Поэтому мастер ничего не жалел для Аши, это же касалось и телохранителя, и просто друзей, с которым что-то не получалась встречаться так же часто, как и раньше. Недавние события совсем все планы спутали и чуть было не вогнали мастера в последнюю депрессию. Даже до сих пор особо и не верилось в произошедшее.
Так или иначе, Густав понимал, что моложе не становится и что с магией дальше не продвинется. Несмотря на все зелья и бальзамы, морщин всё равно становится только больше. Близится тот день, когда придётся отложить погоню за новым шедевром и просто отдыхать, ожидая прихода жнеца с косой. Это случится не так скоро, как думает большинство смертных. Может даже пройдёт пару веков, прежде чем старость объявит свою окончательную победу над мастером.
Но на ещё одно тысячелетие сил явно не хватит, уж точно не после пережитого. Не столько физическое здоровье приближает кончину сильных магов, сколько их враги, завистники, конкуренция, погоня за величием и просто усталость от постоянных потерь. Тяжело продолжать жить, когда отведённый тебе срок несоизмеримо больше других. Становится невыносимо больно провожать их раз за разом. В результате приходиться постоянно отрезать кусочек от собственной души, либо становиться холодным и неприступным, чтобы ни одна потеря не смогла ранить тебя. Со вторым не справился даже Халсу’Алуби, что уж говорить про Густава, который никак не мог пожертвовать своей палитрой и обрасти кремниевыми стенами. Да и идти против собственной сути всегда себе дороже.
— Куда хотите направиться в этот раз? — всё так же мелодично, как шелест весеннего ветра, пролепетала идущая рядом Аша.
— К эльфам, — уверенно произнёс Густав, после чего сразу же уточнил: — Которые в Акероне. Их серокожие собратья уж больно депрессивные, как и Орта Миос, в особенности его подземная часть.
— Будете пить вино и слушать пение иномирных пташек, любуясь самими чувственными пьесами лучших лицедеев?
— Ага, если бы… Трудиться нужно, моё лучшее творение самом себя не создаст. Для этого мне понадобятся и советы, и беседы, ну и вдохновение в Акероне искать явно будет полегче. А затем нужно вернуться туда, где всё когда-то и началось, чтобы закончиться.
— О-о-о… — внезапно печально протянула рабыня, которая быстро смекнула о чём речь. — Но вам же нельзя волноваться…
— Плевать. Я это сделаю.
— Хорошо, я куплю лекарства, но излишне напрягаться вам не дам, — уже совсем по суровому, прямо как зимние ночи на севере, произнесла Аша. — Даже если придётся трупом лечь, я это сделаю, не сомневайтесь.
— Ишь чего удумала… Мастеру мешать!
— Делите свои планы на маленькие части. По чуть-чуть… понемногу…
— Аша, я стар! Я скоро умру! Мне нужно торопиться.
— Вы скоро умрёте, только если не будете меня слушать. Разделите свой труд на маленькие части, меньше волноваться будете, больше отдыхать и проживёте дольше, и успеете больше. Так будет правильно.
На это Густав что-то снова недовольно проворчал, также понимая, что спорить здесь бесполезно. Телохранитель перехватил взгляд хозяина, но тоже лишь пожал плечами, как бы намекая, что мешать воплощать угрозы Аши в жизнь не будет. Вот так мастер и попался в ловушку…
Но в целом после ворчания Густав всё же махнул рукой. Ведь присутствовало и очевидное понимание: его рабыня не просто хотела как лучше, она ещё и знала, как будет лучше. Создание нового шедевра сопряжённо с постоянным стрессом и эмоциональными качелями, вернее даже бурями. В процессе рефлексии и пропускании через себя всей истории создаётся новое творение. Ни одна великая история в свою очередь невозможна без трагедии.
В результате давление то и дело скачет то туда, то сюда. И неважно даже что именно испытывает мастер. Доблесть или страх, печаль вдовы и сладость победы рыцаря, всё одинаково заставляет биться сердце по-особенному. А вместе с этим морщинистое лицо начинает неметь, покрываться пятнами. Затем уже почему-то плохо слушается правая рука, после уже вторая. И казалось бы… какое онемение? Сердце же бьётся как безумное, кровь должна качаться будь здоров, но давление именно что скачет, то выше, то ниже.
Если ничего не предпринять, то и вовсе начинаются боли в груди. Тяжело быть старым, хотя все подобные симптомы начались ещё в молодости. Тогда юношеское сердце сходило с ума от бури чувств. Само воплощение инфантильности посылало письма прекрасным девам в каждый уголок Эдема, признаваясь таким многочисленным избранницам в любви по семь раз на дню.
Потом ничего не выходило, ветренные мужчины не очень нравятся девушкам. К этому времени тогда ещё не мастер уже успевал себя накрутить, после чего сокрушался в несбывшихся мечтах. Да и не только любовь, любая мелочь вызывала огромную бурю порой неконтролируемых и опасных эмоций. Даже сгоревший у лампы мотылёк воспринимался как самая настоящая трагедия. Про экзистенциальный кризис, наверное, и говорить не стоит, до сих пор на одном из складов хранятся скульптуры, вобравшие в себя всю мерзость саморазрушительного нигилизма. Тяжкое время, ничего не скажешь. Но, пожалуй, именно эти моменты и позволили в конечном итоге вкладывать в творения нечто большее.
— А надолго в Акероне задержитесь? — чтобы не идти в тишине, Аша продолжала говорить.
— Нет, там мы пробудем не очень долго. Хотя как пойдёт… Ведь как я уже сказал, нужно ещё Ландос обязательно посетить. К тому же я там давно откладывал крайне важную встречу, больше так продолжаться не может. Мои переносы и так уж больно невежливы.
— Может как-нибудь в Анхабари заглянем на месяцок или недельку? — вдруг спросила рабыня.
— Хочешь побывать в родных местах? — Густав задал и вопрос и с улыбкой взглянул на посветлевшее лицо Аши. — Как закончим в Ландосе обязательно заглянем, может даже на некоторое время там останемся.
Палящее солнце и горячие пески не очень нравились мастеру. Но посетить Анхабари в любом случае придётся, как и многие другие места. Ведь для создания последнего творения придётся собрать самое лучше со всего Эдема. Затем последуют долгие года тяжёлой рефлексии, чертежи и наброски невидимых картин, обсуждения некоторых моментов с другими мастерами.
Этот процесс займёт по самым оптимистичным подсчётам целый век, а может и ещё больше. При этом шедевр уже находится в стадии разработки, первый фундамент пришлось закладывать ещё до трагедии в Эдеме. Так что возможно некоторые моменты придётся изменить, а может и вовсе придётся всё переделывать заново. Такое тоже бывает.
С первого раза шедевры никем не создаются. Даже Творцы с этим не справились.
Эпилог
Великая Арена Ландоса полностью оправдывала своё название, как и любая Великая Арена. Колоссальных размеров амфитеатр строился в каждом городе в единичном экземпляре для сражений лучших из лучших. По-настоящему сильных этиамариев немного, поэтому и одна Великая Арена зачастую более чем справляется с нуждами города, а порой и вовсе там проводят вполне себе простые бои, отличающиеся только масштабом.
В свою очередь достигшие определённых высот в магии этиамарии нуждаются в огромном поле боя, поэтому Великая Арена всегда занимает огромный участок земель, а для зрителей в воздух поднимают небесные трибуны. Достойные там сражаться никогда не опорочат чести хозяев, а толпе никогда не привыкнут к сражениям, которые к вечеру начинают напоминать сражения высших. Хотя и опять же зачастую в качестве пьесы могут ставить даже что-то вроде сражений двух армий, небольших, возможно лишь для массовки, но армий.
Попасть на Великую Арену легко, нужно просто отложить монет и затем купить билет. Этириданосы также часто сотрудничают с лучшим амфитеатром, ведь нужда в мясе будет всегда. Однако на главные актёрские роли, как и место на трибуне дают только самым достойным поставщикам товара.
Также ряд титулов может выдать только Великая Арена, как и только она проводит специальные для этого бои. Исключением является только титул героя. Иногда, довольно редко, местом проведения героического боя выбирают другой амфитеатр, но присутствие владельцев Великой Арены является обязательным. Ну и далеко не все амфитеатры удовлетворяют ряду жёстких требований для проведения таких боёв, что усложняет проведения сражений за титул героя в других местах.
