вышел. Сенных девок у меня тоже пока нет, в городском доме они не заводятся, тут каждый человек виден, каждый на счету. В загородном поместье попроще, там дворня сама родится от сырости и близости к еде. Кто-то что-то урвал, скушал — кого-то родил. Этот свежевылупившийся кто-то подрастает на подножном корму, а потом оформляется в сенную девку или пастуха. А тут не то — тут каждый кусок хлеба — монетка. Каждая тряпка — монетка, обувка — еще несколько, потому как в домотканине и босиком по городу не ходят. Даже нищие ходят в обуви и настоящей одежде.
Оказывается, нормальные господа не прыгают по своему дому в хлопотах о своих слугах, конюхах, стражниках и вилланах. Не раскладывают их по кладовкам или людским, не переживают, что они будут кушать. Если бы я был комсомольцем, мне было бы стыдно, но я нормальный господин и рыцарь. На сто процентов уверен, что посвящение меня в это благородное звание автоматически отменяет моё членство в рядах ВЛКСМ. В этом мире членам Ленинского комсомола место только в дурке, а нет, тут нет больниц для душевнобольных, значит комсомольцам тут нигде нет места, ну разве что в шайке душегубов. Потому как настоящий комса не имеет права угнетать себе подобных или терпеть эксплуатацию себя какими-то подонками голубых кровей.
Некая доля цинизма, выработавшаяся у меня при наблюдении за успешным бизнесом вождей комсомола, не позволила идти в революционеры, остаюсь в своём классе на второй год. В каком классе? В эксплуататорском. И я сильно подозреваю, что меня и потом не переведут в следующий класс, максимум — исключат путем ликвидации. А чтоб этого не случилось, что нужно? «Пока ты спишь, враг качается!» Хорошо, если на дубу, а если в качалке?
Так что буквально на следующий день после того, как возницы уехали со своими и нашими телегами, я всерьез занялся физической подготовкой. В первую очередь подготовкой салабона. Разъяснил ему на пальцах и даже нарисовал на пергаменте комплекс упражнений, который он повесил в своей келье. Так посмотришь — нормальная комната, а послушаешь Жана — келья. Ну да, он у папы с мамой жил как сыр в масле, пока в оруженосцы не пошел. А оруженосцам положено проживать в кельях. Пусть и с личным слугой. Увидав такое барство, я поставил условие — если он со слугой, то питается за свой счет. А ежели на моей шее — то без слуги. Думаете, что выбрал мой оруженосец? Угу, так что у моего оруженосца теперь свой «оруженосец», надеюсь тот не заведет какого-нибудь помощника оруженосца второй степени. Теперь по утрам бегают и фехтуют все дружинники, кроме Прова, у него нога некондиционная, я и мой оруженосец. Фехтуем всем, что под руку попадет, повышаем личное мастерство и оттачиваем взаимодействие в группе.
Слуга Жана тоже бегает, но неохотно, без энтузиазма, также и мечом машет. На самом деле я не против — у меня в боевой группе на одного человека больше выходит. Пусть не очень опытный вояка, но за какую ручку меч держать он знает. В самом крайнем случае прикроет грудью хозяина от стрелы, уже польза. И мне этот типчик не подчиняется от слова «совсем» — вассал моего вассала не мой вассал. Мои личные служанки не бегают, но машут железками, как это было заведено мной еще в замке. Машут и не пищат, кажись они уверены, что это даёт им дополнительные шансы подольше оставаться при моём теле. Чего уж там, даёт. Я люблю упорных и знающих, чего они хотят, людей. А еще радуюсь, когда выясняется, что вокруг моей тушки группируются люди, заинтересованные в её сохранности.
— Да, Жан, я обещал сделать из тебя мага-боевика. И даже уже начал.
— Пока я вижу, что вы гоняете меня с оружием, Дорд. Где магия?
— Может ты еще начнешь возмущаться, что бои не до смерти каждый раз? И заметь, гоняют не тебя одного. Даже мои служанки упражняются с оружием.
— Вот уж чего не понимаю.
— Молод пока понимать. Про магию — тебя обучали основам пользования ею?
— Конечно!
— Молодец. Видишь, на столе перед тобой кубок, твоя задача наполнить её водой.
— Как?! Зачем?!
— Как? Лично. С помощью магии. Я настойчиво рекомендую вспомнить всё, чему тебя учили и применить. Во времени не ограничиваю, но советую сделать это побыстрее и не надорваться при этом.
— Меня учили, что в воздухе всегда есть вода, просто её не видно. Как пар, который тоже вода.
— Правильно. Дальше.
— Я должен представить, что вся эта вода с огромной скоростью как стрела летит в цель.
— Хорошо. Только теперь представь, что вода не летит стрелою, а просто оказалась в кубке. Давай!
Кубок послушно упал на стол, когда в него ударила струйка воды.
— Не получилось. Давай снова.
— Зачем, это не боевая магия получается, а ерунда какая-то.
— Жан, пороть благородных нельзя, так что в качестве наказания в следующий раз поставлю тебя на тренировочный бой против двух стражников. Чтоб не перечил почем зря.
— Да, Дорд.
— Пробуй еще. Пробуй, пока не получится. И на будущее, зови меня Жорж.
— Зачем? Ой. В смысле, да. Жорж.
— Мне так больше нравится.
Раз уж я тут царь, бог и воинский начальник, то и порядки заведу свои. И руки мыть заставлю, и водопровод проведу, и Жорой стану опять. По поводу водопровода, естественно, присвистнул, но канализацию организую, уже начал. В городе Луарте есть действующая, содержащаяся в исправном состоянии система ливневки, то есть подземные тоннели для отвода воды с улиц в окружающие город реки. Вдоль большинства улиц идут канавы, обложенные камнем, как и сами улицы, которые отводят воду и нечистоты в эти самые тоннели. Народ использует водоотводные канавы для слива в них всяких жидких отходов. Выглядит не очень, пахнет тоже, зато нет традиции выливать помои и содержимое ночных горшков из окон на мостовую или головы несчастных прохожих. В настоящее время кузнец накатал труб строго одного диаметра, а весь прочий не занятый на других работах народ долбит и копает канаву под сливную трубу, по которой это самое и вода из помывочной дома самотеком будет утекать в канаву на улице.
В помывочной комнате из камня уже сложили купальню взамен деревянной бадьи, я самолично пробил штробу в стене под свинцовую трубу.
