В результате нападения русских на группу, мы потеряли убитыми 120 человек, ранеными 54 (в том числе 29 человек сошли с ума), пропавшими без вести 18 (7 неопознанных тел с остатками формы фельдграу в их числе) человек. Так же 30 единиц бронетехники, в число которых вошли 7 средних танков.
Никаких данных о химическом веществе, которые могут вызвать подобные зрительные образы, причём абсолютно одинаковые для сотен людей и заставить солдат стрелять друг в друга, не известно.
Гаупману Айкеру.
Докладная записка.
Я, обер-лейтенант Клаус Шипнек, считаю, что версия о применении химического оружия — газа с галлюциногенным эффектом, в результате которого русские уничтожили нашу колонну, а так же заставили солдат вермахта и СС стрелять друг в друга — несостоятельна.
Следственной командой были обнаружены многочисленные отпечатки босых ног. Их глубина и размер дают все основания полагать, что принадлежат они великану. Так же, на месте боя не обнаружено ни одного следа русских солдат — отпечатков сапог, стреляных гильз из оружия русских, зато хватает гильз и осколков гранат наших солдат. Расположение их на дороге среди остатков колонны отметает факт использования врагами трофейного, то есть, нашего оружия: стреляли солдаты вермахта. Наши солдаты.
Я не разделяю слова уцелевших, что великан был неуязвим для нашего оружия. Скорее всего, испуганные солдаты просто не попадали в него или его толстая шкура была прочна для простых пуль. Уверен, что солдаты больше попадали по своим товарищам, чем по великану (больше двух десятков тел со следами огнестрельных ранений это подтверждает). Так же попадание снаряда в великана — не более чем бред перепуганного разума.
Отсутствие одежды, строение черепа, беспричинная агрессия, всё это позволяет судить о том, что великан не более чем животное, а не человек. В этих бескрайних лесах в варварской стране могут сохраниться живые реликты исчезнувших эпох. Не удивлюсь, если однажды найдём динозавров и мамонтов.
Все следы залиты гипсом и сфотографированы.
А великан, скорее всего, подыхает или уже сдох где-то под кустом или в овраге от ран.
Хайль Гитлер!
* * *
На этот лесной лазарет я вышел по запаху. Блуждая в лесу и подбирая ягоды, чтобы утолить дикий голод, от которого сводит кишки, я раз от раза открывал маску костюма. И в один из таких моментов учуял сильный запах разложения.
Зачем я решил найти его источник?
Сам не знаю, скорее всего, рассчитывал помародёрничать, отыскать хоть кусок старого сухаря, если наткнусь на расстрелянную немецкими самолётами машину. Или позицию советских солдат. Представьте себе такую картину: человек со сверхспособностями, способный с помощью картинки хоть скатерть-самобранку себе реализовать, расхаживающий в сверхсовременном снаряжении и с фантастическим оружием, готов таскать крошки с кладбища. Да хоть с помойки!
Но я не ожидал увидеть две палатки с красными крестами и тела раненых на земле под навесами из кусков брезента и плащ-палаток. В стороне от палаток стоял сгоревший остов большой машины, скорее всего, полуторки. От неё осталась только коричнево-рыжая от сильного огня рама.
Все раненые были убиты, всего несколько человек из них имели следы от пуль, прочих… прочих зарезали, скорее всего, штыками. В одной из палаток в проходе между деревянных столов, застеленных красными от крови простынями, лежал врач. С трудом можно было определить в нём работника этой гуманной профессии — мужчину зверски забили, переломав все кости, размозжили голову.
В стороне у палаток нашёл труп женщины. Убийцы положили её на плащ-палатку, завели руки за дерево и там связали куском проволоки запястья, ноги развели в стороны… и прибили к земле штыками от трёхлинейки. Одежда — белый халат, гимнастёрка и юбка были разрезаны.
Натешившись с женщиной, насильники выкололи ей глаза, воткнули кинжал между ног, и оставили умирать.
Я едва успел открыть маску, чтобы меня не стошнило внутрь костюма. Блевал долго и каждый раз, выпрямившись и отдышавшись после судорог, я вдыхал отравленный смертью воздух и вновь сгибался, исторгая из себя вязкую слюну и желчь.
С трудом отполз в кусты и там, только через полчаса, пришёл в себя. В мёртвый госпиталь или медсанбат, уж не знаю, как правильно, я вернулся через полчаса. Нашёл за одной из палаток две большие саперные лопаты со сломанными черенками, быстро срубил для одной из них подходящее тонкое деревце, заменил ручку и начал копать могилы.
Для солдат и врача одну общую, братскую, медсестру похоронил отдельно. В сгоревшей машине нашёл останки ещё пяти человек.
Я видел в сети в своём мире фотографии, и даже старые царапанные ролики времён давней войны. Как немецкие солдаты позировали на фоне советского танка, из люков которого свисали обгоревшие танкисты, как весело скалились, целясь из пулемёта в шеренгу пленных, стоящих на краю глубокого рва, на фоне повешенных с табличками «партизан», «еврей», комиссар'. Видел и даже порой негодовал, ругал фашистов, говорил «вот бы я с вами сделал…». Точно так же поступали и тысячи других людей, вроде меня, кто моложе, кто старше. И точно так же, как и они, я забывал про эти фотографии уже через день-другой.
Но эта картина чужих зверств будет со мной в памяти до конца жизни.
Ночь провёл на пустой желудок и толком не мог заснуть, терзаемый воспоминаниями прошедшего дня, страшными картинами и ещё больше мыслями о своём будущем.
Утром, облазил все кусты и лопухи, слизывая с них росу, чтобы хоть немного утолить жажду. Вновь двигался вперёд… куда? Сам не знал, выбрал направление на восток и просто шёл. Страстно мечтал об огрызке карандаша и пары листов бумаги. Пробовал рисовать смолой, ягодным соком и соком растений, угольком из старого кострища на полянке, на которую случайно набрёл. Испортил десяток листков в тонком и наполовину ранее заполненном блокноте и всё без толку.
Пугала мысль, что мой дар оставил меня, что он сгорел, перенапрягшись при доставке этом мир. Но я её гнал подальше, успокаивал себя, что всё ещё впереди, всё хорошее и счастливое, и я вот-вот наткнусь на залежи альбомов, красок и карандашей и вскоре после этого вернусь к себе, в свой родной двадцать первый век, забрав с собой страшные воспоминания и несколько седых волос.
В два часа дня я вышел на опушку леса и почти сразу же уткнулся в дорогу, которая проходила по его краю.
Уже наученный горьким опытом, я, было, дёрнулся назад под защиту густых крон, но тут рассмотрел примерно в километре лёгкий дымок, а использовав способность костюма, узнал, что там дымит расстрелянная полуторка.
Несколько минут я меньжевался, то собираясь совершить рывок к технике в надежде на трофеи, то уговаривая самого себя не глупить, что машину давным-давно уже обобрали, что там может находиться засада немцев…
Но решился. По большей части спасибо голоду, который, как всем известно, далеко не родная тётка. Когда накопители набрали энергии, я включил ускорение и промчался за пятнадцать секунд до машины. За тридцать метров перевёл остатки энергии в маскировку и сделал крюк, заходя к машине сбоку.
Машина была полна бумаг — папки, ящики с пачками листов, перевязанных коричневой бечёвкой, подшивки с газетами с портретами Сталина, несколько мешков с письмами. В кабине уткнулся головой в руль убитый красноармеец, рядом с ним стволом в потолок стоял мосинский карабин. На пассажирском сиденье виднелись пятна крови, даже не пятна — лужицы. Кто бы тут не сидел, но досталось ему сильно. Судя по отметинам от пуль, машину обстреляли с воздуха, убив водителя и тяжело ранив пассажира. Возможно, был ещё кто-то, кому повезло уцелеть. Он-то и вытащил раненого.
Кстати, а что тут горит рядышком? На машине ни пятнышка копоти, явно не от неё дымок. А трава дымится чуть ли не у самых колёс, потому-то издалека и подумал, что это именно полуторка и горит.
Пал шёл из центра луга, может, поля для покосов, я в этом ни в зуб ногой. Добравшись до эпицентра пожара, я увидел труп с обгоревшими ногами в сапогах, в синих галифе и гимнастерке. Рядом с телом лежал ТТ, фуражка с малиновым околышем и большой кожаный саквояж с блестящими шариками на верхней застёжке.
