Рейтинг зашкаливал, но Борис Соломонович не унимался. После небывалого успеха «Видео Иисуса» он заслал «граций» в Иерусалим и Рим. Сам папа Назарий поддался искушению, и велел своим кардиналам провести теледив по мрачным подземельям Ватикана. Их высокопреосвященства, хоть и с постными лицами, но исполнили волю понтифика.
А затем Наташа с Ритой показали телезрителям новую станцию «Восток» — в самом холодном, самом гиблом месте Антарктиды, зато как бы «на берегу» колоссального подледного озера.
Даже суровые и неприступные дяди из Минобороны допустили Риту с Инной в секретные города — Снежинск и Железногорск!
Постепенно вырабатывались традиции, устанавливался формат «2 + 1» — в эфир выходили двое, а третья сидела в студии — на подхвате, как модератор и связник. Чаще всего в Останкино задерживалась Инна — театр она не бросала, вот и разрывалась между сценой и ЦТ. Хотя, кому быть в паре, а кому — в гордом одиночестве, девчонки решали по справедливости: тянули жребий…
— Дворская! — стегнул резкий голос, отсекая воспоминания.
— Я! — подскочила Инна.
— Ваша очередь… — строго начал инструктор в белом халате, и добавил с ухмылочкой: — Кататься на карусельке!
— Ага! — выдохнула красавица, содрогнувшись.
«Каруселькой» этот шутник называл Большую Центрифугу, а об ужасах перегрузок толковали все подряд, и обязательно самым зловещим тоном.
У «трех граций» подгибались их ладные коленки, стоило только увидеть круглое, как бочка, кирпичное здание. Там-то и вращалась центрифуга — громадный темно-синий ковшик с длиннущей ручкой-трубой. Вот в этом-то «ковшике» им и придется испытать все прелести восьми «же»…
— Не бойтесь, — зажурчал некто в белом комбинезоне, — наша центрифуга не просто самая большая в мире. У нее радиус — восемнадцать метров, поэтому никакая сила Кориолиса на космонавта не действует. Испытаете увеличение силы тяжести в чистом виде!
— Вы меня успокоили, — Инна вымучила бледную улыбку.
Ведущую сноровисто измазали гелем, как на сеансах УЗИ, обвешали кучей проводов с липучками, надели медицинский пояс, и усадили в здоровенное кресло, пристегнув ремнями.
— Готово!
Двое врачей, или кто они там были, развернули кресло, да так, что Инна легла, созерцая белый потолок, и покатили по коридору.
— Открывай!
Следующая пара сотрудников отворила громадные металлические ставни, и кресло заехало в темноту. В кабину Большой Центрифуги.
В «ковшик».
Дворская облизала губы.
Створки за спиной замкнулись, и все шумы как будто выключили. В тишине щелкнуло переговорное устройство, и сказало ясным голосом:
— Инна, всё в порядке. Приборы регистрируют учащенное сердцебиение, но волноваться — это нормально. Значит, так… Вам предстоит выдержать перегрузки от двух до восьми «же». Физически увеличение веса в несколько раз вы перенесете, но вот психологически… Запомните одно простое правило: дышать животом! Когда мы нервничаем, то начинаем дышать грудью, однако, стоит на вас навалиться тремстам кило, вы не сможете сделать вдох. Вывод: не бойтесь, не позволяйте организму паниковать! Аккуратно дышите низом живота — и всё будет в порядке. И еще. В момент перегрузок вам нужно будет выполнять задания — мы должны понимать, насколько хорошо работают ваш мозг и зрение. Вопросы есть?
— Вопросов нет! — бодро отозвалась Инна.
— Тогда начинаем…
Всё вокруг незаметно стронулось. Дворская ощутила неприятный прилив тяжести, но это было только начало. Перегрузка наседала, давила нещадно, плющила…
— Инна, у вас в руке тангента с кнопкой. Быстро жмите на нее, как только загорится лампочка!
— Хо-ро-шо, — вытолкнула женщина-космонавт.
Вспыхнул индикатор на офтальмологической дуге. Клик. Огонек… Клик… Огонек-огонек-огонек… Клик-клик-клик…
— Инна, смотрите на экран.
«Хорошистка» скосила глаза на монитор. Там чернели четыре колечка, три побольше, а одно поменьше. И все разомкнуты… Экран очистился, а бесплотный голос спросил:
— Сколько всего было колечек?
— Четыре…
— Из них больших…
— Три.
— Куда они были повернуты… м-м… разрывом?
— Два — влево… Нет, вправо. И одно – вверх. А маленькое — вниз…
Пять «же». Шесть «же». Семь «же». Восемь «же»…
* * *
Напротив круглого вместилища Большой Центрифуги пластался длинный корпус, поделенный внутри на классы для занятий. Смирно отсидев «урок» по матчасти ТМК — тяжелого межпланетного корабля — «три грации» задержались в «баре космонавтов». Разумеется, ничего спиртного в «барной» комнатке не держали, даже кефира тут не найдешь. Зато уютно пыхтел самовар, а на полках — заварка, сахар, сушки, конфеты…
Одолев второй стакан, Инна крутила в пальцах недоеденную баранку.
— Девчонки…
— М-м? — отозвалась Наташа. Косясь на Риту, она тихонечко, чтобы не шелестеть, разворачивала обертку четвертой по счету конфеты. — Здорово тут начинается день, — заговорила она с напускным энтузиазмом. — Чуть умоешься — и бежишь в одной комбинашке к весам!
— Если к весне поправишься хоть на полкило, — сказала Рита задушевно, — прибью!
— Эта — самая-самая последняя! — Талия быстро слопала батончик «А ну-ка, отними!».
— Девчонки, — тверже заговорила Инна, — а когда, по плану, у нас спуск на глубину? Ну… В батискафе этом?
— В апреле, — прихлебывая чай, ответила Наташа. — Двенадцатого вы с Ритой летите, а где-то в конце месяца — погружение в Курильский желоб. Насыщенный выпадет месяц! А какой тебе подарок ко дню рождения — в космос! Вокруг Луны!
У Риты зазвонил радиофон. Поспешно выхватив его и загодя улыбаясь, она юркнула за дверь.
— А давай, поменяемся? — выпалила Дворская, проводив Гарину глазами. — Ты полетишь вместо меня, а я тогда опущусь на глубину. Давай?
Талия растерялась даже.
— Ну, конечно, я согласна! — зарделась она. — Только… Ты же так хотела в космос!
— Да я и сейчас хочу, просто… Понимаешь… — Инна замялась, отводя взгляд. — У меня же театр… И океан мне как-то ближе!
В синих Наташиных глазах блеснуло понимание. Прислушиваясь к голосу Риты, что доносился из коридора, Талия спросила вполголоса:
— Ты хочешь остаться с Мишей?
Инна вспыхнула румянцем, и часто закивала. Наташа ласково накрыла ее напряженный кулачок ладонью:
— Оставайся! Спасибо тебе огромное! И… — она улыбнулась. — Буду должна!
Понедельник, 16 ноября. День
Щелково-40, проспект Козырева
Басистый гул ускорителя привычно опадал, затмевая посторонние шумы. Я осторожно переступил толстую вязку кабелей, и вышел из технического отсека, аккуратно захлопнув дверцу.
— Шеф, — приглушенно спросил Киврин, оглядываясь, словно в кино про шпионов, — а настоящую… э-э… машину времени когда тестировать?
Молча обойдя хронокамеру, я глубокомысленно воззрился на двухметровую стеклянную панель. Поднял голову — сверху над кубической камерой нависал составной электромагнит, похожий на шляпу с полями. А прямо будто из пола…
Я опустил взгляд на нижние катушки, похожие на гофрированный воротник-горгеру. Их секции плавно сходились и раздвигались, формируя поле нужной конфигурации.
— Володь… — мой голос был негромок. — Наверху ничего не знают о том, до чего мы тут додумались.
— К-как? — ошалел зам. — Но ты же…
— Ну, да, должен был! — кисло поморщился я, чувствуя подступающее раздражение. — Побоялся! Мне еще только «Терминаторов» не хватало…
— Ага… — соображал Киврин. — Агаганьки… — он встрепенулся. — Тогда я соберу все материалы по той теме — и засекречу, на хрен!
— В обход первого отдела, понял? — глянул я исподлобья. — Знать должны только те, кому положено — мы!
— Понял, шеф! — посерьезнел зам, и тут же схохмил: — Начинаю действовать без шуму и пыли, по вновь утвержденному плану!
Фыркнув, я покинул лабораторию локальных перемещений и поднялся к себе. В приемной уже топтался коренастый, плотный мужчина лет сорока, заросший бородой и усами, как полярник. Но строгий синий костюм сидел на нем, как влитой.
