Я обошёл необычное сооружение по кругу, с интересом разглядывая. Да, метров десять, если с основанием брать, не меньше.
С тыльной стороны — металлическая дверь. А с парадной — той, что обращена к городу, — прибит двуручный чёрный меч. Метра четыре длиной. Ну, может, чуть меньше.
С задней стороны Креста имелись ступеньки, по которым можно было подняться на бетонное основание.
Так я и сделал.
Вот отсюда вид был, что надо.
Я постоял, разглядывая долину и город внизу. Теперь было заметно, насколько он мал.
Три улицы вдоль и несколько поперёк. Если пешком, — минут двадцать, чтобы пройти с юга на север или наоборот. Много — двадцать пять. С запада на восток и того меньше. Чуть правее, сразу за центральной улицей, виднелся стадион, за ним — одноэтажное здание вокзала с зелёным куполом и нитка железной дороги с водонапорной башней. Ещё дальше поблёскивала речная вода.
Речка Кушка, вспомнил я. И город Кушка, и речка с тем же названием.
Сразу за речкой вырастали сопки. На одной из них были хорошо заметны остатки земляных укреплений. А что, удобное место. Оборудуй пару орудийных позиций на вершине и держи под прицелом весь город и подходы к нему. Похоже кто-то когда-то так и поступил.
По правую руку, на соседней сопке, высилась металлическая серебристая фигура солдата в каске, плащ-палатке и с автоматом на груди. К памятнику вела длинная — уступами — лестница.
По левую руку, на горизонте, где тучи окончательно разошлись, таяли в небе далёкие горы со снежными вершинами. Там был Афганистан.
Больше на Кресте делать было нечего.
Я постоял ещё немного, стараясь хорошенько запомнить то, что вижу. Затем спустился вниз и отправился исследовать город ногами.
Первым делом они вынесли меня на стадион, ограниченный с восточной стороны невысокими, в несколько рядов, трибунами, а с западной — сплошным забором. Для чего он существовал, — непонятно, поскольку ни калиток, ни ворот в заборе не наблюдалось — только проёмы. Один — широкий — вёл на привокзальную площадь, другой, полускрытый кустами, виднелся с южной стороны рядом с каким-то то ли недостроенным, то ли заброшенным одноэтажным серым зданием, третий был с севера. Внизу, на футбольном поле, ближе ко мне, кучковалось несколько мальчишек.
Примерно моего возраста.
И кажется, что-то они не поделили.
— Череп, харэ залупаться!
— Врежь ему, Билли, не ссы!
— Кончайте, пацаны!
— Да пошёл ты…!
Отсюда, с верхнего ряда трибун, я хорошо видел, как один, на полголовы выше других и шире в плечах, с тонкими, словно прилипшими к черепу белёсыми волосами и длинным лошадиным лицом, толкал в грудь другого — маленького и щуплого, с круглой русоволосой головой. Щуплый был явно слабее, а посему пятился, нелепо закрываясь руками.
Череп и Билли, догадался я. Большой и сильный на маленького и слабого. Так не пойдёт. Остальные тоже догадывались о неправильности происходящего, однако вмешиваться не спешили. Видимо, Черепа побаивались.
По ступенькам я сбежал к первому ряду, спрыгнул на беговую дорожку, ступил на неровное кочковатое футбольное поле, поросшее жухлой прошлогодней травой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Новые старые знакомства. Варан. Директор школы. Вспомнить все
Меня заметили.
— О! — воскликнул кто-то. — Вон Гуня идёт.
— Где?!
Головы пацанов повернулись ко мне.
— Привет, Гуня!
— Гля, живой-здоровый.
— А нам сказали, тебя сильно поломало.
Ясно, Гуня — это я, меня знают. Даже кличка есть. В детстве, в интернате, у меня тоже была кличка. Боец. Хорошая кличка, точная. Не потому, что я любил драться (таких мало, а с теми, кто проявлял излишнюю агрессию, работали психологи и чаще всего успешно), а потому, что никогда не отступал.
Интернат, да…
В памяти мелькнули белые купола у моря, тенистые аллеи, стадион, чем-то похожий на этот, но только гораздо лучше, обширное поле для полётов с антигравом, галечный пляж, трёхэтажное разноцветное здание школы с просторными, залитыми солнцем и свежим, пахнущим цветами и морем, воздухом классами. Внимательные и красивые лица наших воспитателей — людей, сознательно выбравших труднейшую и самую уважаемую профессию на Гараде.
Мелькнули и пропали.
Они вернутся, обязательно. Но не сейчас.
Маленький Билли тоже повернулся, чтобы посмотреть на меня. Этим немедленно воспользовался Череп и смазал его пальцами по лицу. Не больно, но обидно.
— Салют, пацаны, — сказал я, отодвинул Билли в сторону и встал перед Черепом. Теперь было хорошо заметно, что он действительно выше ростом и шире в плечах. Скорее всего, старше.
— Проблемы, Череп? — осведомился я небрежно. — Могу помочь в решении.
— Чё? — маленькие водянистые глаза Черепа уставились на меня. Я в них заглянул и признаков развитого интеллекта не обнаружил.
На секунду мне стало его жалко. Но лишь на секунду. В конце концов, каждый сам выбирает свою судьбу. Хоть на Гараде, хоть на Земле.
— Хрен через плечо. Отвянь от Билли.
— Чё? — тупо повторил Череп. — Ты за него пишешься, что ли, я не понял.
— У тебя с пониманием, гляжу, совсем плохо. Я сказал отвянь, — значит, отвянь.
В предчувствии интересного зрелища, нас окружили.
— Гуня, — произнёс сзади Билли. — Не надо, ну его.
— Надо, Билли, — сказал я. — Спокойно, я быстро. Ну что, Череп. Или давай, вали отсюда, или иди сюда. Я встречу.
— Да я тебя… — Череп протянул руку, чтобы ухватить меня за грудки.
Я поймал его запястье снизу, шагнул навстречу, перенёс свой правый локоть через его, заломил ему кисть и одновременно подставил ногу, толкнув для верности плечом.
Череп потерял равновесие и грохнулся на спину.
— Ни хрена себе, — восхитился кто-то из пацанов. — Ты где так научился, Серый, у погранцов, что ли?
Я не ответил. Врать не хотелось, а правду говорить — и подавно. Что я им скажу? Что на самом деле я не их товарищ Сергей Ермолов, он же Серый, он же Гуня, а тридцатидвухлетний житель планеты Гарад Кемрар Гели, с детства отменно владеющий приёмами боевого комбо (плотно занимался в интернате, как и многие другие мальчишки и потом не забывал, даже в планетарных Играх участвовал. Чемпионом не стал, но всё же).
Только сейчас, в прямом столкновении с Черепом, я понял, что мог бы войти в орно — особое состояние организма, при котором в несколько раз обостряются все чувства, ускоряется реакция и сила мышц. В состоянии орно видна аура живого существа и биотоки, циркулирующие в его теле. Да, это тело пока откровенно слабовато для полноценного орно, но — смог бы.
Ничего, телом займёмся. Главное — оно молодое, пластичное и вылепить из него можно всё, что хочешь.
Череп попытался встать.
Я толкнул его ногой в грудь, снова укладывая на жухлую траву.
— Скажи, «Серый, я больше никогда не буду обижать Билли».
— Да ты…
— В следующий раз горло вырву, — пообещал я.
Мы снова встретились глазами.
— Серый, я больше не буду обижать Билли, — пробормотал он.
— Никогда.
— Никогда, — повторил он.
— Вот теперь хорошо. Можешь встать.
Череп поднялся и, ни на кого не глядя, ушёл со стадиона через южный проём.
— Смотри, Гуня, — предупредил невысокий квадратный пацан с тёмным лицом, словно изрытым крупными оспинами (пендинка, вспомнил я, комар заразный укусил, потом язва и шрам на всю жизнь, у многих здесь такое). — Он тебе припомнит.
— Не пугай, Данатар, — выступил вперёд стройный мальчишка с быстрой улыбкой, синими глазами и чубом тёмно-русых волос, то и дело на эти глаза падающим. — Я слышал, как ты Черепа подбивал Билли в табло сунуть [3]. Мол, он говорил, что у того челюсть, как у обезьяны. А это не он говорил, это ты говорил.
— Ничего я не говорил, — набычился тот, кого назвали Данатар.
— Говорил. Вчера, когда чилимил [4] за туалетом с пацанами из восьмого «А». Вообще, ты заманал [5], Жека, Черепа натравливать на тех, кто слабее. Все знают, что он лось [6], ты и пользуешься. Думаешь, если с восьмиклассниками корешишься, на тебя укорота не найдётся?
