заложник. Но юный Чингизид своим положением не тяготился и пользовался любой возможностью узнать что-нибудь новое, частенько к неудовольствию приставленных к нему двух улемов.
С этих мусульманских ученых я тоже добился толка — они рассказывали мне все хитросплетения степной генеалогии и политические расклады в Дешт-и-Кыпчаке. У нас ведь Большая Орда разваливается, надо понимать, кто там Мангыт, кто Ширин, кто чингизид, кто потомок Едигея, кто может наверх вылезти, где чей юрт, с кем можно дело иметь, вот и беседовал я со старцами в чалмах к неудовольствию епископа Ионы.
Но сегодня мы будем говорить про поташ, что вымачивают из древесной золы. Тоже внезапно оказался весьма востребованный экспортный товар и ныне в Мещерских лесах разворачивалось его «промышленное» производство. Вот умный парень интересовался, что да как, глядишь, заведет такое же землях брата Касыму. Ну или в Казани, если даст Аллах — так-то он третий в линии наследования, но тут никто не решится сказать, сколько проживут отец или братья, жизнь по тысяче причин может закончится в самый неожиданный момент.
Так что если он серьезно влезет, повезу его в Старые сады, где на горке закладывают новый Соляной рыбный двор со складами соли, поташа и соленой рыбы.
[i] Киновия — монастырь
[ii] Силян — Цейлон
[iii] Кесарь Жигмонт — император Священной Римской империи Сигизмунд Люксембургский
[iv] Ведьма Иогана — Жанна д’Арк
На москворецких вымолах под самою кремлевской стеной уже вытащили на берег лодьи, насады, струги и паузки. На воде остались только пяток перевозчиков, чающих заработать еще хоть немного, прежде чем реку накрепко скует льдом.
Справные хозяева не только поставили свои лодки на высокие козлы, но и накрыли навесом, и отчистили и даже промыли борта, чтобы весной не терять ни часа драгоценного времени. Проверили каждую досочку, злобно щерясь на редкие ходы древоточцев — ужо им, ударят морозы, вымерзнет проклятый червь! Запоздавший владелец устроил на зиму свой дощаник и теперь прикидывал, сколько по весне ему потребуется вара и пакли, чтобы как следоват быть проконопатить и просмолить кормилицу.
У берегов, особенно на мелких местах, стояло ледяное крошево, понемногу разрастаясь и грозя вскоре сомкнуться в прочный панцирь, а с верховьев временами приносило небольшие льдины.
Шел снег, накрывая белым пологом всю грязюку и непотребье, неизбежные у главной торговой пристани. У спуска Торга к Новому мосту поправляли амбарчик и древоделя, воткнув топор в колоду, мазнул было взглядом по реке, но тут же приставил ладонь ко лбу.
— Гляди-тко, с низу гребут!
— Где, батя? — повернулся в указанную сторону молодой парень.
И точно, оттуда, от устья Яузы, выгребали против несильного течения нежданные лодьи или что там, издалека не разберешь. Гребцы налегали на весла, стараясь как можно быстрее пройти последнюю версту, но все равно носы корабликов ткнулись в берег, раскалывая тонкий ледок, только через час.
На берег у Швиблой или иначе именуемой Москворецкой башни первым спрыгнул странный человек в шитом татарском халате, но светлобородый и курносый и тут же, едва сделав пару шагов, бухнулся на колени, крестясь и отбивая поклоны.
Его примеру последовали и остальные, как только хоть немного втащили насады на твердую землю. За их спинами настороженно сбились в кучу совсем неславянского вида гости, смуглые да носатые, с бабами и детишками, они с удивлением разглядывали черными глазами башни, стены, амбары и сбежавшийся поглазеть на отчаянных водоплавателей московский люд.
От Фроловой башни, посвистывая и помахивая плетками, уже подъезжали княжеские мытари, тиуны и доглядчики, плотоядно поглядывая на ящики, бочки и заботливо укутанные холстиной и перевязанные веревками тюки, которые начали понемногу выгружать прибывшие.
— Та-ак, протаможье… — протянул старший из всадников, окидывая цепким глазом росшую на берегу горку привезенного. — Чьих будете, откуда, каков товар?
Зная его прозвище «Кривой кошель», зрители приготовились к шоу — выгрузка товара до его предъявления местным властям, оценки и уплаты положенной тамги каралась неслабыми штрафами, а то и конфискацией. Сейчас начнется спор, крики, купцы будут клянчить да жалобить, тиуны вымогать… Позапрошлый год великий князь поменял всю систему, уменьшив сборы, но прибавив служивым от казны, а прошлый год тех, кто не понял, что службой жить выгодней, чем поборами с купцов, расточил и казнил — троих загнал в ссылку, а одного и вообще повесил за неумеренную наглость, но все равно, таможенный досмотр без скандалов не обходился.
Но нежданно светлобородый широко улыбнулся и раскинул руки:
— Что ж ты, Григорий Семеныч, не накормил, не напоил, а спрашиваешь!
Старший уже потянулся за плеткой, чтобы перетянуть охальника, но вгляделся, и в глазах его вспыхнул огонек узнавания:
— Андрюха! Шихов!
Вот так вернулась персидская экспедиция. Не вся, кое-кого Шихов порешил оставить в Дербенте и Хаджи-Тархане, а накопленный товар, людишек и диковины свезти в Москву. Как он сумел доставить почти все — тайна сия великая есть, каждый мелкий чиновник что в Ширване, что в ордынских землях пытался урвать бакшиш пожирнее, но Андрей стоял на том, что везет бросовый товар для своего чудаковатого князя — белые каменистые корки, растыканные по мешочкам семена, несколько бочек каменного масла… Даже изумительный иранский фаянс с росписью цветными эмалями по кремовой глазури он ухитрился протащить не как товар, а как личную посуду участников экспедиции. Но важнее всего, что он привез технологию нанесения и обжига этой самой глазури и людей, умеющих ее делать.
— Большая лодья на мели стала, татары хазатарханские нас вытянули и до вымолов править велели. Тамгачи вещи наши к себе в город вознесли да обыскали все, мелочь выграбили, не погнушались, все письма Сеид-Ахмета искали, — Шихов со товарищи после обильной трапезы расслабились, да я еще влил в них по здоровой чарке настойки, и оттого сделались говорливы.
— Так жаловаться надо было, купцам поруха!
— Эмиру челом били и с дарами, — согласно кивнул Андерй, — эмир того же часа ко своим тамгачи послал, чтобы товар наш собрали и прислали, понеже мы на эмирово имя посланы.
Гудела тяга в печной трубе, сновали служки с блюдами, путешественники вспоминали события долгой дороги:
— Торг в Хазатархане велик, но больше коней продают, а нужного товару мало, оттого решили дальше плыть. И пошли на Дербент двумя лодьями нашими, москвичи да тверичи, да коровы, да корм наш, а с нами три лодьи тезиков, купцов парсидских. И встала буря на море, но Бог милостив, догребли до Дербента. Тамо поехал к ширваншаху и бил ему челом, чтобы нас дале пропустили. И он нас не
