такое вы хотите мне рассказать? — он предостерегающе поднял руку, когда Атарин попытался встать и начать докладывать.
— Нет, начальник стражи. Не вы. Она.
— Но ваше величество!
— «Независимый взгляд». Весьма любопытно услышать. Именно в таком ключе. Сядьте!
Последнее слово прозвучало приказом, и Атарин, всем своим видом выражая вину, его выполнил. Ира сглотнула. Вот так сразу? Она не успела подготовиться, даже не знала, с чего начать. В голове крутились тучи мыслей.
Её никто не торопил, и она робко спросила:
— Ваше величество есть спешка? Много дела?
— Нет. Я выслушаю весь ваш рассказ, сколько бы времени он ни занял.
— Хорошо. Мочь я начать начало? Появиться дом Дэкин?
— Начинайте.
Она вдохнула полной грудью. Едва сказав пару фраз, поняла, что внутри прорвалась плотина и её несёт вместе с потоком. У этого рассказа не было ни плана, ни структуры. Она мечтала буквально вложить в голову короля то, насколько хороша хозяйская чета, сколько они для неё сделали, как несправедливо поступили с Птичкой, какая добрая Лоппи, как ненавидит и боится Шукара Мирафа. Злоба и бессилие постоянно мелькали на её лице, потому что словарного запаса, чтобы передать эмоции, не хватало. Буквально минуты через три от начала повествования она машинально перешла на речь, постоянно сопровождаемую жестикуляцией, будто снова разучилась говорить. Уже совсем не отслеживала, как машет руками, что местами подскакивает на кресле или чрезмерно наклоняется вперёд. Донести! Заставить сочувствовать! Навести на мысль о помощи человека, который везде видит подвох. На заднем плане мозговой деятельности пролетела мысль, что как бы тщательно ни готовили её выступление Дэкин с Атарином, она бы не смогла играть эту роль и говорить по бумажке. Актёр из неё никакой. И раз уж так сложилось, что встал вопрос экспромта, то она вкладывала в свою речь душу, бесясь оттого, что не владеет в совершенстве основным инструментом — языком.
В запале рассказа она не сводила взгляда с лица короля, но оценить его выражение смогла, только когда закончила. Когда выдохнула, упала на кресло и, не в силах сдержать накала собственных эмоций, медленно откинулась на спинку. По носу проползла капля пота, и Ира, наконец, смогла рассмотреть собеседника. Рефлекторно отшатнулась, вжавшись в обивку. Редко удаётся увидеть такую ярость. Секунда — и лицо снова стало спокойным. Словно не было этой вспышки. Что ж, хорошая новость: чувства у монарха не столь атрофированы, как она думала. Плохая: не сочувствие, а гнев.
Варин некоторое время молчал. Потом стребовал с Дэкина детального рассказа о появлении Иры в доме. Она и сама с интересом его слушала: о том, что тогда произошло, знала только, что Шукар имел на неё виды и её защитила Цыран. В подробностях узнала впервые.
— Значит, сборщик податей покушается на женщин и силу одарённых, — медленно ворочая челюстью, проговорил король, и Ира прямо представила, как он таким же образом пережёвывает своих врагов. Тряхнула головой, чтобы отогнать непрошеную ассоциацию.
Атарин всё же поднялся.
— Ваше величество, я понимаю, что после того, как упустил такого преступника, как Рувва Ниран, ничего не сделал с Домом Мираф и попытался взвалить на женские плечи заботы, желая устроить сына получше, не заслуживаю и дня находиться на службе, но… позвольте хоть это дело довести до конца! И посодействовать вам во всём, что касается выведения этого человека на чистую воду. Потом я подам в отставку.
Король ничего не сказал. Он не обнадёжил и не успокоил. Обернулся к столу, быстрым росчерком написал записку и кликнул камердинера. Отдал ему вчетверо сложенный листок, сделав пальцами странный жест, очевидно, понятный слуге, поскольку тот поклонился и поспешил уйти из комнаты.
— Начальник Гирэт, я жду вас завтра утром у себя. Через неделю в здании городской ратуши состоится приём. Быть всем троим.
Больше он ничего не сказал и вышел из комнаты.
Утром Ира вышла к завтраку с абсолютно пустой головой. Вчерашний день вынул из неё все моральные жилы, и сегодня ей хотелось только одного: свалить поскорее на пастбище, сесть верхом и позволить ветрам продуть от мыслей черепушку. Избавиться от осадка, оставленного сценой на площади. До сих пор не вспомнишь без мурашек. Подальше. Подальше от города с его показательными судами. Окольными дорогами. Глаза не поднимать, чтобы не видеть то, что осталось от… Она уже переносила ногу через порог, когда на неё налетела служанка и велела поворачивать коней к комнате хозяйки. Ира не смогла удержаться от страдальческого выражения на лице, но всё же подчинилась. И что так срочно понадобилось?
В комнате было тесно. Цыран, Кесса, Анети и Фальтэ перебирали на кровати безумно дорогие платья, а рядом стояли всегда готовые поднести новый туалет или аксессуар служанки.
— Явилась! — буркнула Кесса. — И гадать не надо: опять сбежать собралась. У нас всего семь дней на подготовку, а её носит не пойми где!
Ира уставилась на неё, ничего не понимая. Какая ещё подготовка?
— Что глазами хлопаешь? Али не тебе его величество велел прибыть на приём в ратуше?
— Но… Это быть через дни. Не сегодня быть. Я собираться прийти. Помнить.
— Ты что, собралась идти в таком виде?! — ошарашенно ахнула Цыран.
Ира опять недоумённо огляделась. Потребовалась минута на осознание, что эти люди уже забыли вчерашний день со всеми его ужасами и вернулись к совершенно бытовым делам. Ей же подобная смена настроения была совершенно не понятна. Как можно сейчас думать о шмотках? Потом посмотрела на свой камзол, который уже успел стать второй кожей.
— А что есть? Я не забыть. Постирать, починить…
— Божественные Сёстры, даруйте мне сил! — старуха подошла к ней вплотную.
— Это приём. У короля. Со знатными людьми! И ты собираешься показаться на нём в этом наряде?!
— Я не иметь другое. Не иметь деньги новый платье. Ваши платья и покрывала не носить.
Кесса только руками развела на это чистосердечное признание.
— Гостья дома Равил не явится на королевский приём, как прохожая с улицы! — отрезала хозяйка.
Накаляющиеся страсти мягко притушила королева:
— Ирина, нет никакой беды. Мы понимаем, у тебя другой обычай. Скажи нам, какое платье у вас принято носить дома на торжества. Его просто надо сшить.
Ира поняла, что спокойствия ей не видать. Для присутствующих дам приём в ратуше был значимым событием, неподготовленность к которому затмевала собой все прочие происшествия. С женской точки зрения, речь шла о чести Дома, и представляющие его должны были выглядеть с иголочки. Она постаралась взять себя в руки и покраснев ответила:
