награда колебалась от сотни баксов до пяти сотен, и что-то мне подсказывало, что с этих денег ещё придётся уплатить какой-нибудь налог. Крючкотворы из правительства тоже своего не упустят.
— При всём уважении, срывать эти плакаты я не дам, — произнёс бармен, заметив мой интерес. — Можете завтра взять в офисе шерифа.
— Так шерифа же… — пробормотал я.
— Да упокоит Господь его душу, — перекрестился по-католически бармен. — Второй помощник, Ларсен… Теперь он вместо нашего старика О’Хары. Он вам и выдаст.
— Ларсен, запомню, — сказал я.
— Если решите обосноваться у нас в городе, мистер Шульц… — произнёс бармен. — Нам бы не помешал такой стрелок, как вы. Особенно после того, как О’Хару убили.
— Спасибо, но я не люблю задерживаться на одном месте надолго, — сказал я.
— Вакансия помощника шерифа, я полагаю, ещё долго будет пустовать, — сказал бармен, игнорируя мои слова, словно токующий глухарь. — Или вы из тех, кто принципиально не носит латунные звёзды? Тут ещё хватает сторонников Конфедерации, ей Богу, хватает. Не далее, как на прошлой неделе, налётчики Джексона обстреляли идущий поезд. Десять лет уж прошло, больше, а они никак не могут смириться.
— Слышал только про Каменную Стену Джексона, — сказал я.
— Это не тот, — махнул рукой бармен. — Ей Богу, если бы Каменная Стена был жив, мы бы закончили войну в Бостоне, а не в Ричмонде. Всыпали бы этим янки по первое число! Ох, простите.
— Я не янки, — напомнил я. — И будь я здесь в годы войны, дрался бы за южан.
— Как же это вы всё пропустили? — спросил бармен.
— Как и многие другие, приехал сюда уже после, — пожал плечами я.
— Жаль, жаль, такой стрелок нам бы сильно пригодился, — вздохнул бармен.
— Где я могу переночевать? — спросил я. — Правда, у меня нет ни цента, но я готов отработать.
— Угловая комната свободна, сегодня переночуете там, а потом уж, не обессудьте, мистер Шульц, — улыбнулся бармен. — Сегодня вы герой дня, а завтра про это все забудут, хотя судачить о том, как Олдмену продырявили шляпу, будут ещё долго.
— Надеюсь, он не в обиде, — хохотнул я.
— Ему давно пора было её сменить, — посмеялся бармен в ответ.
Я посидел ещё немного в общем зале, изредка перекидываясь ничего не значащими репликами с местными завсегдатаями, которые угощали меня выпивкой. Виски здесь был дерьмовенький, но в голову всё равно бил копытом, и вскоре я почувствовал, что больше пить не стоит. Ещё немного — и будет уже перебор.
Но ярко размалёванные девицы теперь казались жутко красивыми, местные ковбои — дружелюбными и приветливыми, музыка фортепиано — задорной и весёлой. Я не из тех, кто в пьяном виде начинает крушить всё вокруг и задираться по любому поводу, я становлюсь добрым и податливым, словно растопленный воск, и моментально отрубаюсь, стоит мне только принять горизонтальное положение.
— Мистер Шульц, вы говорили, что ваш лучший друг умер у вас на руках, — проворковала одна из девиц. — Это так… Печально и романтично…
Я тут же нахмурился, вспоминая Дэнни. Он так и лежит там, в песках, пока я тут гуляю и праздную. Я жив. А он нет. Его кости будут глодать койоты. По моей щеке покатилась пьяная слеза.
— Да, его звали Дэнни, — выдавил я. — Мой единственный друг в этой чёртовой стране…
— Нам очень жаль, мистер Шульц, — вздохнули девицы одна за другой. — Да, очень жаль.
— Спасибо, красавицы, — сказал я.
В руках у меня вновь оказался стакан, наполненный местным виски, от которого нутро полыхало огнём так, словно это была жидкость для розжига.
— Помянем, — предложила одна из девиц.
— За Дэнни, самого лучшего чёрного стрелка из всех, что я знаю, — вздохнул я. — Покойся с миром, Деннис Роберт Браун.
— Чёрного? — фыркнула одна из них.
— Что-то не так? — спросил я, так и не донеся стакан до своего рта.
— Вы сказали, что ваш единственный друг — чёрный, — повторила она.
— Ну и что? — спросил я.
— Вы, похоже, и вправду янки. Любитель ниггеров, — скривилась девица. — Я не буду пить за чёрного.
Я с грохотом поставил стакан обратно на стол, набрал воздуха в грудь для того, чтобы ей возразить, но понял, что это бессмысленно и лучше не начинать тут новый конфликт. Это снова может кончиться стрельбой, вот только уже в меня.
— Я тоже был о вас лучшего мнения, мадемуазель, — вместо этого процедил я. — В душе Дэнни был белее январского снега, но это уже неважно. Прощайте.
Глава 4
Утро началось для меня с жесточайшего похмелья, и я поклялся себе, что больше не возьму в рот ни капли местного паршивого виски. Кажется, моё расставание с аборигенами прошло не очень гладко, но проснулся я всё же в нормальной постели, в угловой комнате. В одежде, бейсболке и с револьвером за поясом, который больно впился мушкой мне прямов то самое место. Спасибо, что не заряжен.
