В 1923 году в СССР появилось два центра кинологии. Первым были Центральные курсы инструкторов для пограничных войск. Вторые — Центральная школа и питомник для собак-ищеек отдела УГРО. Фрунзе эти направления всецело поддерживал и продвигал. Особенно после начала активного сотрудничества с Германией, откуда и подходящих породистых собак удалось вывести подходящее количество, и специалистов.
И вот сейчас, мобилизованные, эти кинологи со своими питомцами очень помогали. Надежно садясь на «хвост» отходящей в горы или леса очередной группы.
Впрочем, глобальной цели поймать всех, ни Фрунзе, ни Дзержинский не ставили. Слишком уж их тут было много. И бегство всей этой шоблы «на природу» по поздней осени — само по себе выглядело как большая победа. Дожди, холод и нужда делали их жизнь там совершенно невыносимой. Что позволяло надеяться на то, что они сами в большинстве своем передохнут от «климатических особенностей».
Хотя к зиме готовились. И просто так их никто не собирался отпускать. Наличие дирижаблей было огромным бонусом для проведения поисковой операции.
Строго говоря дирижабли уже играли весьма заметную роль в операции. Зимой же они должны были выйти на ключевую позицию. Ведь кроме передвижных наблюдательных пунктов они выступали командными центрами и узлами радиосвязи. И каждый отряд даже простых лыжников должен был иметь в своем составе радиста с переносной радиостанцией. Для координации.
Пока их не хватало. И их выделяли только на ключевые участки. Но к зиме обещали поставить необходимое количества. Равно как и радистов. Благо что каких-то особых сведений и умений для полевых радистов не требовалось для такой обстановки.
Кроме того, все дирижабли, выходя на задание, имели небольшой запас 250-килограмовых бомб и несколько турелей с 13-мм пулеметами. А потому в случае необходимости могли оперативно поддержать огнем любой из отрядов. Обстреляв, например, с высоты 2–3 километров опушку леса, где принял бой отряд беглецов. Да, 13-мм пуля на такой дистанции уже серьезно ослабевала, даже несмотря на то, что стреляли сверху-вниз. Но все равно сохраняла приличную убойность. Хотели еще и легкие гаубицы на них поставить — те самые — 76-мм. Но не успевали. Во всяком случае — к этой операции.
Но она явно была не последней.
Ведь предстояло наводить порядок в Средней Азии с их откровенно утомившими басмачами да на Дальнем востоке с хунхузами. Ну и в иных регионах вроде Кавказа и Украины, где творилась масса всего интересного. Печальная известная в XXI веке Днепропетровская группировка не на пустом месте возникла и имела довольно глубокие исторические корни. И в междуречье Дона и Днепра все было не ладно в плане законности и в 1927 году. Да и дальше за Днепр — чудес хватало. На Кавказе же действовала так называемая нефтяная мафия со своими боевиками. И они все покамест не понимали, что их время кончилось. Для чего Уральскую ОПГ и планировалось подавить с особой решительностью и бескомпромиссностью. В надежде на то, что остальные, поняв, что к чему, сбегут из страны, хотя бы частью. Ну или сбавят обороты, облегчив последующее наведение порядка. Для чего, кстати, среди прочего, особенно широко и подробно в прессе эта операция и освещалась.
Михаил Васильевич не собирался играться с этими ребятами. Ведь попросили же их по-хорошему. Не услышали. Подумали, что вежливые люди — слабые люди. И вот теперь их вежливо выносили вперед ногами или выводили, также вежливо заломив руки за спину. Иной раз до вывиха суставов, опять-таки предельно вежливого. И то ли еще будет…
[1] После публичного осуждения Свердлова все топонимы и прочие производные культа его личности были приведены к изначальному состоянию.
[2] На самом деле не совсем сталь Гадфильда. Это была броневая высоколегированная сталь с высоким содержанием марганца, которую по инерции так называл (сталью Гадфильда). В данном случае важнейшим легирующим компонентом, кроме марганца, выступал никель.
Часть 3. Глава 6
1927 год, октябрь, 11. Москва
Зазвучал проигрыш электрогитары.
Потом еще.
И еще.
Нарком улыбнулся. По-доброму так. Тепло. За минувшие почти что два года он совсем уже отвык от этого звука. Да, звучала она не так чтобы шикарно. Да и к усилителю были вопросы. Но это была электрогитара и она извлекала достаточно громкий звук, слегка обработанный предусилителем.
Казалось бы — где электрогитара, и где 1927 год? Фрунзе даже и не думал об этом, пока совершено случайно не наткнулся на очередную сводку технических новинок и изобретений. Тут то его и «накрыло» с очередной идеей.
Оказалось, что в 1923 году уже имелись в продаже вполне серийные гитары Gibson L-5 — акустика со звукоснимателем. Очень, надо сказать, востребованные. Так как без звукоснимателя и усилителя струнные тонули в потоке духовых и ударных. В 1925 году Джордж Бошам изобрел магнитный звукосниматель — тот самый тип, который и требовался для нормальных электрогитар.
Усилители звука тоже вполне существовали. Ламповые. Все чин по чину. Да и проблем с предусилителем и эффектами особых не наблюдалось — вполне рабочие вопросы.
Так что все необходимое имелось в наличие.
Оставалось все это соединить воедино, что получилось лишь в 1950-е. В оригинальной истории. Просто потому что так звезды легли. Другие тренды в музыке требовали иных технических решений. Тут же — вот — Фрунзе смотрел на гитариста из коллектива музыкального театра Немировича Данченко и слушал, как он делает то, чего здесь не было и быть не могло.
Строго говоря — это был его второй музыкальный эксперимент. И, судя по тому, как рядом ворковал руководитель театра — вполне успешный.
Сам Михаил Васильевич ни петь, ни играть не умел.
Вообще.
Но Михаилу Васильевичу очень не нравилось, что в музыкально-развлекательной сфере практически весь советский бомонд заглядывал в рот условному Западу. Понятно — оттуда приходило все самое интересное. Однако вместе с тем и появлялся некий контроль. Этакий эффект метрополии, формирующий своего рода низкопоклонство. И бороться с ним в лоб было глупостью несусветной. Ведь альтернативы все равно никакого Союз предложить не мог. А значит тупое отрицание лишь усиливало эффект зависимости и только все усугубляло. Требовалось замещение. Формирование неких встречных трендов аналогичной силы и мощи.
По книгам Фрунзе сумел пропихнуть доминанту самой разнообразной фантастики. И к 1927 году вовлечь в это направление десятки писателей разного калибра.
В живописи и скульптуре он «топил» за гиперреализм, поддерживая самых толковых художников, работающих в этом направлении.
В кино уже ударно трудился Эйзенштейн, снимавший этакую жуткую химеру меру Звездных войн и Вархаммера. Да и иные проекты на подходе имелись. Опять-таки — фантастические. Например, готовилась к экранизации «Чужой» в по книге Беляева, что должно было стать феерией похлеще звездных войн.
Оставалось что-то сделать с музыкой.
Самым простым решением стал рэп.
Понятное дело — не афроамериканский. Его попросту еще не существовало.
Фрунзе как рассудил?
Что такое рэп?
Это стихи, произносимые речитативом под какую-нибудь простенькую музыку. В базе.
Оглянулся по сторонам.
И обнаружил широкий пласт народных традиций такого рода. В первую очередь, конечно, сельскую, частушечную. За что он ухватился. Подыскал исполнителей. И стал раскручивать.
С подачи супруги отправился к руководителю музыкального театра Немировича Данченко. И поначалу не смог его сильно заинтересовать. Тот с ним стал сотрудничать только из уважения к положению. Но все изменилось, когда он добавил в композицию вокальные вставки, где кто-то пел в оппозицию с читающему речитативом. Ну и танцы — опять-таки надергав из разных традиций массу очень подвижных, местами акробатических фрагментов. Тем более, что в 1930-е так и так существовала традиция показательных армейских танцев, которые легко бы дали фору брейк-дансу.
