Нас встречали лейб-медик Эдуард Эдуардович Эйхвальд, дело в том, что некто Манассеин, пользовавший императорскую семью, ссылаясь на заслуживающие внимания обстоятельства не согласился на переезд в Москву, так что остался в Санкт-Петербурге, а вот Эйхвальд, который был лейб-медиком у великой княгини Елены Павловны, изъявил искреннюю готовность на смену места жительства и на то, чтобы стать лейб-медиком императорской семьи. При этом он получил чин тайного советника, что не только повышало его статус в обществе, но и способствовало росту его материального благосостояния, чему потомок прибалтийских немцев был весьма рад. Его отец был известным ученым, родом из Гамбурга, осевший в Митаве, где Эдуард и появился на свет. Среднего роста, обладающий весьма приятными правильными чертами лица, он был обладателем роскошных усов и густой шевелюры, окрашенной сединой. Имел весьма приятный голос и исключительно тонкие манеры. При этом был очень внимателен и педантичен — чисто немецкие черты характера. Ольге Федоровне он сразу понравился, так что никаких возражений с ее стороны не последовало. Вместе с Эйхвальдом нас встречали Николай Иванович Быстров, лейб-педиатр Двора Его Императорского Величества (то есть моего), который тоже согласился на переезд в Москву. Именно он должен был заняться Алексеем. И Лев Львович Лёвшин, наш лейб-хирург, который, должен был проследить за необходимыми процедурами. Дело в том, что в клинике в мае этого года был выделен туберкулин, так что обломалась господину Коху туберкулиновая авантюра! И именно тут доктор Лёвшин разработал методику внутрикожного введения туберкулина, известную как реакция Манту. Туберкулин в МОЕЙ реальности доктор Кох предложил, как лекарство от туберкулеза. В состав этого препарата входили ослабленные бактерии, но… оказалось, что туберкулин болезнь не лечит от слова совсем, а еще и имеет свойство усиливать патологический процесс. А лекарства этого сделали, жуть сколько! Да… Пришлось искать туберкулину хоть какое-то применение. Оказалось, что при правильном введении, он вызывает аллергическую реакцию, которую можно использовать в диагностике туберкулеза. Уже что-то! Опять-таки, пусть господа Пирке и манту извинят, но наши ученые нам дороже! Сначала консилиум осмотрел Алексея, который морщился от этих манипуляций. Потом Лев Львович сделал ему пробу Манту и строго-настрого запретил мыть руку сутки, а Николай Иванович заметил, что никаких признаков болезни у мальчика нет. Очень может быть, что переезд в Москву повлиял так на его здоровье? Скажу сразу, что реакция Лёвшина была отрицательной (ее потом назовут Лев-тест), что принесло мне несказанное облегчение. Потом мне продемонстрировали недавно установленный Х-лучевой аппарат. Главное, что он хорошо работал! Пришлось напомнить врачам с ним работающим, о правилах безопасности, ибо свинцовые фартуки на них отсутствовали. И на рабочем месте этого защитного приспособления я не заметил, за что директор клиники получил от меня замечание. Пока устное и дистанционное. Ибо таскать за собой свиту местных светил мне претило. Ничего, моё недовольство ему передадут, а выслушивать нелепые оправдания меня мало интересует.
По дороге в физиологическую лабораторию меня перехватил Аркадий Иванович Якобий, который разрабатывал программу общественной гигиены по моему заданию. Обсудили с ним самые животрепещущие вопросы, еле отцепил его, ибо он впился в мою тушку аки клещ, сей интеллектуальный кровосос всё пытался выяснить, откуда у Его Императорского Величества столь глубокие познания в гигиене, несколько превосходящие его, профессорские, познания? Ага, так я ему и скажу, что это сведения от Сандро плюс хорошая память моя лично! В общем, кое-как вырвался, стал даже думать, может быть зря я выдернул этого якобиста из Харькова? Хотя тут он на своем месте. Ладно, что сделано, то сделано, взад вертать не будем.
А вот и лаборатория, ставшая второй целью нашего посещения Екатерининской больницы. Тут нас встречала сладкая парочка из двух спевшихся физиологов: выпускника Гейдельбергского университета Льва Захаровича Мороховица и князя Ивана Романовича Тарханова, выпускника Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, успешно защитившего десять лет назад докторскую диссертацию, ученика доктора Манассеина (бывшего лейб-медика, оставшегося в Северной Пальмире). Этот тип с колоритной наружностью настоящего кавказского горца был из рода грузинских князей Тархан-Моурави, предком которого был великий правитель Георг Саакадзе («диди моурави»), главнокомандующего грузинскими войсками, за боевые заслуги получивший тарханство — освобождение от всех податей.
Сначала Иван Романович поступил на физико-математическое отделение университета, по требованию родителей, но потом все-таки выбрал медицинский факультет с прицелом на физиологию. Соблазнил его на эту стезю некто Сеченов. Наслушался молодой князь лекций великого ученого. Так математиком Тархановым стало меньше, а физиологом Тархановым — больше. Но мне как раз и понадобился такой ученый, который и в математике с физикой разбирается, и в физиологии соображает. Дело в том, что работы по электрокардиографии, то есть тому, что должно было этим методом диагностики стать, велись англичанами и американцами. Но как-то все это было у них на весьма примитивном уровне. Тем не менее, пригласить к себе этих исследователей не получилось. Совсем не получилось. Не знаю. почему в попаданческой литературе великие ученые косяками валят в Россию. У меня никаких косяков не получалось. Выдернуть нужного человека — это целая операция, слишком уж не хотят менять насиженные места. Надо или поджидать каких-то неурядиц, или использовать другие методы. С тем же Максимом сработала медовая ловушка. Впрочем, он в браке счастлив. В общем, не все можно измерить деньгами. Звон золотых монет для ученых имеет значение, но намного большее — престиж. А пока что у нас с престижем не ахти. Как Петру Великому сложно было собрать в Академию лучших ученых мира? Далеко не самые лучшие собрались. Хотя несколько светил было, это правда. Так и у меня — парочку звезд получить удалось, но до мишленовского стандарта в пятерочку еще далековато.
Вообще, электрокардиография — это чисто моя заслуга, а не Сандро. Так получилось, у меня в ТОЙ реальности остался друг, одноклассник, врач-кардиолог, Матвей Ильин. Мы с Матюшей периодически встречались, обменивались интересными историями, выпивали, чего уж там. Будучи великолепным специалистом, в личной жизни Илья был неудачником, три брака закончились тремя разводами, дети разбежались по разным странам, в общем, он остался одиночкой, как и я. В тот день мы собрались у него на даче — чуток выпить, мясца пожарить, все как обычно. Помню, что разговор зашел об академике Чазове, которого Матвей знал лично, в общем, я тогда задвинул, что есть такая теория, что Чазов способствовал быстрому уходу в небытие наших коммунистических лидеров, работал по наводке ЦРУ. Давно я так Матвея не веселил. Тот ржал, аки сумасшедший! Потом заявил, что ученым Чазов был выдающимся. Да, а вот как клиницист ошибки делал — на каждом углу, если бы не врачи-ординаторы, которые эти ошибки втихаря исправляли, то ему даже отделение не доверили бы, точно! Как-то привезли самолетом в кремлевку из Алжира руководителя врачебной делегации, который там сознание потерял. Личность примечательная, внучатый племянник какого-то известного ученого. В общем, Чазов поставил ему диагноз «инфаркт миокарда» и лечение назначил соответствующее. На счастье, племянника, он вовремя очнулся, объяснил тупым докторам, что у него произошла аллергическая реакция на какую-то местную хрень, и вообще, у него аллергия почти на всё, а на тупых докторов — особенно! После чего заказ себе гомеопатию и через десять дней вышел из реанимации совершенно здоровым человеком. Под эту история мясо приготовилось самым волшебным образом, запахи стояли такие, что соседи по даче носами прилипали к ограде, но знали, что им ничего не обломиться, ибо нефиг мусор через забор перебрасывать, утырки… Каждый приезд на дачу начинался с уборки подзаборных завалов. Потом пошли кино смотреть: кто-то подкинул доктору фильм «Карп отмороженный». Сказали, что легкая комедия, и под водочку с закусоном самое то. Поставили фильму и на первых же минутах я увидел, как у Матюши пошла форменная истерика. Он просто катался по полу от хохота. Я лично ничего ржачного не увидел: сидит себе доктор и втирает пациентке (Нееловой), что жить ей осталось совсем ничего, что сердечко у нее плохое и в любой момент кранты настанут. И что тут смешного?