— Ты уж прости, дядя Андрей, но не так тут очень многое, — начал я давить на родню мощью своего разума. — Начнём с того, что делать надо не штуцер, а винтовку обычной для пехотного ружья длины.
— Зачем? — искренне удивился дядя. — Охотничьи батальоны и лёгкие роты пехотных полков вооружают именно штуцерами!
— Вот именно. Потому что штуцер бьёт на ту же дальность, что пехотное ружьё, но точность на той дальности показывает куда как большую. А такими винтовками можно будет вообще всю пехоту вооружить.
— Да? — дядя недоверчиво хмыкнул. — И чем тогда охотники от линейной пехоты отличаться будут?
— А чем сейчас гренадёры от обычной пехоты отличаются? — задал я встречный вопрос и сам же ответил: — Только тем, что там у подстатных чинов жалованье выше и в гренадёры переводят отличившихся солдат. А ведь было время, когда гренадёры гренадами ручными кидались... И потом, в пехотном полку лёгких рот три из шестнадцати, а охотничьих батальонов имеется по одному на дивизию. Что для нас лучше — продавать армии оружие только для них или для всей пехоты? И что лучше для армии — иметь два вида ружей и патронов или всё-таки один?
Дядя призадумался. Понятно, что деление пехоты на линейную и лёгкую для него было привычным, он и на службу поступил, когда оно уже существовало, и пока до генерал-поручика дослужился, оно всегда было, и в отставку вышел, а оно всё ещё есть. От такой привычки просто так не откажешься...
— Но охотников же учат воевать в лесах и в горах, а там длинная и тяжёлая винтовка ни к чему, — нашёл он возражение.
— Поэтому надо её облегчить. И саму винтовку, и патроны, — я подготовил себе позицию для новой атаки.
— И как же? — заинтересовался дядя.
— Калибр уменьшить, — ответил я. — Семь линий [3] слишком много. Не больше четырёх с половиной. [4]
— А зачем? — не понял дядя.
— При длинном стволе с нарезами лёгкая пуля полетит быстрее тяжёлой. И дальше. А человеку без разницы, что семилинейная пуля, что четырёхлинейная, его и та, и другая одинаково убьют или одинаково ранят. Зато солдату носить такое ружьё будет легче. И патронов при том же весе солдат сможет взять больше. Или при том же их количестве выкладка полегчает.
Кажется, я опять заставил дядю задуматься. Ничего, это полезно. Тем более, у меня наготове уже была следующая порция поводов для его размышлений.
— Так... Курок взводится отдельно? — и так видно было, что да, отдельно, но надо же дать людям возможность самим подумать.
— И зачем? — спросил я, дождавшись от отца подтверждения. — Зачем солдату в бою делать лишнее движение и, главное, помнить о том, что его надо сделать? Курок должен взводиться при открытии затвора.
— Хм, пожалуй, ты прав, — согласился дядя. — Ещё что?
— Я смотрю, один затвор довольно сильно отличается от другого, — выдал я главную придирку. — Не дело это, надо оба исполнить так, чтобы переделка затвора при переходе от бумажного патрона к медному требовала как можно меньше работы.
— Это для чего? — не понял отец.
— Ну дядя Андрей же нам говорил, что винтовку под медный патрон генералы не возьмут. Вот мы им и предложим под бумажный. А лет через десять преимущества медного патрона станут очевидны даже генералам, и тогда мы им покажем быстрый и недорогой способ переделки винтовок. То есть покупать у нас армия будет не винтовки и патроны вместе, а только патроны, да переделку затворов нам же и закажет.
— Дельно, — согласился дядя, а отец, похоже, уже принялся подсчитывать в уме грядущие доходы.
— Ну и надо ещё сделать винтовку покороче для драгун и казаков, да карабин для лёгкой кавалерии, артиллеристов и сапёр, — напомнил я. Это, конечно, прописная истина, но лишний раз озвучить не помешает.
— Снова ты прав, Алексей, — признал дядя. — Но почему ты так уверен в том, что будущее за медными патронами?
— А за чем ещё-то? — искренне удивился я. Ну да, я-то просто знаю это по истории бывшего моего мира, но каких-либо основополагающих отличий, кроме магии, между тем миром и этим нет, значит, и здесь всё пойдёт так же. Просто для меня это очевидно, а для дяди и отца нет. Что ж, придётся объяснять...
— Медный патрон не промокает, не рвётся при нервозном извлечении из патронной сумки и заряжании, не оставляет в стволе тлеющих обрывков бумаги, которые могут поджечь новый заряжаемый патрон. Скорость пули обеспечивает более высокую, а через это и дальность с точностью, — кратко перечислил я.
— Дорог только, — не сдавался дядя.
— Ну, дядя Андрей, как у нас в Царстве Русском растёт народонаселение, ты и сам знаешь, — начал я обходной манёвр. — Больше народу — больше налогов и податей в казну. Богаче казна — можно купить оружие подороже, но и получше. А покупать так или иначе придётся, потому как с ростом народонаселения и армии станут более многочисленными. То есть врагов, которых на войне нужно будет поразить, прибавится. Значит, и оружие потребно соответствующее.
— Вот ты как повернул, — дядя задумчиво втянул воздух долгим вдохом и столь же медленно выдохнул. — Не поспоришь. Но если армия будет более многочисленной, не проще ли оставить всё как есть? Больше солдат — это и с нынешними ружьями перевес над врагом.
— Мне, дядя Андрей, твоя похвала моему уму приятна, — почтительно сказал я. — Но я себя самым умным не считаю. До чего додумался я, может додуматься и кто-то другой. Вот только кем этот кто-то будет? Шведом? Немцем? Поляком? Французом? Англичанином? Турком или маньчжуром, не приведи Господь? Лучше уж мы будем первыми. Пока соседи перевооружатся, у нас уже опыт накопится, и понимать, как новое оружие лучше использовать и что дальше делать, мы будем лучше них. Рано или поздно, дядя, эта гонка вооружений начнётся. И лучше бы нам быть в ней всегда в числе первых.
— Это ж сколько меди-то понадобится, — покачал головой отец. — А она и на пушки идёт...
— Пока идёт, — усмехнулся я. — С нашими винтовками неприятельских артиллеристов перестрелять можно будет безнаказанно. И тогда станут надобны совсем другие пушки — стальные, нарезные и заряжаемые с казны.
— Ох-х... — только и выдал отец.
— Да, Алексей, умеешь ты удивить, умеешь, — медленно проговорил дядя. — И хочется с тобой поспорить, да что-то не выходит. В общем, ты, Филипп, — повернулся он к отцу, — давай делай с этим, — дядя показал на разложенное на столе оружие, — всё то, о чём Алексей говорил. А я буду думать, где денег взять. Доходы-то тут будут огромными, это да, но и затраты нам предстоят немалые... Это ж сколько денег понадобится...
— Господи, помилуй нас, грешных, — под стандартный дядин тост мы махнули по чарочке за успех наших дел и дядя Андрей отбыл к себе.
— Отец, — решил я спросить, когда мы остались вдвоём, — а почему ты Василия к этим делам не привлекаешь?
— Василия? — переспросил отец. — Он так соображать, как ты, не может, чего греха таить...
— А от него и не требуется, на то я сгожусь, — самокритика моей сильной стороной никогда не была, вот и сейчас не удержался. — Как из моих задумок что-то путное сделать, твои мастера лучше нас с тобой знают. А нам нужен человек, что будет руководить производством, когда мы его наладим. Свой человек, из нашей семьи.
— Хм, — отец задумчиво огладил бороду. — Я-то Василия на Боярскую Думу поднатаскать хотел... Андрею в помощь, а потом и на смену. А теперь вижу, что ты и там получше него справляться сможешь...
— Ну вот, — согласно кивнул я. — Пусть сосредоточится на заводах.
— Ты что-то своё задумал? — в проницательности отцу не откажешь.
— Задумал, — признался я. — Только пока о том рано. Вот женюсь, куплю дом...
— Дом? — перебил меня отец. — Отделиться хочешь?
— А у меня есть выбор? — отозвался я. — Василий уже сейчас с Анной гостевую комнату под себя забрали. А там и дети пойдут... Нет, отец, хочу я отделяться, не хочу, а всё равно придётся. Я сначала, конечно, сам женюсь, тогда о моих задумках и поговорим. Сейчас рано.
Отец снова задумался. На этот раз думал он долго, я же тихо, стараясь не мешать его размышлениям, вернулся к разложенным на столе железкам.
