кто там сидит. Похую, даже если нам дадут пизды — в первый раз что ли? Мы только рады получить дополнительный опыт.
Глушу фургон. Включаю авариечку. Выходим. Дрюня обходит слева, я — справа. Не успел я подойти к Рэнжику, как водила ринулся открывать дверь, но я был быстрее: ёбнул нагой — она и захлопнулась. Запрыгнул на порожек, и положил локти на дверь, не дав водиле поднять стекло. Дрюня принял такую же позу, словно мы облокотились на подоконник в предвкушении грандиозного события за окном.
Салон у тачки — “бобма”: чёрная кожа, чёрные рояльные вставки, и чёрный потолок из алькантары, который обожают педики всех мастей. Отовсюду веет дорогущим парфюмом, который я бы никогда в жизни и не почувствовал бы, если бы не сложились столь удачно обстоятельства. Запах избранных. Только теперь к нему добавиться лёгкий запашок пота. Нашего пота. Так должны пахнуть мужики на работе, пытающиеся вовремя доставить груз до клиента, и сделают это, если им не будут мешать всякие мудозвоны, спешащие побыстрее домой погонять лысого.
— Какого хуя вы… — начинает вопить смугловатый паренёк с блестящими чёрными кудряшками. Аккуратно стриженая бородка, колечки на пальцах-сосисках, побрякушки на шее — типичный еврейчик, который съебётся из страны, как только запахнет жареным.
— Как дела, приятель? — обрываю его на полуслове, и заглядываю в салон, поглубже. И БОНУС!
На заднем сиденье, разодетые как шлюхи на трассе, сидят две девчули. Симпатичные худышки с длинными волосами в коротеньких топиках. На одной красная юбка по не балуйся, так и кричит — возьми меня! На второй коротенькие джинсовые шорты, при виде которых моя шишка начинает цвести. Одна попыталась что-то вякнуть, но Дрюня её быстро осадил, громко гавкнув.
— Что вам надо? — собрав яйца в кулак, спрашивает мажорчик.
Сквозь линзы его чёрных “рейбенов” я так и вижу, как он начинает потихоньку пересирать. Он смотрит то на меня, то крутит головой и уставляется на Дрюню, чей вид может напугать любого адекватного человека, повстречавшего его поздней ночью. Дрюня растянул губы, продемонстрировав нам улыбку без пары передних зубов, и почесал нос, показав сбитые в грубые мозоли костяшки.
— Я сейчас вызову полицию, — продолжает мажорчик, выуживая из подстаканника яблочный телефон.
— Вызывай. Но пока они будут ехать, мы успеем пару раз тебя отметелить на глазах твоих тощих коз, — говорю я. — Такое себе будет воспоминание на всю жизнь.
— Мы не козы! — доносится блеяние с заднего ряда.
— Тут вы правы! — встревает Дрюня. — Вы — свиньи!
— Чего вам надо? — спрашивает еврейчик, уставившись на меня.
— Я хочу, чтобы все жили как нормальные люди, — говорю я, — поступали по совести. Совершали добрые поступки. Понятно, что это всё мои мечты, но я привык, что мои мечты всегда исполняются. И сегодня я хочу, чтобы твои свиньи убрали за собой.
— Убрали что?
— Говно своё! — встревает Дрюня.
— Я вас не понимаю, — ноет мажорчик.
— А ты у них спроси.
Громко скрипя кожей кресла, он выворачивает своё отъеденное тело в бок, смотрит на своих тощих свиней и спрашивает:
— О каком мусоре он говорит?
Две шлюшки переглянулись, сделали вид, что не врубаются, но потом одна, что по красивее выдаёт:
— Я банку выкинула в окно…
Мажорчик поворачивается ко мне и спрашивает:
— Можешь отойти?
— Зачем?
— Я пойду, подберу эту банку…
— Нет-нет-нет, дружище. Это должна сделать твоя свинка!
Он снова скрипит кожей, поворачиваясь к своим сучкам. Они ему даже рта не дали открыть, как завизжат в две глотки:
— Никуда мы не пойдём! Пошли они нахуй! Им надо, пусть и убирают!
Он снова поворачивается ко мне и говорит:
— Дай я её уберу, тебе что, принципиально? — и пытается открыть дверь. Но я навалился всем весом. Смотрю на него и говорю:
— Принципиально.
Говорю так, чтоб он понял всю серьёзность ситуации, и увильнуть у него нихуя не выйдет! Всё, парень, ты попал!
— Катя… — говорит он, но я снова его обрываю.
— Нет-нет-нет! У животного есть название, никаких имён!
— Бля, чуваки, что вы до меня доебались! Не могу я так!
— Тогда сейчас я залезу к тебе в салон, — говорит Дрюня, — и усядусь на задний диван. Прижмусь к твоим свинюшкам, и буду умолять их стянуть с меня штанишки.
— Почему вы мне угрожаете? — завопил еврейчик.
— Хочешь красочных воспоминаний на всю жизнь? Нам то похуй, десять суток за хулиганку и гуляй! Не первый раз! А ты с этим жить будешь всю жизнь, — и начинаю смеяться. Дрюня подхватывает, наполняя салон едким запахом перегаром.
Мажорчик поворачивается к тёлке. Мы уже все в нетерпении от предстоящего шоу. Барабанная дробь!
— Свин… — начинает он медленно из себя выдавливать.
Дрюня вдруг начинает громко хрюкать, а я быстро подхватываю. ХРЮ-ХРЮ-ХРЮ.
— Пошёл ты, урод, — выдаёт девка, распахивает дверь и выбирается на улицу.
— Вот видишь как, даже не пришлось ничего говорить, — подмечаю я, затем спрашиваю: — Шлюшек на трассе подхватил?
— Нет! — он начинает уже закипать. — Сестра с девушкой.
— А кто из них кто? — спрашивает Дрюня.
— Сзади — сестра.
Парень на взводе, еще чуть-чуть и сорвётся.
— Ну это мы тебе даже одолжение сделали, — продолжает Дрюня, — теперь будешь знать, с какой свиньёй спишь!
Я отхожу от двери, обхожу машину и хочу просто глянуть, чем эта пиздёнка там промышляет. Нагоняю. А она тупо стоит, сложив руки на груди, окидывает взглядом верхушки деревьев и о чём-то усердно думает! Банка валяется у её ног, и я пытаюсь обратить её внимание на столь очевидный факт. Говорю ей, чтоб она нагнулась и подняла. И тут прилетает удар мне в затылок. Пиздец как больно! Меня качнуло в бок, что я чуть не ёбнулся в кювет. Быстро ухожу в бок, оборачиваюсь и вижу еврейчика, прущего на меня как паровоз, лишь дыма из ушей не хватает. Я мог бы уложить его с одного удара, но ему повезло, отчасти. Хотя, может и не повезло.
Из тошнящей в пробке
