— Здорово, Григорий, — статист, подменявший Охлопкова, возник словно из ниоткуда, — вечера решил не дожидаться?
— Это не ваше дело, товарищ.
— Ну да, — Сергей отобрал у Розанова кружку, понюхал. — Пиво без водки — деньги на ветер. Про Парасюка слышал?
— А что Парасюк? — с вызовом сказал Гриша.
— Интересную историю рассказывает, во всех подробностях.
— Знаете, история может быть и интересная, — Розанов приподнялся, — только мне это совсем не интересно. Извините, товарищ, я беседовать не расположен.
— А ну сядь, — тихо сказал Травин.
Было в его голосе что-то такое, отчего Гриша подчинился. Он отставил кружку, сложил руки на коленях и уставился взглядом в фонарный столб.
— Сейчас ты допьёшь пиво, и пойдёшь к следователю, он как раз к себе отправился, в здание суда. И там расскажешь, как доску подпиливал, как патроны подменил, как Свирского из окна столкнул. Ну и про всё остальное. Парасюк тебя всё равно сдаст, будь уверен, он мне сам выложил вчера перед тем, как его в ГПУ доставили. Так Матвей Лукич говорит, будто ты всё это затеял, чтобы картину доснять и себе присвоить. А за это ему пообещал деньги, которые он Свирскому должен был отдать, только Парасюк в карты проигрался, и денег этих всё равно нет, а вот ты, выходит, по всем статьям соучастник.
— Никто ничего не докажет, — Розанов всё так же смотрел на столб, чуть раскачиваясь. — Его слово против моего.
— Да, тут ты прав, — Травин вздохнул, — только учти, Гриша, я не следователь, мне доказательства не нужны, если советский суд тебя не покарает, я это сделаю, и наказание будет куда хуже. Ты вот сейчас думаешь, что сбежишь, спрячешься, и всё, сухим из воды выйдешь. Но я тебя всё равно найду, рано или поздно, ты ведь чуть меня не убил. И Малиновскую.
— Это была ошибка, — Гриша повернулся к Травину, умоляюще сложил руки, губы его дрожали, — только Свирский должен был пострадать, никто больше. Доски я сам проверил, они прочно держались, а у маузера обойму поменял на пустую, кто же знал, что патрон в стволе останется. Клянусь, я потом жалел, но исправить уже никак нельзя было.
— Поэтому я с тобой и говорю, а не голову откручиваю.
— Вы бы знали, какой этот Свирский сволочь, — горько сказал помреж. Я ведь тоже хотел снимать, так он устроил, чтобы мне не дали своей работы, чтобы у него на побегушках остался.
— Не повод это, — Травин поднялся со скамейки, — людей убивать. Насчёт следователя ты понял? Поступи правильно, товарищ Розанов, за свои поступки отвечать надо. И плёнки верни, мы все старались, жалко, если пропадут.
Глава 27
+ Эпилог
Глава 27.
Воскресная слежка за преследователем закончилась быстро, даже не начавшись. В половине седьмого Травин занял место на скамье неподалёку от Спасского собора, оттуда отлично просматривались и площадь перед церковью, и подъезд здания бывшего кинотеатра, где теперь располагался Терский окротдел ГПУ. Мужчина уселся рядом с Сергеем, положил на доски газету и протянул руку.
— Василий Львович Румпель, — представился он.
Выглядел собеседник точно так же, как на портрете, что нарисовала Кольцова, и имя это Травину было знакомо — так звали помощника ветеринара Завадского.
— Платон Федорович меня прислал, — продолжал Румпель, топорща усики и ничуть не смущаясь того, что разговаривает с незнакомым человеком. — Он у нас, знаете ли, человек подозрительный, просил за вашей знакомой проследить, а теперь вот и вам кое-что передать. Не желаете ли пива выпить?
Пива Травин не пил, а вот от кваса не отказался. В Пятигорске продавали замечательный квас — на местных травах, душистый и плотный. Столики возле лавки, торгующей напитками и закуской, были высокие, без стульев, Румпель облокотился на столешницу, чуть не залезая усами в пышную шапку пены.
— Так что от меня господину Завадскому нужно? — спросил Сергей.
— Во вторник, — Василий Львович смотрел на Травина прямо, не пряча и не тараща глаза, — наша боевая группа пройдёт, так сказать, крещение огнём, и Платон Львович просит вас присмотреть за господином Федотовым. По нашим сведениям, человек он ненадёжный, дела с чекистами имел в недавнем прошлом, как бы чего не вышло. Он там будет не один, с Марией Ильиничной, вот наш предводитель и беспокоится. По вам видно, что не верите. Напрасно, Завадский вам полностью доверяет, не знаю, чем вы его так к себе расположили, и вообще, считайте это первым заданием.
Румпель исчез вслед за пивом, оставив Травина в одиночестве. Пришлось идти в театр вслед за Кольцовой и Бушманом, женщину Сергей поймал только в антракте возле буфета, и рассказал о прошедшем разговоре. Лена обещала всё передать своему новому поклоннику, она купила в буфете бутылку вина, заявила, что на трезвую голову издевательств над Чеховым не выдержит, и ушла обратно в зал, а Травин отправился по своим делам. После утренней беседы с Бушманом, окротдел ГПУ интерес к нему на время потерял, и больше не беспокоил.
. В понедельник на почтамте, куда Травин зашёл за очередным выпуском журнала, молодого человека перехватил Федотов. Глаза у телеграфиста, когда он приглашал Сергея, сияли, а руки нервно подрагивали, так что химический карандаш выводил на бланке телеграммы каракули.
— Сергей Олегович, позволь спросить, что ты делаешь завтра?
Травин удивился. Во-первых, совпадению — о вторнике говорил ему помощник Завадского, а во-вторых тому, что Федотов сидит на работе в понедельник, хотя обычно он делает это по вторникам, четвергам и субботам.
— Пришлось поменяться, — объяснил телеграфист, — мне кажется, Машенька хочет ответить на мои чувства завтра, на аэродроме. Понимаешь, волнуюсь очень, такие дела обычно с глазу на глаз решаются, а там вроде знакомые все, но недавние. А тебя я сто лет знаю, если придёшь, будет спокойнее. Да и Машенька говорила, чтобы я тебя позвал.
— Зачем?
— Думаю, — Федотов говорил чуть сбивчиво и тихо, чтобы другие служащие почты не услышали, — хочет обставить это как дружескую прогулку в компании, чтобы я заранее не догадался. Да и погода, говорят, будет лётная, сможешь в воздух подняться.
— Не знаю, — с сомнением протянул Сергей, — у меня воспитанница, ей тоже внимание нужно.
— Вот, — телеграфист поднял указательный палец. — Приедешь домой, и что она тут видела? Горы да пионеров. А так на аэродроме побывает, в самолёт её пустят, я с Лазаревичем договорюсь. Бери её с собой, к часу дня, скажем. Мы с собой продукты возьмём, устроим там пикник.
Сергей кивнул. Девочке и вправду было бы интересно посмотреть вблизи на летательные аппараты, рядом с границей не то что ребёнка, а и обычного советского служащего на аэродром не пустят, здесь — заплати пять рублей, и сиди за инструктором. Или вместо инструктора, если начальник авиашколы разрешит. А что вёл себя Федотов странно, так многие его знакомые, когда дело касалось женщин, тоже теряли способность логически мыслить и трезво соображать.
— А это что за самолёт? — Лиза, приложив руку козырьком ко лбу, показывала другой рукой на снижающийся аппарат.
— Юнкерс немецкий, я на таком в прошлый раз летал.
— Ух ты, огромный какой, — девочка восхищённо вздохнула, — а сегодня можно с тобой?
— На этом — нет, а вон на тех, — Сергей кивнул в сторону У-1, стоящих в ряд на краю взлётного поля, — полетаем. Так даже интереснее, больше сверху увидишь. Иди, спроси у Льва Ивановича, он тебе пока его изнутри покажет. Только не тот, что сейчас заправляют.
Девочка радостно взвизгнула, и побежала к учебным самолётам, а Травин ещё раз окинул взглядом воздушную гавань Минвод, которую с аэродромом назвать можно было с большой натяжкой.
По вторникам воздушная станция Минеральные воды работала в обычном режиме, а авиашкола Осоавиахима была закрыта, из инструкторов остался один Лев Мильнер. Лазаревича, который должен был дать «добро» на полёты, на месте не оказалось, он улетел ещё в воскресенье вместе с Малиновским в Москву. Учебные Юнкерсы отправили в Ростов на две недели на плановый ремонт, приписанные к воздушной станции два пассажирских Дорнье, принадлежащих «Добролёту», и один почтовый Юнкерс тоже находились в воздухе. Второй Юнкерс приземлился час назад, и стоял возле здания станции. Техники подтащили заправочный шланг, принялись что-то подкручивать, дёргая элероны и пиная шасси. Двое грузчиков перетащили в телегу почтовые отправления и устроили себе перекур, а заодно и обед, разложив нехитрые припасы прямо на коробках с почтой. Были эти грузчики какие-то неправильные, на взгляд Сергея, слишком интеллигентные, что ли. Но одеты оба были в холщовые рубахи и потрёпанные штаны, заправленные в сапоги, оружия при них не наблюдалось, и Травин списал свои сомнения на излишнюю подозрительность. Кольцова, напросившаяся вместе с ними, уже отщёлкала целую плёнку с Юнкерсом и пилотом, который попозировал и уехал по своим делам…
