— Торчать тут, как пароход на рейде, большого смысла я не вижу, — недовольно проворчал Арсенин, — а потому зайдем в дом. Будет хозяин на месте — поспрошаем, но вежливо. Нет — подождем.
За входными дверями вплоть до большой гостиной тянулся темный коридор, разветвляющийся из квадратного холла на несколько проходов в разные комнаты. Вслушиваясь в укутанную тугим полусумраком тишину, нарушаемую едва слышным поскрипыванием ржавого флюгера, Арсенин жестами отправил друзей осмотреть комнатушки. Он и сам собрался наведаться в одну из них, как за его спиной вдруг тихо щелкнул взводимый курок и что-то холодное, до боли напоминающее пистолетный ствол, уперлось в его затылок.
— Аккуратно положите оружие на пол, — прошептал по-английски невидимый ему человек, — и не дурите. Я спущу курок быстрее, чем вы успеете закричать или дернуться.
19 ноября 1899 года. Деревня Сайлент-Хилл
Скрипнув зубами от бессильной злости, Арсенин с силой отбросил винтовку, очень надеясь, что лязганье падающего оружия привлечет хоть чье-то внимание. Шума не получилось — мягкий ворс ковра, покрывающего пол, почти полностью поглотил стук.
— Теперь два шага вперед и медленно поднимите руки, — с заметной иронией хмыкнул невидимка. — И даже не вздумайте еще раз попытаться привлечь внимание друзей.
Судорожно пытаясь найти выход из создавшегося положения, Всеслав вместо указанных двух шагов сделал три и, задрав руки вверх, замер посереди комнаты, так, чтобы его силуэт был виден любому возвращающемуся в холл.
— Отлично. А теперь повернитесь ко мне лицом и опуститесь на колени. Мед-лен-но.
Повинуясь приказу, Арсенин плавно опустился на пол и прикинул, сможет ли он при первой же возможности откатиться в сторону и выхватить револьвер. Шансы на удачу были минимальны: слева громоздилась массивная тумба, справа — диван. Укрыться от пули ни за тем, ни за другим он не успевал, но все же решил рискнуть. Если нет возможности спастись самому, то нужно хотя бы предупредить друзей. Как бы ни повернулась ситуация, в любом случае невидимке придется стрелять, а уж Туташхиа позаботится, чтобы стрелок не белом свете не зажился.
— Всеслав Романович?! — так и не выйдя из темноты, по-русски протянул незнакомец донельзя удивленным тоном. — Какими судьбами?! Вы-то здесь что делаете?!
— Владимир Станиславович? — не менее удивленно пробормотал Арсенин, узнав голос Кочеткова. — А вас какими ветрами сюда занесло?
— Э-э-э, нет, батенька. — Кочетков, отрицательно махнув револьверным стволом, остановил пытающегося подняться Всеслава. — Может, вы на меня обиду и затаите, но пока я не услышу, какого черта вы здесь, а не на «Одиссее», я предпочел бы видеть вас безоружным и не столь подвижным. И вот еще что! Объяснения должны быть весьма убедительными!
Облегченно переведя дух, все же осознание собственной беспомощности под прицелом чужого оружия к категории приятных эмоций никоим образом не относится, Арсенин начал свой рассказ. Оставаясь внешне беспристрастным, он поведал и о грузе динамита, с началом войны попавшим в разряд запрещенных товаров, и об аресте судна, и о своем визите к коменданту, и о происшедшем инциденте. И если сцену своего освобождения из узилища он преподнес со всеми подробностями, украсив ее ироничными эпитетами и сочными гиперболами, то рассказ о визите в лавку колониальных товаров, смущаясь, предпочел уложить в несколько слов.
— Занимательнейшая история, — восхищенно выдохнул Кочетков, — а главное — правдивая. Уж я-то вижу. Как до Отчизны доберетесь — изложите ее в виде романа. Отбоя ни от издателей, ни от поклонников не будет. Вот только одного я так и не понял: а в эти забытые богом края вы как попали-то?
— Да видите ли, Владимир Станиславович, — немного помявшись, начал Арсенин чуть смущенно. — Мы когда из околотка уходили, нам по пути пролетка повстречалась, а в той пролетке — Перси Скотт, комендант тамошний… — И, пытаясь подобрать слова, дабы рассказ об убийстве выглядел не столько откровенно-кровожадным, замолчал.
— И встреча сия оказалась судьбоносной, — чуть недоверчиво фыркнул геодезист. — Комендант проникся осознанием вины, рухнул ниц и попросил о небольшом одолженьице — прокатиться до сей деревеньки. А что? Примирительные поездки в Париж существуют, так отчего ж и до Сайлент-Хилла не проехаться?
— Можно сказать и так, — недовольно буркнул Арсенин, слегка уязвленный тоном собеседника. — Комендант радости нашей встречи не перенес и того-с… отправился в края великой охоты. А в наследство оставил портфельчик с бумагами различными, среди коих присутствовал доклад некоего агента «Фиалка» о намерении буров переправить в Трансвааль матрицы для печатания денег и об операции по перехвату оных.
— И чьей же стороне вы хотели предложить свои услуги? — абсолютно безразлично спросил Кочетков. — Бурам или колониальным властям?
— Не знаю, понравится ли вам мой ответ или нет, — насторожился Арсенин, — но мы собирались помочь именно бурам…
— А что так? — прищурился Кочетков. — Помнится, вы противостояние империи и республик иначе как мышиной возней не называли и относились к нему совершенно индифферентно. А нынче — такая метаморфоза… Или вы решили бриттам все обиды припомнить, вырыть топор войны — и в путь, пока пепел Клааса стучит в сердце?
— Тут много чего в один узел связалось, — смутился Арсенин. — Хотя, по чести сказать, лично для меня важнее всего оказались меркантильные доводы. Подумалось, что если мы бурам поможем, и они той же монетой отплатят. Можно и звонкой. Тогда как в том, что англичане от дивного зрелища моей тушки, болтающей в петле, откажутся, я сильно сомневаюсь.
— Каковы бы ни оказались причины, заставившие вас решиться на столь отчаянный поступок, — задумчиво произнес Кочетков после небольшой паузы, — мы, как и прежде, на одной стороне, что не может не радовать. Опустите руки и устраивайтесь поудобней. Да! Заодно прикажите вашему абреку прекратить в меня целиться. Право слово, лишние дырки в шкуре не нужны ни ему, ни мне.
Дождавшись, когда Всеслав поднимется, Кочетков, двигаясь стремительно и бесшумно, как-то неуловимо для постороннего глаза преодолел расстояние от укрытия до Арсенина и, дружелюбно улыбаясь, протянул капитану руку:
— Вы уж простите меня, голубчик, за столь холодный прием. Но не признал я в этом наряде ни вас, ни матросов ваших…
— Да я и не обижаюсь вовсе, — чуть натянуто улыбнулся Арсенин. — Вот только, сдается мне, времени на разговоры у нас нет совершенно. И как бы мне ни хотелось узнать, почему вы именно здесь и сейчас обретаетесь, хочу напомнить, что в любой момент здесь могут появиться британские агенты.
— А они уже приходили, — равнодушно обронил Кочетков, устраиваясь в кресле. — Так что для спешки оснований нет…
— Как приходили? — оторопело застыл Арсенин. — Если они уже встретились с агентом, то нужно как-то помешать их встрече с бурами! Перехватить, что ли… В конце концов, они могут и вернуться…
— Ну, это вряд ли, — по-прежнему равнодушно пожал плечами Кочетков. — С того света не возвращаются. Не переживайте, Всеслав Романович, и связной британский, и агенты имперские, все здесь находятся. Лежат в соседней комнате. А помешать они никому не смогут, потому как неживые уже. Хотя в одном вы правы, предосторожность излишней не бывает. А потому отправьте-ка своего юношу в мансарду. Пусть за окрестностями понаблюдает, пока мы политесы разводить будем…
— Как мертвые? — так и не сдвинувшись с места, удивленно спросил капитан. — Кто ж это их?
— Я, — без тени эмоций обронил Кочетков. — Надо признаться, я тоже слегка припозднился, и бритты бурскую команду из Лоренсу-Маркиш уже перебили, оставив в живых только одного — раненого. Так что пришлось, как вы выражаетесь, отправить их в места, богатые дичью. Очень уж удобно они в доме собрались, грех таким случаем не воспользоваться. Раненый бур, кстати, тоже здесь. Я ему морфий вколол, так что он спит и помехой не будет.
— Да кто же вы, черт возьми, такой?! — Арсенин, слегка наклонившись вперед, пристально уставился на рассказчика.
— Довелось мне как-то в Японии работать, — с отсутствующим видом произнес Кочетков. — И вот там один полицейский чин с таким же, как у вас, видом все у меня допытывался: «Кто вы, доктор Зорге, да кто вы, доктор Зорге?!» Не допытался. А на вопрос о моей скромной персоне я уже как-то раз ответил. Я — офицер Российской империи. И здесь, как вы догадываетесь, нахожусь не по собственной прихоти, а по долгу службы. Теперь давайте отставим ненужную лирику в сторону и перейдем к делам насущным. Я, в силу некоторых обстоятельств, должен в глазах всех без исключения оставаться фигурой нейтральной. То есть факт моего присутствия и моя роль в событиях дня нынешнего для широкой общественности, да и вообще для кого бы то ни было, должна оставаться в тайне. Этот раненый бур, Барт Ван Бателаан, моего лица не видел, кто бриттов на тот свет отправил, не знает, и коль вы сюда прибыли бурам помочь, значит, роль его избавителя на себя и примете. Историю, кою вы спасенному поведаете, мы сейчас вместе придумаем. Как бур в себя придет, вы вместе с Ван Бателааном доставите клише в Трансвааль. Бур послужит проводником, да и как пропуск в тех местах совсем не лишним будет.
