под самую шею, завязаны на веревочки. Длинные широкие рукава, собранные на запястьях, спадали на ладони фонариками. Безрукавки, вернее рисунок на них был разным. На грубого плетения серой ткани цветными нитями вышиты полоски и завитки, похожие на завитки на небе, на картине Мунка «Крик». Вся безрукавка прошита этими цветными нитями как гладью, и только на девушке, у которой эта часть одежды была распахнута я увидела изнанку. Серая дерюга. Видимо цветные нити очень экономили, и с изнанки были только зацепы.
Я опустила голову на себя, и поняла, что отличаюсь от них. Кирпичного цвета юбка переходила в лиф, туго затянутый корсетом. И этот корсет на мне сейчас болтался. Даже если бы я собралась затянуть его, толку бы не было.
- Ты, и ты, иди на свет, - прохрипел мужчина, указывая на нас с моей новой подругой. Из-под плотной шапочки волосы от висков переходили в густую, но не длинную бороду с заметной сединой, черные глаза его не были похожи на глаза девушек, я бы скорее сказала, что он был похож на цыгана. Серая рубаха целая, но блестящая, от затиров. Широкие шаровары, сапоги под колено и самое страшное – длинный нож в руке.
У меня закружилась голова. И к горлу вместе со слабостью начала подкатывать тошнота. Холодный липкий пот разлился по спине. Сахар… Мне нужен сахар.
- Она не ела слишком долго. Не может встать, - вместе с холодной водой на моем лице я услышала голос Палии. Видимо теряла сознание.
- Жива. Неси, - сказал тот же мужской голос, и я почувствовала, как меня с обеих сторон под руки подняли и потащили в сторону света. Глаз я открыть не могла.
- Дайте сахар. И воду. Сахар! – сухими губами пыталась сказать я, но в какой-то момент меня просто бросили на землю. Травка. Под руками мягкая травка. Холодный край деревянного ковша у рта.
Я пила, наверно, минуту. Огромными глотками, наслаждаясь тем, как вода льется по шее и груди. Открыла глаза. Палия поила меня.
Подняв голову я увидела каменную избушку длиной в две лошади. Только так можно было понять ее размеры. Одна из лошадей была привязана за крюк, замурованный у двери. По обе стороны дверного проема еще по одной скобе, в которые просунут деревянный брусок. Все эти мелочи были так непривычны глазу, что хотелось рассмотреть всё.
- Говори не можешь, - прошептала Палия.
- Что? – я посмотрела на нее при дневном свете и снова удивилась тому, как бела ее кожа.
- Идти, стоять. Не можешь.
- Хорошо, - только и смогла ответить я. Голова перестала кружиться, тошнота прошла. Нет. Этого просто не могло быть. Без укола я умерла бы. Это было уже второй раз. Неужели у меня больше нет диабета? Мысли проносились в голове пулями. А глаза жадно впитывали все, что нас окружало: большие мешки, притороченные к седлу. Из одного из них что-то капает. Густое, липкое. Прозрачное. Как смола, или мед.
К лошади подошел мужчина, которого я еще не видела. Он был полнее, ниже ростом и моложе того, что входил в эту избушку. Заметил мокрый мешок, выругался непонятными словами, но по выражению его лица не сложно было понять, что он зол. Принялся отвязывать мешок.
Я повернула голову вправо, туда, где возле кустов у коновязи из срубленного метра на два высотой дерева, стояли еще трое. Одним из них был тот громила. Он постоянно тер переносицу и подбородок. Явно нервничал.
- Зачем мы им? – тихо спросила я, решив, что «кто мы» - вопрос не такой уж и важности пока.
- Продать. Ты и я очень дорогие, а те остальные не сильно, - указала она на домик. Я помнила о щели над дверью, и была уверена, что сейчас за нами наблюдают. Вот костровище, которое я видела ночью, значит я лежу прямо по центру их видимости.
- Кому?
- Любому, кто больше заплатит.
- Мы рабы?
- Кто? - не поняла меня Палия.
- Хорошо, кто мы?
- Ты хиретка, а я балийка.
- Очень познавательно, но мне это ничем не помогло, - ответила я скорее самой себе, нежели подруге по несчастью.
- Ты говоришь не так. Что ты?
- Почему мы называемся по-разному?
- Ты из Хире́ты, а я из Бали́и, - ответила удивленным голосом Палия.
- Мы разные? – аккуратно ощупывая свое лицо, спросила я.
- Конечно, ты хиретка, я балийка, - снова завела «шарманку» девушка.
Я на ощупь не могла определить свою форму глаз, но руки теперь рассмотреть могла легко, и сделала еще одно открытие! Моя кожа была намного смуглее привычного мне оттенка. Даже сильно загорев, я не была такой смуглой. Аккуратно подняв юбку до колена, я посмотрела на ноги, и чуть снова не потеряла сознание – я метиска. Или мексиканка… Оттенок кожи был нежно-шоколадным.
Потянула за волос на голове. Кудрявый, коричневый. На солнце как шоколадный, но не иссиня – черный, как у Палии.
«Лена, главное сейчас – не паниковать. Помнишь, как говорил Сергей? Проблемы нужно решать по мере их наступления. Сейчас у меня проблемы? Солнце светит, я не погибаю, кажется, у меня больше нет диабета, и, судя по рукам и ногам, мне лет семнадцать» - думала я, продолжая внимательно ра ссматривать людей, а самое главное – их эмоции.
Сейчас этот «главный», как я обозвала высокого, явно был недоволен. Чем? Эти трое его боятся, да и не было его ночью. Приехал утром? Лошадь бы я заметила, когда смотрела на улицу через щель. Значит приехал и дал всем «люлей». За что? Что он там кричал, прежде, чем открыть дверь? «За нее дадут больше, чем за них всех» …
За меня или за подругу? А ведь мы действительно сильно отличаемся от остальных! - Палия, мы с тобой дороже, чем они? – тихо спросила я у девушки, которая сейчас, присев рядом, опустила голову мне на плечо и смотрела в пол.
–
