Но беспокоиться молодожёнам не стоило. Деньги у них имелись. С ними собрался Мишка. Рекомендательное письмо к тёте Арине и все нужные адреса я им выдал. Да просто обратиться от моего имени, и сразу примут. Да любой городовой их к нам сопроводит.
Конечно, тихо, смирно у нас не получилось. Хотя, даже никто из полиции не пристал к шумной толпе молодёжи. Тем более, друзья сразу же попросили меня исполнить прямо в вокзале «Шаланды полные кефали». Так ведь песня об Одессе! Конечно, и спел, и явно с немалым успехом. Пассажиры, собравшиеся на поезд, наградили меня, прямо как на концерте, жаркими аплодисментами. Тут, конечно, последовала и моя благодарность. Далее я спел, чтобы успокоить Соню, «Звездочёт», и завершил проводы «Весенним вальсом». Милая и запоминающаяся музыка. В самый раз!
А потом поезд тронулся, перрон на некоторое время окутался дымом и паром, и Костя с Соней и Мишка уехали. Аркадий, хоть и не показывал этого, но видно было, что расстроился. Сестра уехала… Младшая… Единственная родная душа… Я тоже почувствовал грусть. Наверное, мы точно в ответе за тех, кого приручили? Эти люди стали мне близкими, и когда мы разлучились, то в душе поселилась тревога за них. Ну, дай бог, чтобы доехали!
После все разъехались по домам. Мы трое тоже поехали в доходный дом. Хотя, нам собраться, раз плюнуть. И так всё готово.
Я отдал конверт с запиской для Сары Абраму Самуиловичу. Для меня одесские дела, хоть и жаль, были завершены. И не хотелось огорчить девочку, поэтому я ей ничего не сказал. Если пожелает, напишет позже в Петербург. И я, конечно, отвечу…
Я отдал и рисунки с ликами девушек, уже подписанные, по четыре штуки для каждой. Ему сподручнее. Красивые получились, и на самом деле грации. Всем на зависть… Добавил ещё отдельный рисунок, с «кубическим» или «клетчатым» ликом Сары, конечно, для самой девочки. Это я так решил слегка пошутить и вместо прощания. На долгую память. Несмотря на странность, вполне привлекательно получилось. И Абрам Самуилович нисколько не удивился, когда я вручил ему и нотный лист с нотами и словами одной шутливой детской песенки «Гол, Гол, Гол! — Все на футбол!».
— А, Иван, ты и это предусмотрел?
— Конечно, Абрам Самуилович! У Общества всё должно быть. И песня, и герб, и девиз, и другая атрибутика… И у команд тоже. Это будет притягивать людей и дисциплинировать членов Общества и игроков. Но пока я не успел придумать что-то важное и красивое. Может, после? Хотя, Вы тут и сами справитесь. Главное, не бросайте всё. И людям радость, и Вам дело! И честь, и слава! И неприятности!
А что, хорошая песенка, мне самому нравилась. Хотя, сам ещё ребёнок! Наверное, пока и не стоит предъявлять что-то серьёзное? Надо будет, то, скорее, уже другие авторы, и пусть! напишут хорошие песни о футболе. Может, и сам решусь показать что-то, но позже? Ну, да, трус не играет в футбол!
— Нет, Иван! Футболу быть! Всё сделаю! Это я тебе обещаю твёрдо! Ты только сам не пропадай!
— Не пропаду, Абрам Самуилович. Найдёте потом в Петербурге. Может, и там Общество любителей футбола забацаем, ну, организуем? Тоже ведь надо, и Ваша помощь окажется не лишней. А потом можно подумать и насчёт всей нашей империи. А так, можете обращаться в любое время. Если что важное и меня не будет, к тёте Арине. Она не откажет. Письмо я уже написал. По почте пойдёт.
Следующий нотный лист тоже не удивил Абрама Самуиловича. Вот, вспомнил и решил, что, скорее, и эта песня тоже может весьма понравиться жителям города, конечно, одесситам. Всё-таки она — «Ах, Одесса, жемчужина у моря…», очень милая песенка. До последнего сдерживался. Но многовато бы вышло… А теперь можно…
И почти сразу же явился Аркадий, конечно, вместе с Митяем и парой других крепких парней. Мы пожали руки Абраму Самуиловичу и…поехали. Впереди нас ждали новые приключения, нет, испытания…
* * *
— Мама, а почему бы нам не помириться с Борисом? Ты же сама говорила, что тётя Арина к нам зла не питает и готова в любое время принять нас. Между прочим, говорят, что у них часто собираются разные знакомые и музицируют. А у меня все девочки спрашивают, что Борис нового сочинил. А мне им ответить нечего. Не скажу же я, что мы отказали Борису и Александре от дома. Смеяться будут.
— Ну, дочка, всё-таки это он меня не принял… Да и Папа тогда был против. Ты же сама знаешь, что Борис сильный смутьян. Ещё оскорбил княгиню Барятинскую и графиню Стенбок-Фермор.
— Ну, Мама, какой он смутьян? И никого там Борис не оскорблял. Это они сами хотели Александру оскорбить. А она теперь признанная баронесса и, говорят, что способная. Сама многие вещи придумывать стала. Вот, и княжны Зинаида и Татьяна как бы много чего создали. С другой стороны, это Борис им разные идеи подарил. Но они ведь чужие, и как раз их родители и отказали Борису и Александре от дома. А Борис всё-таки мне брат, и с ним было интересно! Теперь и они богаты, и скоро станут ещё богаче. А если бы мы продолжали с ними дружить, то, Мама, представляешь, это я бы придумала что-нибудь, а не княжны Юсуповы. И, честно говоря, Борису плевать, что кто-то там отказал ему от дома. Между прочим, и нас редко куда приглашают. А Борис и сам к ним не пошёл бы. Он, как мужчина, просто защищал Александру. Знаешь, Мама, а она очень хорошенькая! И я думаю, что, если надо, Борис и меня защитит, и всех нас.
— Это, конечно, так, доченька. Хотя, Борис, да, ничего такого не говорил. И про эту войну и балканских союзников правильно сказал. И Папа недавно это признал. Ему эти дунайские княжества сильно не нравятся. И Румынию, и Сербию, и Черногорию обругал. Говорил, что нахлебники и лишь себе на уме. Ему же постоянно с ними работать приходится. Явно сейчас Папа на работе трудно стало. И, знаешь, Борис мальчик умный и тоже всё давно понял, поэтому и невзлюбил эти княжества.
— Вот, Мама, а за это его прозвали смутьяном. Ты попроси Папа, пожалуйста, чтобы он разрешил нам и далее дружить с Борисом и Александрой. Мы же им не чужие.
— Попрошу, доченька. Только боюсь, что сейчас ты с Борисом вряд ли встретишься. Он, вроде, со своими простолюдинами куда-то уехал. Папа думает, что, может, даже на войну с османами.
— Ох, Мама, даже так? Хотя, Борис может. Он сильный и храбрый. Но тётя Арина и Александра же дома? Мы же можем к ним сходить?
— Можем, доченька. Нам и мириться не надо.
— Тогда сходим?
— Жаль, доченька, но я слышала, что они собираются поехать к себе в имение, и даже на месяц.
— Мама, знаешь, можно и я с ними поеду? Там же тётя Софья похоронена? И Екатерина с Агнессой? Заодно я их могилы навещу. Всё же сестры… Жаль, что они так рано умерли…
— Хорошо, доченька, я спрошу Папа. Думаю, что он всё-таки разрешит. Не стоит нам забывать родных. Одна кровь…
* * *
— Абрам Самуилович, а, что, Ивана не будет?
— Не будет, Сара. Уехал твой Иван. И, скорее всего, никогда больше у нас не появится.
— Э, Абрам Самуилович, так мы же все обратно по домам вернулись? Уехали только Костя с Соней и Мишка. Я сама видела, как Иван с Демьяном и Николаем сюда поехали. А куда он уехал?
— Не знаю, Сара. Не сообщил. По делам, наверное?
— И я его больше никогда не увижу?
— Ну, не расстраивайся напрасно, Сара. Слезинки-то убери. Ты же знаешь, как на самом деле всё обстоит.
— Знаю, Абрам Самуилович. Мне Иван нравился. Он хороший был. А как князь, совсем другим стать может.
— Не переживай, Сара. Вот записку почитай. Может, она всё прояснит? И вот тебе ещё подарки от Ивана. Видишь, рисунки разные? Ты сама, твоя сестра и моя Ребекка, и все по отдельности. А вот вы втроём. И везде подпись — «Саре на память». Иван оставил, вам всем по четыре штуки, почти одинаковые, но немного и отличаются. И вот уже ты одна, но в странном виде. Только тебя нарисовал.
— О, какие красивые рисунки! А здесь я действительно странная. Квадратики какие-то, клетка на клетке… Надо же, какие у Ивана странные фантазии! Но мне нравится.
