Но в первых стояли солидные воинские контингенты от СССР – причем, кажется, они постоянно пребывали в состоянии готовности к рывку к Ла-Маншу, причем после предварительных ядерных ударов по ходу движения. Поэтому и капиталисты сейчас наверняка затаили дыхание, пытаясь понять, что вообще происходит в этом огромном и страшном Советском Союзе, а здешние ихние посольства подняли в ружье всех своих шпионов, чтобы добыть нужную информацию.
– Может, и станет, – я меланхолично пожал плечами. – Но вряд ли слишком скоро.
– А... – начал было Александр Васильевич, но на кухню почти вбежала Алла.
– У Димы всё есть! – почти прокричала она и грустно добавила: – Но он не хочет выходить из дома... Предлагает приехать к нему.
Я чего-то подобного ожидал, и потому совсем не удивился.
– А где он обитает?
– На «Полежаевской»...
– Вот блин... знал бы прикуп!
Мы было дико досадно. Знать бы об этом раньше, я бы сам прогулялся – к «Полежаевской» от «Сокола» было легко попасть по Новопесчаной и Куусинена. Теперь надо опять ехать в ту степь, а обстановка в городе наверняка ухудшается с каждым часом – вводятся новые войска, появляются новые блокпосты, увеличивается количество патрулей... В общем, не было печали – так подай.
Я в очередной раз пожалел о том, что в этом времени нет доступного интернета и всевозможных мессенжеров, через которые любое изображение можно было переслать другому человеку буквально за секунду. В 1984-м, наверное, могли бы помочь факсы, но их в квартире Балахниных не наблюдалось. [1]
В общем, я понял – никаких спать. Придется ехать, ещё и с Аллой – хотя брать её мне не хотелось категорически.
***
На «Щербаковской» ситуация почти не поменялась – только вместо УАЗика менты подогнали «Жигули-копейку», раскрашенную в жовто-блакитный колер, да у парочки постовых появились укороченные «Калашниковы» со складным прикладом.
По Проспекту Мира всё ещё ездили в обоих направлениях мирные автомобили, хотя, конечно, грузовиков было заметно больше, чем легковушек, которые в основном стремились попасть к МКАДу. Мне стало интересно, насколько прав был Валентин, когда не советовал пытаться выбраться из Москвы в эти дни – тормозят ли на выезде всех, разворачивают ли их обратно? Что вообще происходит там, через десяток километров, которые нужно преодолеть машинам, чтобы покинуть пределы Москвы? Ответов на эти вопросы у меня не было – и я подозревал, что те, кто едет в ту сторону, тоже не знают, что их ждет.
В метро же патрулей стало гораздо больше, а к милиции добавились и военные, которые ходили по трое – офицер и пара солдатиков, – без оружия, но с заметными красными повязками на руках; судя по всему, к всеобщему веселью подключилась и местная комендатура. Пассажиров, впрочем, никто из них не тиранил, хотя смотрели все на всех подозрительно. Я по своей привычке из прошлой жизни прихватил паспорт и заставил сделать то же самое Аллу. Правда, мой документ пока вряд ли мог сильно мне помочь – прописку я так и не оформил, а без неё те же менты могли замучить выяснением, кто я такой и как здесь оказался. Тактику на случай проверки наших документов я так и не продумал, хотя в первом приближении собирался рассказывать о нашей с Аллой любви. Собственно, на этот раз я и взял её с целью доказать мои чувства – утром я ещё надеялся проскочить, а вот теперь нарваться было раз плюнуть.
Но ничего не случилось. Мы спокойно доехали до кольцевой, потом проехали и по ней три остановки, преодолели два перехода – и относительно быстро оказались на «Полежаевской». Где-то к юго-востоку отсюда находился гараж, где мы впервые увидели «Победу»; на севере было ещё незастроенное поле Ходынского аэродрома, на которое вчера один за другим садились военные транспортники.
Ну а сейчас здесь находился кусок старой Москвы на границе с большой промзоной, которая тянулась до самой реки. Возможно, поэтому местные власти тоже ограничились одной группой патрульных милиционеров, которым даже автоматов не дали. Они стояли чуть поодаль от выхода из метро и откровенно скучали. Мы с Аллой их не заинтересовали.
***
Врубель жил в красной кирпичной пятиэтажке, фасад которой выходил на Куусинена – тоже кусок старой Москвы, хотя про возраст можно
