— Концепция уже есть, — улыбнулся я, охладив пыл новоиспеченного редактора. — Помните, мы обсуждали? Легкая газета для чтения на выходных. Без политики, с упором на культурную и общественную составляющую.
— Разумеется, — кивнула Зоя. — Извините за торопливость…
— Да вы не волнуйтесь так, — мягко сказал я. — Смотрите. Всего у вас будет двадцать полос. Меньше, чем у «Андроповских известий». Но развороты тоже используем. Количество — в зависимости от плана каждого номера.
— А короткие заметки? — уточнила девушка. — На полполосы, на треть, на четверть? Подверстки? Врезки?
— Делаем просто, — сказал я, рисуя на листе бумаги привычную блок-схему. — Первая половина будет информативной, то есть новости культуры, спорта, науки плюс афиша. Сюда же берем актуальные репортажи, например, с концертов и фестивалей, выставок, других городских событий. Здесь используем максимум полосники, а в основном делаем разбивку с «подвалами»[1], колонками и так далее. И вторая половина — это уже интервью, обзоры, критические заметки и так далее. Короче говоря, чтиво. Вот тут уже можно делать статьи на разворот, но лучше не злоупотреблять. Один-два на номер.
В будущем именно такая концепция была у «Любгородских известий», да и, в принципе, у любой другой газеты. Чем дальше «вглубь», тем спокойнее и обстоятельнее становятся материалы, тем они массивнее по объему. Как в одном из изданий, где я одно время работал: «федералка», то есть статья на общероссийскую тему или проблему, потом «регионалка», и все это в аналитическом ключе, а потом уже «чтиво», «пользуха», то есть материалы для практического применения вроде ухода за велосипедом, и прочая развлекалочка.
— Я поняла, — кивнула Зоя, не отрывая взгляд от блокнота, где строчила заметки. — Уже есть рубрикатор? Или мне его нужно придумать?
— Названия основных рубрик уже готовы, — я сверился со своими записями. — Предлагаю придерживаться концепции одного слова. События. Факты. Люди. Афиша. Полка.
— Полка? — удивилась девушка.
— Книжная полка, — пояснил я. — Так, что у нас еще… Экран. Сцена.
— Спорт, — подхватила Зоя. — Репортаж.
— Мнение, — добавил я, перейдя к основному новшеству, которое я обсуждал еще в Калинине. — Это своего рода трибуна для свободной темы. Люди разных профессий будут высказываться об актуальных вопросах.
— А… это можно? — осторожно уточнила Зоя.
— Это согласовано, — подтвердил я. — Причем даже в конторе. Наша с вами задача — резать откровенную антисоветчину. Но это самое простое. Гораздо сложнее и интереснее — выбирать для газеты тех, кто сможет сказать что-то интересное. Не просто повторить банальные вещи, единственная причина напечатать которые — это его должность. А тех, кто может удивить, доказать свою позицию, привести факты. Возможно, я не прав, но в стране поднимается новая волна, и, чтобы люди не захлебнулись, было бы полезно научить их спорить.
— Спорить?
— Со стороны. Не просто болеть за своих, не просто верить во все, что кажется привычным. А слушать, анализировать, сомневаться. Умная критика на самом деле очень полезна для мозгов.
— Это радует, — Зоя даже глаза подняла. Явно вспомнила свои злоключения со статьей про музыкантов вместо творчества комсомольских поэтов, что ей навязывал мой предшественник. Настоящий Кашеваров.
— А еще, — я многозначительно поднял палец, — вам нужно подобрать штат журналистов. Верстка и корректура у нас остаются общие. В среду мы с вами проведем совместную планерку, а вы до этого времени определитесь с людьми, которые будут с вами работать. На первых порах придется совмещать, потому что новенькие на нас с неба не свалятся… А потом журналистов из «Андроповских известий» можно будет привлекать к работе над вечеркой, но в добровольном порядке и с учетом приоритета.
— Конечно, — от смущенной и красной, как вареная свекла, девушки и следа не осталось. Вместо нее передо мной сидела сосредоточенная комсомолка, предвкушающая освоение новой задачи.
* * *
Номер от десятого декабря мы сдали легко и непринужденно. Даже раньше на час отправили в типографию. Все-таки мощные инфоповоды вроде Дня комсомола и Седьмого Ноября остались позади, народ уже грезит наступлением нового года и новыми каникулами. Небольшими… Девяти выходных, как в будущем, здесь еще нет, люди в начале января спокойно продолжают работать. И для меня, впрочем, в этом ничего особенного — в своей прошлой жизни я всегда работал в новогодние праздники, потому что электронное СМИ поставляет новости в режиме если не двадцать четыре на семь, то хотя бы просто в ежедневном режиме.
Утреннюю планерку я заранее назначил на десять утра, а не на девять. Перед этим мы должны с Зоей обсудить будущий штат вечерки. Естественно, у меня были на всякий пожарный случай запасные варианты, но прежде всего я собирался выслушать саму девушку.
— Доброе утро, Евгений Семенович, — Зоя заглянула в мой кабинет ровно в девять, можно было даже часы сверять. А вот оба моих заместителя, Бродов и Бульбаш, немного задерживались. Курят, наверное, злодеи.
— Здравствуйте, Зоя, — улыбнулся я. — Проходите, садитесь. Во-первых, напоминаю, что завтра вы с Леней работаете в Удомле на пуске нового блока КАЭС. Выезжаете завтра с утра, вас повезет Сева. Задачу, уверен, вы помните, мы ее много раз обсуждали… Так что сразу во-вторых. Приступим к обсуждению штата вечерней газеты.
Девушка кивнула, устраиваясь поудобнее на стуле. Как хорошо, подумал я в очередной раз, что здесь у людей нет никакого странного предубеждения против глагола «садиться». В будущем почему-то многие пытались заменить его на «присаживайтесь», чтобы не нарваться на замшелую шутку «сесть я всегда успею». Все-таки загадочный у нас народ в некоторых моментах.
— Итак? — я откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Зою, приглашая ее к докладу.
Она встряхнула головой, открыла блокнот с записями и поправила очки. Все-таки приятная девушка, повезло Котикову. Почти как мне — я улыбнулся.
— Я подумала, кого бы мне хотелось видеть в штате газеты, — Зоя зашуршала бумагой, переворачивая листы. — Я понимаю, что Леню Фельдмана вы наверняка оставите себе…
— Леня и другие фотографы будут одинаково заняты в обоих изданиях, — я мягко прервал Зою. — Ваня-художник тоже. И фотоархив у нас будет общий.
— Спасибо, Евгений Семенович, — улыбнулась она. — По пишущим… На спорт я бы взяла себе Анфису…
— Евгений Семенович, можно? — в кабинет шумно ввалились оба моих зама. — Извините, пожалуйста, Клара Викентьевна нас в коридоре поймала, просила сообразить что-нибудь к новому году.
— Что сообразить? — я оказался в небольшом замешательстве.
— Ну, как что, — улыбнулся Бродов, шумно размещая свое объемное тело на жалобно скрипнувшем стуле. — Новый год же на носу, концерт художественной самодеятельности опять готовить нужно.
— На тебя, говорит, надежды мало, — добавил Бульбаш, хитро прищурившись. — Вот нас обоих, как твои правые руки…
Зоя рассмеялась, я тоже позволил себе широко улыбнуться.
— Так вот, — продолжил Виталий Николаевич, — мы с Арсением отвечаем за подготовку.
— Ничего себе, — деланно возмутился я. — У меня целый музыкальный ансамбль подшефный, и оказывается, что на меня надежды мало. Ладно, запомнили. А теперь, товарищи правые руки, попрошу тишины. Мы и так с вами перебили товарища будущего редактора Зою Шабанову. Продолжайте, Зоя.
— Извини, Зой, — добавил Бульбаш.
— Так вот, спортом будет заниматься Анфиса, — девушка тряхнула головой. — Без Никиты Добрынина не обойтись с его критическими заметками о кинофильмах. И… я бы еще взяла себе в редакцию Марту Рудольфовну.
— Мирбах? — удивился Бродов. — Она же из нас, стареньких. Как вам с ней работать-то будет?
— Отлично мне с ней будет, — ответила Зоя, смерив Арсения Степановича укоряющим взором. — Кто лучше Марты Рудольфовны театральные заметки напишет? Вот и я о том же.
— Согласен, — кивнул я. — Кого еще вы хотите забрать, по кому мне плакать кровавыми слезами?
