очень старался, пыхтел, как легендарный паровоз, обильно потел и изволил гневаться, но воз, как говорится, и поныне был там же. Костра не было, один недостойный меня мат.
Может, производные (сухие мох, трава, мелкий хворост) были недостойны до пламени по причине повышенной властности, может, руки у меня росли не из того места, может, Господь Бог не соизволил, но пламени так и не было, несмотря на все усилия. Хотя, по моему, в ходе процесса я уже сам был готов не один раз воспламениться и даже взорваться.
Дальнейшие приготовления к салюту наций были прерваны внезапной темнотой. Что за чертовщина! Вообще, я знал, что таким образом сменяются день и ночь, но это в районе экватора. Здесь же у нас умеренные широты!
Как-то это было непонятно и даже волнительно. Но пока мне было не до теоретических открытий местоположения. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, а я стою на песке голодный и усталый. Накормить я себя сегодня уже не смогу, ведь надо еду не только найти, но и индифицировать. А то съешь в темноте какую-то бяку и отравишься. Лучше подождать до утра, останешься голодным, но целым.
Я немного помыслил. Единственное разумное действие = это нарвать травы для ложа. Видел я ее неподалеку тут же на берегу, длинная, сочная. Кажется, осока, а может нет. Какая мне разница? У осоки, конечно корни хорошие, луковицей. Пока молодые, вкусные, но я уже говорил, кушать мы будем только засветло, завтрашним днем.
Мы будем кушать, — так говорил джин в одном из мультфильмов про Мюнхгаузена. На столе у него были, кажется, плов, тушки какой-то небольшой птицы, фрукты, свежие лепешки. М-м!
Сглотнул слюну, потребовал от себя не травить душу всякими пищевыми соблазнами и решительно двинулся вперед, почти наугад, от места, где я так неудачно разжигал костер.
Трава росла длинною полосой параллельно берегу и потому пройти мимо нее было очень трудно. А потом, если я перепутаю и нарву другую, какая разница? Про себя я уже решил, что если мне не повезет с травой (любой), то наломаю ветки ивняка. На концах кустаарников они тонкие, с листьями и из них тоже можно сделать приличное логово.
Но пока я рвал траву. Сначала хватал большими охапками, которые сорвать даже мужским рукам было не под силу. То есть я их брал, а ни сорвать, ни вырвать не мог!
Проанализировал ошибку, учел и брал уже по два — три стебля. Так они достаточно легко рвались, а когда я стал их просто выдергивать с корнями, то быстро набрал несколько охапок.
Охапка — в данном случае травяной массив, который я мог взять двумя руками, прижав к груди. То есть, сами понимаете, что взрослый мужчина в рассвете сил (плагиат одного вертокрылого), берет много. Я собирал ее у ног, пока рвал, а потом относил к маленькой ложбине у какого-то дерева, незнакомого в темноте. Здесь я решил спать.
Одеялом у меня должны были стать ветки данного дерева. Оно было большое, но, видимо, неопытное и широко расположившее ветки у самой земли. Вот их я и себе взял в качестве имущественного налога. Вообще, это была полная профанация, ничего я не утеплял и от дождика не хоронился. Но я все же порвал, собрал и кое-как положил поверх себя, когда лег в свое импровизированного ложа.
Постель была мягкая, ветки к моему удивлению, почти грели. А вообще температура была в границах комфортной. Желудок, вволю нажаловавшись и набурчавшись, уже спал. И я потихоньку задремал, даже не обратив на красочное звездное небо, чужая, как задница у негра.
Под утро я все же изрядно замерз, так сказать, задубел. Холод неприятным диверсантом пролез между ветками, через ветровку и устроился на груди и в ногах. Повозившись и не согревшись, я в какой-то миг все же решил, что так будет нехорошо и надо вставать. Но сонный мозг двумя третями проголосовал спать и велел телу заткнуться и отдыхать, пока ему разрешают.
Налицо была, как вы понимаете, полнейшая дискриминация такого природного явления, как холод, и природа взбеленилась и поднапряглась. Чем позже было утро, тем больше крепчал пусть и не мороз, так холод. И даже солнце, кое-как поднявшись над морем, на первых порах не могло облагоразумить это распоясавшееся погодное явление.
Повозившись и покряхтев, я не выдержал и встал. Холодно же все-таки, черт побери! Моя нежная интеллигентная тушка явно не выдержала текущих испытаний, стала дрожать и молча вопить, нехорошо отдаваясь в мозг. Тот, тоже не выстояв под натиском телесных воплей, стал, в свою очередь, стенать и ныть.
Та еще была какофония. И ничего, что молчаливая, зато слышимая мне. Очень неприятно, между прочим.
От этого я стал бегать еще быстрее и даже стучать себя по груди и бокам руками, заставляя тело согреться быстрее.
Веселое было первое утро на острове. И лишь осознание того, что я попал в Точку Ноль и значительно омолодел, заставляло меня не предаваться пессимистичным воплям и метаться по пескам. Так, стоял почти на месте и деловито махал верхними конечностями.
Что же, — думал я, работая руками, — судьба или, другими словами бог, в которого я так и не верил, несмотря на чудодейственные последние явления виде переноса на остров Камского водохранилища (пусть будет пока так). Так пусть пока этот бог дал мне вторую жизнь и великолепный шанс заново начать свою судьбу другим на зависть. Радуйся, дурак, ты сумел выпасть из своей обоймы и можешь переместиться на новую линию этой своей судьбы.
Разве не об этом ты потихоньку мечтал в своих самых смелых думах? Не об этом ли рисовал в легких сказках компьютерных дрем?
Решено! Назло коварной судьбе-богу пройду этот квест приключений! И зажгу костер:
А клёны, рябины,
Кострами сгорая
Всю осень теплом,
И огнём наполняют.
Ха, может и не эти деревья, но тоже неплохо бы. Но как его зажечь? В этот судьбоносный момент я и почувствовал на груди какой-то чужеродный предмет, типа небольшой палочки. Гвоздик? Или… так нужная сейчас спичка? Я со стародавних времен, с тех пор, как прошло малолетство, спичками не баловался. Не курил, в электрическом быту ими не нуждался. Но в комбинезон время от времени с моего разрешения одевался младший брат, великорослый в эти уже годы верзила. Вот он курил, как паровоз, и всюду механически,
