От невеселых мыслей его отвлек тихий стук, скрип открывающейся двери и замерший по стойке смирно его новый адъютант гауптман Ренке, только недавно переведенный к нему. Он замер, ожидая, когда глава Абвера обратит на него внимание.
Канарис оторвался от созерцания площади возле отеля через полузамерзшее окно и повернулся к Ренке.
— Слушаю.
— Рейхсфюрер Гейдрих, — коротко прокомментировал он, — все готовы к выезду.
Канарис невесело усмехнулся, сделал пару шагов в сторону двери, оставив чашку с недопитым кофе на подоконнике. Он знал, что в эту комнату уже никогда не вернется — история делает новый поворот.
Адъютант ловко подал ему форменную шинель и после того как были соблюдены все формальности с личной охраной, он в спустился в холл, где столкнулся с идущим в том же направлении Гейдрихом.
Несколько секунд, пара ничего не значащих фраз и они вместе, даже могло бы так показаться, дружески локоть в локоть, двинулись в сторону шикарных дверей, выходящих на улицу.
Гейдрих как всегда был одет в щегольский тщательно выглаженный бледно-серый мундир со знаками различия рейхсфюрера СС, поверх которого был надет черный кожаный форменный плащ, и дополняли вид высокие начищенные до зеркально блеска сапоги. Охрана, сопровождающая высшего руководителя СС, внешним видом подчеркивала статус своего начальника, двигалась так же четко, эффектно. Бойцы Гейдриха существенно отличались от охранников Канариса, которые в большинстве своем предпочитали либо неприметные гражданские костюмы, либо примелькавшуюся форму офицеров Вермахта. Хотя Канарис прекрасно знал, что помимо внешней, эффектной составляющей охраны, присутствовали многочисленные оперативники Главного управления Имперской безопасности в гражданском, которые уже давно взяли под контроль все возможные пути подступа к фактически второму лицу в Рейхе. И если раньше Гейдрих как мог бравировал своей смелостью и отказывался от охраны, то теперь у него не было такой возможности — статус и уровень ответственности резко увеличились.
Они спускались вместе по широкой лестнице, почти локоть в локоть, при этом рейхсфюрер энергично цокал каблуки сапог, подбитыми металлическими набойками. Так получилось, что сейчас они были вынужденными союзниками, но как главы мощнейших спецслужб Рейха, они, просто чтобы выжить, были вынуждены интриговать друг против друга.
Выход на улицу, распределение по машинам и старт к месту проведения мероприятия не заняли много времени. Да и ехать было не далеко, но статус обязывал, не ходить пешком, да и меры безопасности были приняты беспрецедентные.
Пока они ехали Канарис опять задумчиво смотрел на улицы города, перебирая в голове последние события и то, что заставило его и Гейдриха оказаться в этом городе.
Несмотря на легкий морозец, центральные улицы Лемберга, тщательно расчищенные от снега и украшенные какими-то плакатами и гирляндами светильников, были забиты празднично одетыми, оживленными людьми. Нарядные парубки в немецкой полевой форме с желто-синими повязками и трезубцами на шевронах, нынешние герои западно-украинских националистических формирований, гордо расхаживали среди весело гомонящей толпы и с еле скрываемым превосходством посматривали на гражданских. Сегодня был их день, день ради которого они столько сделали, день, когда их мечты наконец-то должны воплотиться в реальности. То, что они попытались сделать около полугода назад, когда город был освобожден от коммунистической заразы, объявив «о создании нового украинского государства на материнских украинских землях», было жестко пресечено немецкой администрацией, сейчас же это стало долгожданной реальностью.
Мало кто вспоминал, как меньше года назад, 30 июня 1941-го года, когда советские войска, под давлением стремительно наступающего Вермахта, покинули город, именно эти самые парубки, почувствовав, что пришло их время, зашли на эти самые улицы как хозяева. Они, под презрительным вниманием своих немецких хозяев, профессионально забивали палками, расстреливали, резали не успевших покинуть город евреев, коммунистов, раненных красноармейцев и членов их семей, залив улицы кровью в прямом смысле слова. Львовская резня 1941-го года по своим масштабам недаром вошла в список «великих подвигов» украинских националистов по количеству убийств мирного населения.
Еще тогда они опьяненные насилием, под предводительством глав Организации Украинских Националистов на волне звериного энтузиазма попытались объявить о формировании нового государства, независимой Украины под протекторатом Германии, но немецкое командование быстро и четко сработало, сразу поняв, что происходит.
Несколько зачинщиков просто расстреляли, некоторых, особенно непонятливых, арестовали и отправили в лагеря, чтоб другим неповадно было без воли Фюрера совершать какие-либо серьезные шаги и делать публичные заявления. Хотя именно, глава Абвера адмирал Канарис как раз и поддерживал идею создания марионеточного государства под полным протекторатом Германии, но тогда вмешались промышленные и политические круги, у которых были свои планы на Галицию, через Мартина Бормана, своего человека в окружении Гитлера. Любые попытки хоть какой-то самостийности для украинских националистов тогда, во времена ярких побед Вермахта на Восточном фронте, вызывали немедленную и жесткую реакцию, поэтому уже в августе 1941-го года Западная Украина вошла в состав Генерал-губернаторства как пятый округ — Дискрит Галиция с центром в городе Лемберг.
Тогда и лидеры и члены ОУН(б) после неудачных консультаций в Берлине в некоторой степени подверглись гонениям со стороны немецкой администрации, особенно после фактического несанкционированного уничтожения большинства лидеров своих же бывших соратников, мельниковцев, которые были больше склонны к полному подчинению Германии и это очень тогда не понравилось Рейнхарду Гедриху, который и принял волевое решение немного их проучить. Бандеровцы даже вынуждены были сделать вид, что ушли в подполье, хотя и продолжали сотрудничать и принимали активное участие в карательных акциях против евреев, коммунистов, русскоязычных жителей и вообще всех тех, кого они, ну и конечно их хозяева из Берлина, считали лишними. Они методично поставляли кадры для айнзацкоманд, для охраны концлагерей, формировали специальные части, которые занимались тем же самым, но уже на территории Белоруссии.
Прошло время, Германия стала явно пробуксовывать на Восточном фронте, а потом, после того как Вермахт уже почти подошел к Москве, произошло несколько серьезных сражений и хваленые немецкие части начали откатываться обратно на запад, неся огромные потери. Красная Армия как-то ну уж очень быстро набирала силу и приобретала боевой опыт, и это уже волновало всех, особенно после гибели Гитлера и начала странных переговоров нового фюрера Гиммлера и Сталина. Слухи о появлении у коммунистов новой боевой техники, мощных танков, скоростных самолетов и, главное, стратегических бомбардировщиков, безнаказанно бомбящих Берлин, натолкнули руководство ОУН снова обратиться к новому Фюреру с предложением разрешить объявление о создании независимого западно-украинского государства. Официально признать его правительством Германии, в обмен на полную лояльность и участие походных отрядов ОУН в боях против коммунистов. Бандера, Стецько, Шухевич, Ярый прекрасно понимали, что после того, что они вытворяли в Галиции, на Украине и в Белоруссии против мирного населения, против советских военнопленных, против евреев ждать какой-то возможности договориться со Сталиным у них не будет.
Сейчас в Лемберге, когда прошла информация о том, что немцы наконец-то решили признать государственность Западной Украины, а за ними это сделают и остальные страны Запада, побросав все дела сюда сбежался, точнее ринулся фактически весь актив ОУН(б), ее лидеры и многочисленные региональные командиры, прекрасно понимая, что именно в этом месте и в этом время начнется вожделенная дележка власти, должностей, земель, ценностей, и, что главное, назначение героев. Причем все праздничные мероприятия проводились за счет немецкой стороны, поэтому получив возможность как обычно гульнуть за чужой счет, вся эта банда селюков с трезубцами, прихватили жен, детей, любовниц, что добавило определенного колорита празднику. Центральные улицы древнего Лемберга сразу наполнились малопонятным местечковым гуцульским говором и сразу стали напоминать какой-нибудь занюханный карпатский рынок, где жители из соседних сел с трудом понимали даже друг друга.
