Инвестиго, из медика в маги (СИ) - Рэд Илья

— Я себе места не находила. — Её немного душила одышка, растрёпанные русые волосы с прожилками седины свисали кусками тряпок. — Беспокоилась, где там мой Микки, как он без меня. Ну вот, почти пришли.

Ему не нравилось, когда его называли Микки. Сразу просыпалась какая-то покорность — позже он ненавидел себя за это. Мать не сразу стала такой, и он верил, что она исправится. Слабо, но Мик надеялся на это, и тогда обращение «Микки» будет восприниматься как раньше — с радостью, когда он с порога слышал её голос и мчался навстречу.

Двухэтажный дом, огороженный небольшим заборчиком и захламлённым двором — на улице валялась старая мебель, доски, стекло и даже куски камня. Среди мусора выделялась пара пыльных игрушек — вырезанный из дерева конь с облупившейся краской и без пары колёсиков и разорванный плюшевый кромуш с грязными промокшими тряпичными внутренностями, безжизненно смотревший пуговицами в синее летнее небо.

Мик перевёл взгляд на верхний этаж — когда-то там была его комната. Сейчас там не хватало окна. Входная дверь, прочертив по порогу полукруглую линию, с трудом открылась — какие-то проблемы с верхней петлёй. Внутри лёгкие обволакивало кисловатой сыростью, грязные ковры с засохшими пятнами непонятной природы, паутина, пыль и следы когда-то счастливой и богатой жизни — беловатый силуэт на месте резных часов — очевидно, улетевших в ломбард, одинокий крюк для шикарной потолочной люстры, тут и там сорванные карнизы с искусной резьбой, порванные и обоссанные шторы и, похоже, не только обоссанные — Мик увидел подозрительный рой мух.

— А это что такое? — казалось, его нечем было удивить, но в одной из стен зияла огромная дыра с обуглившимися краями.

— А, это Конни напился и разнёс её, — буднично сказала мать, что-то ища на кухне.

— И зачем?

— Да кто его знает. Если честно, я его всегда боялась. Он, кстати, помер недавно.

Конни раньше служил в картеле. Говорят, подавал большие надежды, но из-за странных припадков, когда у него изо рта шла пена и он весь так смешно трясся, его исключили, и с тех пор Конни перебивался случайными заработками и временами жил в доме Афферманов. Мик ненавидел их всех. Тех, кто с ними жил.

— Нашла, иди сюда. Давай перекусим немного.

— Мам, я не голоден, спасибо.

— Садись давай, не голоден он. Весь исхудал. Лав тебя там голодом морит?

— Нет.

— Да, поди остальных кормит, а тебе самый худший кусок, тварь такая, отдаёт. — Мать надломила песочное печенье, как можно незаметнее отковыряв грязным ногтем плесень, но Мик всё равно всё увидел.

— Нет, тётя Лав хорошо кормит. Прекрати, мам, или я уйду, — насупился он.

— Ладно, ладно, прекращай мне тут. На, кушай. — Ему достался больший кусок.

Немного поморщившись, Мик решил не ссориться и надкусил просроченную сладость.

— Вкусно?

В принципе, ему раньше приходилось и не такое есть. Немного прогорклое, но сойдёт.

— Да, мам, спасибо.

— Пекарь с Граптерской отдал даром. Не пропадать же добру? Удачно урвала. — В ней заиграла бедняцкая гордость, ведь все остальные — дураки, не умели так экономить.

— Так зачем ты меня позвала? — Микульп положил остаток печенья на чистый уголок разделочной доски. Глаза матери быстро стрельнули туда-сюда. — Я наелся, спасибо большое.

— Пойдём наверх. — Она стряхнула крошки с одежды на руки и отправила в рот. — Покажу кое-что.

Они поднялись по лестнице. Доски на парочке ступенек надломлены, а перила сломал ещё давно один из ухажёров матери, когда спускался после продолжительного нравоучения. Он неожиданно споткнулся и с грохотом полетел вниз, сломав пару рёбер. После этого случая Мик даже всерьёз задумался посвятить себя Альтэндо, а мать долго еще ухаживала за несчастным, таская тому пойло и бесконечно выслушивая унизительные замечания, за которые краснел почему-то только Мик — голоса отчётливо слышались со второго этажа.

Они вошли в детскую. Мик думал, что будет волноваться, но внутри не было никаких чувств. Будто это не он царапал на стенах рисунки сладкой выпечки и различных блюд, лёжа на старой кровати. В комнате валялись листья, ветки, то тут, то там ползали насекомые, белые пятна на столе и тумбочке, а на потолке, в углу виднелось птичье гнездо. Долго же его тут не было. Какое отвратительное место. Мик развернулся, чтобы уйти.

— Хорошее было время, да? — Мать взяла его за локоть.

Мик выдавил из себя «да». Это «да» было и правдой, и ложью, бесконечным сожалением и огромной радостью, но он больше не мог делать вид, что ностальгирует по тухлятине, попробовав настоящей жизни, поэтому высвободил руку и, спустившись, вышел наружу, на свежий воздух. Лёгкие и разум сразу очистились.

— Микки, знаешь, я хотела бы привести всё в порядок, — раздался позади голос. — Ты уже такой большой, а я не молодею. Может, я была не самой лучшей матерью, но хочу, чтобы ты меня навещал иногда. Не самое лучшее зрелище, да? — она оглянулась на дверь и подняла голову наверх, указывая на разбитое окно. — Я бы и сама прибралась, да силы уже совсем не те и денег совсем нет, — немного всхлипнула она.

Мику стало стыдно — ведь на нём сейчас была новая одежда, его семья стала неплохо зарабатывать, а он совсем забыл, что родной матери приходилось перебиваться всякой гадостью. Он был так счастлив, что это вылетело из головы. Стало гадко. Подойдя к кучке мусора, он носком ботинка подвигал бывшие куски стены. Что такого в том, чтобы помочь ей? У него сейчас всё хорошо, пора позаботиться и о других.

— Хорошо, давай сделаем этот дом как раньше. — Мик подсел на ступеньку порога и сцепил руки в замок. Мать обняла его за плечи и расплакалась, уткнувшись лицом в рубашку. Её сухое тело тряслось, Мик почувствовал, как что-то набухает в переносице, а пальцы сильно побелели. В конце концов, он разревелся, как девочка.

Первое, что они сделали, — выбросили во двор всё ненужное: всю старую мебель, тряпки, мусор, игрушки и прочий хлам. Вечером Мик поджёг эту кучу и смотрел, как сгорает прошлое. У него с собой было десять фалеров. На следующий день он купил нормальной еды и поговорил со знакомым плотником. К обеду в их доме уже орудовала команда рабочих, приводя дом в порядок.

Гург как-то рассказывал сказку про одного царя, касанием превращавшего всё в золото. Так вот, Мик своим касанием превращал всё в дерьмо. Он был мастером кривых рук, но брат сказал, что признание наших слабых сторон — это путь к силе. Поэтому Микульп недолго думал, прежде чем нанять того, кто умеет делать ремонт.

В разгар перестройки ему с улицы помахал рукой Кунц, но не стал задерживаться и просто ушёл. Дома волновались, но он придёт попозже — Кунц им передаст, что всё в порядке. Стену заделали, окно вставили, а ступеньки, дверь и прочие части дома починили за один день. Мусор со двора тоже вывезли на свалку. Мик с матерью взялись за тряпки и вымыли каждый угол.

Не обошлось без его эпичных падений на скользком полу. К вечеру они сидели в отремонтированном зале, наблюдали, как горят головешки в заново побеленном камине, и уплетали жаренный батат с мясом и овощами. На десерт их ждала парочка кремовых шедевров мадам Парфеллы и чай.

Старую посуду тоже выкинули, и пока рабочие прихорашивали дом, они выбрали новый сервиз и ещё некоторую утварь, нужную в хозяйстве. Они вспоминали забавные случаи из его детства.

Странно, но почему-то плохое отъехало на второй план, стоило дому задышать второй жизнью. Они постелили себе на полу — мебель купят завтра. Сегодня слишком устали. Мик ещё долго слушал, как трещат догорающие головешки дров. Свечи давно потушены, а с улицы вдалеке лаял одинокий пёс.

Утро он встретил один. Окликнул мать и, не дождавшись ответа, он судорожно полез в кошелёк и недосчитался шести фалеров. Опять! Опять он развесил уши и поверил ей. Мик стал мерить комнату шагами, сжимая и разжимая кулаки. Он готов был расплакаться от обиды и злости. Неужели ей нужны были от него только деньги? Он настолько вышел из себя, что ударил в стену кулаком. Правда, чуть не сломал руку и потом долго приходил в себя от нахлынувшей боли. Тупица. Какой же ты нелепый, подумал он про себя.