Андрей Посняков - Крестоносец

Дама Элеонора! Господи… жива ведь!

— Вот вам, пожалуйста — привет из прошлого!

— Что?

— Говорю — вот эту книжку возьму.

— Давай… Только не набирай много — нам еще керосинки нести… да и так, может, еще чего встретится.

Клуб стоял пустой, пыльный — ни следочка… Где же тот странный тип?

Сунув в рюкзак несколько книг, Горелухин уселся на стол:

— Знаешь, Миша, я вот подумал — а твой должник, верно, ближе к Танаеву озеру затаился. Сюда-то ведь ему ни за что не пройти, коли он не местный — болотины кругом, сам видел.

— Вот-вот! — встрепенулся Ратников. — Давай-ка пойдем туда… к Танаеву ближе. Что там за деревни-то?

— Да есть одна — Карпушино. Скорей, даже не деревня — хутор. Три избы, одну в прошлое лето какие уроды спалили, так вот две осталось. Не понимаю, Миша, и чего людям неймется? Ну, переночевали, выпили… зачем жечь-то?

— Может, случайно как-нибудь вышло?

— Ага, случайно… Уроды!

К Карпушино выбрались уже к вечеру, к темноте ближе. Небо еще оставалось светлым, но кругом быстро темнело, и меж вершинами высоких елей загорались первые звезды. Молодой месяц, легонький и тонкий, сверкал с подростковым задором. В полутьме едва угадывались избы. Одна — без крыши — сгоревшая, и две — более-менее целые.

— В крайней и заночуем, — Горелухин махнул рукой. — А уж утром тут посмотрим.

— Постой! — дернулся Михаил. — Не спугнуть бы…

— Если он здесь.

— Если здесь… Так узнать бы!

— Узнаем… Он курит, должник-то твой?

— Курит? Да нет, не курит.

— Жаль, — Горелухин вздохнул. — А то б давно учуяли… или огонь увидали — спички там, зажигалка…

— Тсс!!! — Миша вдруг приложил палец к губам. — Слышишь?

— Что? — шепотом спросил Геннадий.

— Показалось… вроде как голос чей-то.

— Голос? Что же он, сам с собой разговаривает? Наверное, рыбаки.

Оба затихли, прислушались… Тишина. Можно сказать — гробовая, даже ночные птицы не пели.

И впрямь, показалось…

Ратников пожал плечами… и вдруг снова услыхал голос! Приглушенный и что-то монотонно бормочущий!

— В крайней избе, — шепнул Горелухин. — Идем потихоньку, глянем.

Они осторожно подобрались к самому крыльцу… И тут Ратников заметил мелькнувший в окошке свет — зеленоватый свет лампадки. И снова голос…

— Патер ностер…

Латинская молитва!

Господи…

— Он что — не русский, что ли? — снова зашептал Геннадий.

Миша быстро обернулся к нему:

— Постой, чтоб в окно не выскочил… А я уж…

— Смотри, осторожней!

— Ничего, справлюсь.

Скрипнула под ногою ступенька, и сердце захолонуло — показалось, словно бы разорвало тишину ядерным взрывом!

Нет… молящийся ничего не заметил, так и продолжал нудное свое бормотание.

Ага… сени… Не споткнуться бы… Чуть приоткрытая дверь… Скрипнет? Конечно же! Кто тут ее смазывал? Ну, заскрипит — и что? Теперь — чего уж!

Резко распахнув дверь, Ратников включил фонарик… и осадил ударом в скулу бросившегося на него монаха. Худая фигура в сутане отлетела в угол, фонарь выхватил из полутьмы бледное, словно бы обескровленное, лицо, до крайности исхудавшее:

— Гутен таг, брат Герман, — тихо поздоровался Миша.

Каштелян, тут же овладев собой, усмехнулся:

— Тогда уж — «доброй ночи», герр комтур.

Он говорил по-русски, и не так, чтоб уж очень плохо.

— Зачем вы хотели меня убить? И мальчика? Озеро, арбалет — это же ваша работа.

— Моя, — помолчав, признался тевтонец. — Я тут уже три месяца… а кажется — триста лет! Один, в чужом мире. Все про меня забыли, даже те, кому я помогал… Каждый день я бродил у озера, наблюдал, думал — вот-вот объявится кто-то… Увы! А когда увидел Максимуса, подумал, что вот до меня и добрались… Вы ведь следили за мной еще там, в бурге. И выследили — едва ушел.

— Ушел, чтобы не вернуться обратно? — Ратников невесело усмехнулся.

В окно неожиданно стукнули:

— Ну как там?

— Спасибо, Иваныч, все нормально. Сейчас переговорим, выйдем…

— Да, я хотел вас убить… обоих, — честно признался брат Герман. — Я был потрясен, увидев вас здесь.

— Почему ж не попытались договориться?

— Договориться? — глаза монаха блеснули холодом. — С вами? Вы же меня преследовали! Вы — враги!

— И, тем не менее… раз уж вы не встретили здесь своих друзей, а они у вас здесь, несомненно, есть…

Тевтонец развел руками:

— Были… Но за три месяца — никого! Понимаете? Никого… Значит, и это место потеряно…

— Потеряно? — не выключая фонарика, Ратников уселся на лавку. — Сейчас вы мне расскажете все, брат Герман. Нет-нет, не протестуйте, мы просто заключим с вами одну небольшую сделку.

— Сделку?

— Ну да. Вы мне расскажете все, подробно и откровенно ответив на все мои вопросы. Взамен же…

— Что взамен?

— Вернетесь к себе… в свой привычный мир.

— Что? — тевтонец подпрыгнул. — У вас есть…

— Есть! Правда, не с собой… в ином месте.

Воспрянувший было монах вдруг поник головой:

— Нет… думаю, что даже с браслетом отсюда теперь уже не уйти. Так иногда случается — и нужно менять места.

— И тем не менее — это ваш единственный шанс, брат Герман! Воспользуетесь им? Или останетесь здесь навсегда?

— Нет! Только не это!

— Что — нет? — Ратников вскинул глаза. — Не хотите отвечать на вопросы?

— Отвечу! Господи… Отвечу на все! Только… хотелось бы знать, что вы не обманете.

— Вам мало моего слова?!

Эти слова Михаил произнес с истинно рыцарской гордостью, и неожиданно для него она подействовала.

— Вашего слова… вполне достаточно… герр Майкл. Спрашивайте… Постойте! Там, на улице…

— Это мой друг. Сейчас он разведет костер… поужинаем.

— У меня есть утка, — неожиданно улыбнулся тевтонец. — Я ведь охотился… правда, пожалел, что здесь оказался арбалет, а не лук. Стрелы, знаете ли — проблема…

— Арбалет… это вы его спрятали?

— Нет, кто-то до меня…

— Кто-то?

— Люди боярыни… Вы должны ее знать.

— А вы?

— Немного.

— Хорошо, — Ратников вытянул ноги. — Теперь расскажите мне о браслетах. Что знаете…

— Немного, — пожал плечами монах. — Их делает какой-то стеклодув далеко, в новгородских землях… какой-то волхв накладывает заклятье…

— Что за волхв? Что за заклятье?

— Волхва не знаю. Заклятье… Слышал, что оно очень древнее, языческое… еще с незапамятных времен.

— Кривой Ярил, Кнут… боярыня… они сейчас где?

— Не знаю. Не в этом мире, точно… Иначе давно бы явились. Я же говорю — что-то произошло! Обычно «ворота» действуют долго… но и они не беспредельны. Периодически нужно менять. Но эти… их не так давно нашли.

— Нашли?

— Да… Волхв почувствовал… в тех местах, где были раньше, там ведь уже давно ничего не работает.

— Так-так, — протянул Миша. — Понятно… Как же волхв узнал?

— Я об этом думал, — монах задумчиво почесал заросшую уже тонзуру. — Размышлял, сопоставлял… Здесь что-то должно быть… из нашего мира. Что-то или кто-то… иначе б волхв…

— Понятно, — снова кивнул Михаил.

Кто-то… Уж ясно, кто… И, оказывается, у этих мест… «ворот» есть некий лимит, который неожиданно был превышен… «УАЗик»? Очень может быть — слишком уж большая масса. Интересно, а что, если тевтонец не сможет уйти? Впрочем, это уж от него, Ратникова, не зависит. Вернее, зависит — но только в отношении браслета…

— Те девушки, рабыни… Значит, там, где они находятся, есть и «ворота»?

— Поначалу — да, — монах усмехнулся. — Но, с течением времени и они закрываются… видимо, девушки привыкают…

— Или — погибают, — Ратников сказал и осекся…

У Маши, кстати, тоже не было никаких прививок. Надо срочно делать! А то… какой-нибудь пресловутый «свиной грипп», и…

— А как вы вообще попали в этот бизнес, брат Герман?

— Что-что?

— Ну как связались с людокрадами?

— Долгая история, — монах махнул рукой. — Видите ли, два года назад я угодил в плен, к новгородцам, к боярину Никодиму Мирошкиничу. Денег на выкуп у меня, увы, не было, но я сошелся… не подумайте плохого, чисто по-дружески — с боярыней Ириной. О, это, поистине, очень умная и деятельная женщина!

Ратников хохотнул:

— Не сомневаюсь!

В сенях послышались шаги, и в горницу заглянул Горелухин:

— Ну что, добазарились?

— Можно сказать и так.

— Тогда пошли… Я тут ушицу сварганил.

Они остались у Танаева озера вдвоем — брат Герман категорически отказывался куда-то идти, видать, боялся отходить от «ворот», быть может, даже уже и не действующих. Горелухин, простившись, взгромоздил на плечи рюкзак с книгами и керосинками — больше ничего подходящего в заброшенных деревнях не нашлось — кивнул на прощанье: