— Вот и хорошо, — пробурчал Мартын, и закурил сигарету. Отхлебнул из стакана остывшего чая — поморщился. Посмотрел на Витька, негромко сказал, взгляд был нехороший, мутный, а это пугало.
— Трупы утром в яме похороним, да с народом поговорим, что бы все до самой задницы прониклись. Да и вопрос с зеком решим — мне уголовники на хрен здесь не упирались. А так все будет наглядно. Все — спать ложимся, смены караульных назначены, стоит поберечься. Потому парами выходить будем — сейчас Вован с Максом стоят, я с тобою, «Фаберже». А ты, Витек, с «Клыком» выйдешь — вы сработались. Жаль, песиков нет — нужно было пару овчарок брать и на цепь посадить. Ладно, сами как псы грызть будем!
Последние слова прозвучали жутко — лицо Мартына приняло такое жестокое выражение, что Витек с нескрываемым облегчением вздохнул, выходя из домика, под хлопья падающего с небес снега…
— Семь лет пересидеть — это пустяк. Припасов на этот срок хватит, да и всякие теперь мешать не будут, — Мартын наступил на дергающееся в конвульсиях тело. Пять минут назад «бригадир» совершенно спокойно отрезал голову зеку, и сейчас, показывая кровавые по локоть руки, взглядом удава сверлил собравшихся людей. «Гридни» и «Фаберже» хладнокровно отнеслись к показательной расправе, понимая ее необходимость — сами убивали не раз, пусть не так нарочито жестоко.
Зато на всех других зрелище имело угнетающее воздействие — женщины позеленели, бомж и «мякиш» стали бледными как мел, паренек грохнулся в обморок. И стало ясно, что «оппозиция» задавлена на корню — никто перечить больше не будет, все смирились. Подул сильные ветер — белые хлопья стали падать на окровавленный снег. И в эту секунду Витек подумал, что может быть, не стоило Мартыну с «Фаберже» убивать «сидельца». Куда бы тот делся — их и так мало, и каждый человек, как не крути, сам по себе представляет немалую ценность…
Многое чего повидали на своем веку эти скалы Олхинского нагорья…
Глава 6
— Мы в полной заднице, и ничего утешительного я вам сказать не могу. Это наше далекое прошлое, могу только заверить, что казаки на берега Иркута еще не пришли. Не знаю даже какой век сейчас, хоть историю люблю — может быть, где-то в монгольских степях сейчас Чингисхан только появился. Но вряд ли раньше…
Зверев тяжело вздохнул — день откровенно не задался. После долгого марша по липкому снегу, хорошо, что потеплело, они вышли к железной дороге, вернее к тому месту, где оная должна была находиться — вдоль русла Малой Олхи. Но вот незадача — в знакомом распадке искомая речка текла, вот только насыпи с рельсами и шпалами не имелось, как и малейших признаков цивилизации. Стало ясно, что это действительно прошлое, но отнюдь даже не начало прошлого века, тогда в тайге охотников и старателей хватало, а гораздо более раннее. Сделали короткий привал, наловив корзиной рыбы — хариуса хватало с избытком, даже оторопь брала. И после обеда, удовольствовавшись березовым соком вместо чая из чаги, решили сходить до долины, где в будущие времена появился поселок со станцией.
— А почему ты решил, что казаки не пришли?
— «Корж», казаки Олху основали, моя фамилия от них повелась. А ты знаешь, как с бурятского языка это слово переводится?
— Да откуда? Не местный я ни разу, даже поздороваться не смогу.
— «Сайн байну» или «менде» — запомни, эти два слова выручить смогут. А вот «олха» не говори — оно означает «убивать». Дело в том, что в этой речной долине кочевал князек Ицех со своим родом — посмотри на юрты, что стоят у рукава, вон за той рощицей. Казаки здесь учинили разгром местным бурятам, да такой, что те навсегда покинули эту долину, назвав реку местом, где всех «убивают». А раз сейчас мы тут «брацких людишек» видим, то это означает, что казаки до этих мест еще не добрались.
Зверев еще раз посмотрел на кочевье, прикинул сколько народа может быть в трех больших юртах, и мысленно загрустил. Предупреждая вопросы, решил сразу выложить свои соображения:
— На дворе время ранее середины семнадцатого века — это я могу твердо сказать. Однако нам от этого не легче — в степи, конечно, есть законы гостеприимства, но мы под них не попадаем. Языка я толком не знаю, через пень колоду, и главное — мы безоружны, а в это время статус определяется именно наличием оружия. Его носят исключительно свободные люди, а рабы и прочий зависимый народец лишаются права на саблю. И куда мы полезем со своими кольями, если нас запросто перебьют из луков, если захотят сделать рабами, а Дашу определить наложницей. Чего-то меня не тянет невольником становиться, да ошейник на шее до самой смерти носить. А вы как?
— Куда ты, туда и я, а «подстилкой», игрушкой для секса, жить не хочу, — девчонка коснулась пальцами его руки — лицо обветренное, губы потрескались, вид болезненный. Ночевка на свежем воздухе в столь экстремальных условиях для здоровья штука вредная, еще пара суток и сляжет девчонка, а затем и они с «Коржем» не сдюжат.
— Что меня к азиатам не тянет, — пробормотал «сиделец», мотнув головой. — Я лучше на свободе останусь. Одна беда — одежды теплой нет, из еды только рыба, сигарет одна штука, и котелка с топором нет. Сгинем мы быстро, браток. Из оружия только колья — от «таежного прокурора» нам ими не отбиться. А медведи сейчас голодные…
— До грибов с ягодами сейчас два месяца, — негромко произнесла девчонка, прижавшись плечом к Сергею. — Через пару недель животы подтянет с голодухи, на чаге с хариусами, да без соли, тяжко будет. В горах холодно — надо в долину уходить, на тот же Иркут.
— Все равно трындец будет, только по времени оттянутый. Нужно рискнуть — и получить свое! Будем в тепле и сытости!
— Ты хочешь на «полигон» сходить?! Но их там человек пять-шесть, и все с автоматами и ружьями, — девчонка моментально сообразила, что матерый зек имел в виду, когда заговорил о риске.
— Я собачьего лая не слышал, и камер на столбах не видел, хотя «сигналка» у них есть, раз электричество имеется. Тут недалеко — доберемся туда быстро, полежим в кустиках, приглядимся. А ночью спустимся и возьмем то, что плохо лежит, и нужно нам позарез.
— Пожалуй ты прав, — после короткого обдумывания предложения отозвался Зверев. — Живут в домиках, на «полигоне» только один охранник, а в подземелье многое найти можно. Там явно кроме узилища склады — когда вели, я коробки разглядел, до потолка штабели.
— Да и вертухая можно «мочкануть», — улыбка у «Коржа стала нехорошей. — Я «мокрухой» не занимался, но опыт есть. Возьму его на себя — автомат нам точно не помешает, а «гридни» гребаные каждую ночь и день трястись от страха будут, если мы нормальным оружием завладением. Это ведь в любую минуту выстрела от нас ожидать можно. А мы хабар потихоньку брать будем — у них много чего припасено.
— Ты прав, тут стальные нервы нужны, когда каждую минуту ждешь выстрела, — с ухмылкой отозвался Сергей — предложение ему нравилось все больше и больше. Зек прав — нужно инициативу брать, если бегать по тайге, то сгинут все трое со временем. А так шансы на выживание есть, и немалые, и вряд ли «гридни» ожидают сейчас нападения.
— Волки и псы никогда не договорятся, браток. Вертухаи нам жить не дадут, мы для них вечная угроза.
— Как и они для нас — когда нет доверия, проще убить, чем договариваться, — негромко произнесла девушка, лицо ее ожесточилось, стало некрасивым. — К тому же нас за людей не принимали, вслух «подопытными кроликами» и мразью называли. Да насиловали, твари, рабами считали, неполноценными людьми. Сволочи…
— Так что, либо мы их, или они нас — иного выбора нет, — «Корж» говорил решительно. — Сколько там сявок — полдюжины, никак не больше. А вот остальных людишек они в страхе держат, те нам в помощники будут, не враги. Раз мы тут застряли навечно, с ними договориться запросто можно. Пусть сами свой выбор делают, не под стволом автомата…
Договорить зек не успел, осекся, машинально схватился за кол — из кустов шиповника вылетела здоровенная птица, похоже глухарь, и тут Сергей сообразил, о чем он запамятовал.
