для нашей группы составили наши деспоты преподаватели.
Встреча нашей группы в казарме прошла в теплой атмосфере. Было видно, что ребята соскучились по обществу друг друга, и это все, невзирая на тот факт, что многие, в своих четверках, поддерживали общение друг с другом. Я же не был исключением. Костя, Гарик и Петька, вот мои настоящие друзья, которым я всегда был готов доверить спину и подставить дружеское плечо помощи. И пока, из того что я видел, это было взаимно.
Вот только я все же несколько выпал из нашей веселой компании. Хотел я того или нет, но индивидуальная миссия, назначенная мне в конце прошлого учебного года, отдалила меня от парней и от нашей команды в целом. Быть может, здесь еще повлиял и тот факт, что свою практику на рубеже, парни проходили без меня. И да, мы по-прежнему продолжали общаться, делиться мыслями, я как мог, давал свои подсказки ребятам, основываясь на своем личном жизненном опыте, жителя другого мира, но…
Как бы правильно это было бы сказать? Именно в тот день, я почувствовал себя дряхлым, уставшим стариком, рядом с молодым поколением, у которого еще вся жизнь впереди. А во мне поселилась какая-то эмоциональная усталость.
Позже, после общения с Мариной Викторовной, я пришел к выводу, что это была моя тоска по родителям. И не только родителям Коловрата, но и тем, что были у меня в прошлой жизни. А так же по детям и, конечно же, моей ненаглядной путеводной звездочке, моей жене. А тогда я думал совершенно о другом. О том, как сильно я устал, и о том, что работа в команде - это все же не мое. Да, я мог руководить нашей четверкой, мы довольно слажены, а попробуй не будь таковыми с нашим-то инструктором по боевой подготовке, но сам фак!
Парни наперебой рассказывали смешные случаи, которые произошли с ними, или на их глазах за время каникул. Пару раз вспоминали и прошедшую практику на рубеже, от которой я был отстранен, ввиду того простого факта, что только вернулся с миссии, и таким образом получил отметку о ее прохождении.
Слушая парней, я смеялся и радовался за них, на какое-то время, отвлекшись от потери отца. Уже позже, после отбоя, когда все уснули, а я все еще продолжал ворочаться в кровати, вернулись и мысли.
Отец в этой жизни был моим примером для подражания. Сильный, смелый, в каком-то смысле справедливый и даже заботливый, если так разобраться. Он действительно всегда радовался моим успехам, и не давал опускать руки, когда что-то не получалось и шло не так. С пониманием относился к моим шалостям, и я знаю наверняка, ржал, когда я не мог этого видеть.
При этих воспоминаниях губы сами собой расплылись в улыбке. Да, в чем-то он был строгим и чрезмерно требовательным, но думаю это его профессиональная деформация, его инстинкт, который кричал ему, что для выживания нужно быть сильным и нужно стремиться. Даже тот самый разговор, на который его подбили представители разведки, после смерти матери, даже он, был заботой обо мне и стремлением сделать меня сильным, чтобы я мог постоять за себя. Он-то точно знал, что окружающий мир это не сон с радужными единорогами, а жестокая игра на выживание.
С такими мыслями, я в конечном итоге и уснул. Мне тогда снова снились малознакомые лица, большую часть которых я видел лишь мельком. Они молча, с укором, смотрели в мои глаза, как бы вопрошая: «ну и? Стоила наша смерть такой твоей жизни?». А затем им на смену вновь приходила проклятая свинью, которая молила о пощаде голосом Сары Бернард. Я пытался убегать от нее, прятаться, но она всегда настигала меня. В очередной раз, когда мне не удалось убежать, я ударил магией, превращая надоедливое животное в пепел из которого поднялась обнаженная шпионка, павшая от моей руки.
- У нас будет ребенок. – Поглаживая свой животик, сообщила она, глядя на меня с такой нежностью, какой от реальной Сары, вряд ли можно было ожидать.
И мне становилось хреново. Я орал благим матом, проклиная ее и всю Ардонскую Республику разом, вместе со всеми их интригами и заговорами. А она смотрела на меня без ненависти, с любовью и пониманием в глазах, от чего мне становилось хуже.
И вновь я убегал, прятался, бросался магией, желая избавиться от преследователей, которые так и норовили утащить мне во тьму отчаянья, которую я видел в образе беспроглядного мрака, что медленно опускался на город.
Сбежать я смог только проснувшись в холодном поту и с дрожащими руками. Тихо сходив умыться, я тогда посмотрел в свои покрасневшие глаза.
- Что, Патя? Совесть спать не дает? – Спросил я самого себя.
Тяжело вздохнув, я вернулся в кровать, после чего снова долго ворочался, опасаясь повторения кошмара, но усталость организма взяла свое, и вскоре я провалился в глубокий сон без сновидений.
Утром нас разбудил наш сержант. Марк Андреевич, точно соскучился по своим подопечным, потому как будил он нас не в положенное время подъема в первый учебный день, которое было отмечено в расписании, а именно шесть утра, а на час раньше. То есть в пять.
- Вставайте, каналья! – Орал он, ворвавшись в казарму, со счастливой улыбкой на лице. – Третий год учебы начался!
Мы словно ошпаренные выскакивали из своих постелей, быстро натягивая на себя спортивную форму и строясь перед светлым ликом командира. Тот же, довольно заложив руки за спину, проходился вдоль нашей шеренги, заглядывая в глаза каждого из нас.
- Перед тем, как все остальные проснуться, я получил приказ от Майора Даматова, провести с вами разминку. – Сообщил нам сержант Скворцов, оставшись довольным увиденным. – А потому, на пробежку, шагом марш!
После утренней пробежки и разминки, мы вернулись обратно в казарму, тут же направившись в душ. Времени до построения на плацу, где Генерал Догматов будет толкать очередную ежегодную речь, оставалось совсем мало, а быть там необходимо было при параде, так сказать.
Речь Петра Васильевича ничем не отличалась от всех тех, которые были в предыдущие годы нашего обучения. Но было интересно наблюдать за первогодками, которые еще слабо могли себе представить, что ожидает их в стенах этого учебного заведения. Я видел детские лица, полные восторга и предвкушения. На фоне их, сочувственные взгляды второго курса, выглядели более понимающими о том, что ждет юное поколение. Эти уже были
