не выбил.
«Осечка!» — похолодел Белозёрцев, и не зря.
Соловей-разбойник уже успел заметить странного воина, что смог не поддаться чарам его голоса. И этот воин устанавливал на дороге пищаль, направляя удар на него. Соловей к этому времени почти выдохнул весь воздух, и во второй раз решил прерваться, чтобы перевести дух. Какой сегодня неудачный день, ни разу такой осечки с ним не случилось, и вот, на тебе!
Он бросил прогонять воздух через гортань, мигом спустив его весь без остатка.
— Калдон, Балдон! Убить воина! — проревел он приказ.
Братья услышали его, да они и сами успели заметить грозившую их кормильцу опасность. У обоих имелись арбалеты, осталось только подхватить их и прицелиться во врага.
Вадим, судорожно взводивший повторно курок оружия, внезапно увидел, как из-за дерева встают двое косматых людей, и каждый из них держит в руках устрашающего вида арбалеты.
— Бл… — только и успел он сказать, и опрометью рухнул на землю, бросив пищаль. Свистнули болты, один пропорол на спине Вадима одежду, другой пролетел над головой, колыхнув волосы и даже выдрав небольшой их клок.
Брошенная на произвол судьбы пищаль, резко упав на землю, самопроизвольно спустила курки. Порох, слетевший с полки, от удара курков по кремню и искры от него воспламенился и один из всполохов дотянулся до запального отверстия. Порох воспламенился и пищаль выстрелила.
На свою беду, в это время один из братьев выскочил на дорогу, чтобы добить стрелка, но тут его настигла вылетевшая из пищали пуля, попав разбойнику в лодыжку.
— А, — заорал, а потом стал материться Балдон, — А!!!
Вадим поднялся и бросился к месту, где остался лежать его пистоль. Схватил и принялся перезаряжать, но опять замешкался. Второй брат, Калдон, стал вновь натягивать тетиву и направил самострел прямо в грудь Вадиму. Но выстрелить не успел.
— Бах! — грохнул выстрел, разбойника развернуло от удара пули, и он рухнул в траву с пробитой грудью.
Вадим оглянулся и заметил, как шевалье встал, отбросил оружие и, обнажив саблю, направился вперёд, чтобы добить другого разбойника. Но не успел он догнать ковыляющего в лес раненого, как Соловей выдал свою третью трель. Шевалье прошептал какое-то заклинание, но безуспешно, и свалился наземь, крепко зажав уши.
Очередная звуковая волна захлестнула людей, которые потерялись в пространстве и времени и не понимали, что происходит. Звуковая волна буквально прогрызалась сквозь плотную ткань повязки на голове Вадима и разрушала комки грязи в его ушах, пытаясь пробиться напрямую в мозг. В его голове стали появляться странные мыслеобразы, уносящие «крышу» незнамо куда. Голова стала напоминать огромный шар, битком набитый воздушной ватой, готовый взлететь в поднебесье.
— Да когда же ты заткнёшься, тварь⁈ — заорал Вадим и, направив пистоль в сторону дерева, нажал на спусковой крючок.
Курки пистоля щёлкнули, высекая искру. Грохнул выстрел, и пуля, залетев в развилку дерева, ударила прямо в грудь Бюльбюля-разбойника. От удара тот пошатнулся и, не удержавшись на дереве, рухнул на землю.
— Кар! Карррр!!! — разорялся ворон, наблюдавший за происходящим с высоких веток.
— Хух, Слава Богу! Заткнулся свистун поганый, — выразил свои чувства Вадим и, подхватив кем-то брошенный топор, ринулся к поверженному монстру, ещё живому. Как оказалось, Соловей носил кольчугу, а на груди ещё и медный диск, сейчас смятый и вдавленный ему в тело. От удара пули у Соловья вышибло дух, а падение на землю выбило и всю его злость.
К моменту, когда Вадим дошёл до поверженного врага, тот очнулся и немного пришел в себя, но не мог ещё ничего произнести. Да и не надо слов, к бесам их! Вадим плохо владел топором, поэтому его удар получился крайне неловким и пришёлся аккурат в лицо Соловью. Тот успел закрыться руками и немного сдержал удар, но получил по зубам и носу. Хлынула кровь, попав в носоглотку, на этом, собственно, певец разбойничьего свиста и закончился, превратившись в почти обыкновенного человека.
Вадим отшатнулся от раненого. Тут в голову ему пришла мысль, что надо проверить, не остался ли ещё кто-то из разбойников в живых. С этим всё ясно, зуб свистящий выбили, нос разбили, теперь только хлюпать кровью он и может, главное, чтобы не сбежал. Но такими кривыми и маленькими ножками далеко не убежишь, и Белозёрцев отошёл от поверженного Соловья.
Сначала Вадим обнаружил разбойника, убитого попаданием пули в грудь, а затем пошёл по следу другого, раненого в ногу, который пытался скрыться в лесу. Тот отполз довольно далеко и теперь с ненавистью смотрел на приближающегося Вадима, сидя под раскидистой берёзой. Вадим остановился напротив него, непрерывно оглядываясь. Зря он взял топор, злость уже ушла, освободив место усталости и безразличию. За поясом у него торчал пистоль, но пороховницу он где-то оставил.
Белозёрцев в нерешительности остановился перед бандитом, который, воспользовавшись его замешательством, зверино ощерился и попытался подняться и сбежать. Но не успел. В это время из-за спины Вадима выбежал Афанасий и, размахнувшись, с громким хеканьем опустил на голову разбойнику свой бердыш. Вадим успел отпрыгнуть и увернуться от крови, хлынувшей в стороны.
— Что, испужался⁈ — подбодрил его Афанасий. — Смотрю, снулый ты, и топором не умеешь. Очнулся я, увидел тебя и решил подмогнуть, а то, не ровен час, или убежит тать этот мерзопакостный, или тебя порешит здесь же.
— Спасибо, не убёг бы он далеко, да и меня ему не удалось на тот свет отправить.
— Ну, тут зарекаться не надо. Бережёного и Бог бережёт!
— То верно, дядька, — согласился с ним Вадим.
— От тож. Да ты молодец, всех спас!
Вадим откинул повязку с головы, которая уже практически там и не держалась, и принялся вытряхивать из ушей листочки с кусками засохшей грязи.
— Ловко ты придумал, а мы, тетери, о том и не догадались.
— Так получилось, молодой я, быстро всему учусь и догадываюсь.
— Ага, — ответил Афанасий и наклонился к убитому. — Сейчас посмотрим, кто он есть.
Вадим бросил взгляд на поверженного, развернулся и ушёл. Чего там смотреть? По пути очищая уши от грязи, он нашёл и подобрал брошенную саблю и пищаль и присоединился к остальным, чтобы помочь поставить на колёса телегу и освободить лошадь от постромок. Возле свистуна стоял шевалье и щекотал его кончиком острейшего даже не вид кинжала.
— Ща он его пощекочет, как гадюка жабу, — выразил общее мнение наблюдающих за происходящим Миклуха.
Ему ответил Сидор.
— Да как только очнулся, сразу
