Глава 19
Я поднялась, оглядываясь, и пока еще не в силах принять произошедшее. Казалось, что меня угораздило заснуть во время ритуала, и все это просто кошмар, а когда проснусь…
Я облизала пересохшие губы, медленно начиная осознавать, что не проснусь. Что все это происходит в реальности. Что выхода нет, и я вернулась в свой мир, который теперь язык не поворачивался назвать родным.
Голова трещала так, будто вот-вот грозила взорваться. А когда зазвонил дверной звонок, то она и вовсе едва не раскололась на куски, заставив меня тихо простонать.
Открывать не хотелось – душу затопила такая черная тоска, что казалось даже немного удивительным, как я не сошла с ума прямо здесь и сейчас. Руки тряслись и единственным моим желанием было лечь на кровать, и в первый раз в осознанном возрасте устроить настоящую истерику со слезами, заунывными рыданиями и возможно даже битьем посуды. А после уснуть, понадеявшись проснуться уже снова рядом с Натаном.
Натан… я будто до сих пор ощущала на своей руке его горячую ладонь, и от этого было в сто раз больнее.
И почему только при переходе мне не стерло память? Так я бы чувствовала себя гораздо легче.
Сев, я облокотилась спиной о стену и уткнулась носом в колени, чувствуя себя маленькой и беспомощной.
Что же делать? Что мне делать? И Батюшка Пушкин, почему звонок продолжает так надрываться?
Не хочу никого видеть. Никого, кроме Натана.
Но незваный гость оказался настойчивым, а голова трещала сильнее с каждым звуком, поэтому кое-как поднявшись, я поплелась открывать.
На пороге стояла Любовь Григорьевна – наш школьный завуч.
– Леночка, ну наконец-то! – воскликнула она, ловко протиснувшись мимо меня в квартиру. – Мы уже всем школьным составом с ног сбились тебя искать. На работе не показываешься, телефон отключила… а это что такое?!
Глянув поверх ее головы, я ахнула. В спальне царил полнейший хаос – одежда была вывалена из шкафов, стулья перевернуты. Складывалось такое впечатление, будто здесь проводили обыск, хотя в последний раз, перед моим перемещением, все было чисто и аккуратно.
Ну, конечно, Элен! Если я попала в ее тело, значит, она попала в мое. Интересно, здесь прошло столько же времени, сколько и в Тедраксе?
– Да и сама… – продолжила Любовь Григорьевна. – Ты куда так намалевалась? Предупреждаю, в школу тебя с таким макияжем Константин Александрович не пустит!
А что со мной? Надо бы посмотреть…
– Извините, я плохо себя чувствую, – решительно проговорила, подталкивая любопытную женщину к выходу. – Давайте я приведу себя и дом в порядок, и свяжусь с вами завтра…
Весовые категории у нас были разными – по комплекции Любовь Григорьевна больше напоминала мячик, хоть и низкий, но довольно объемный. Однако мне все же удалось дотолкать ее до двери, скорее всего от того, что завуч находилась под сильным впечатлением от увиденного.
– Кстати, сколько меня не было на работе? – спросила я прежде, чем захлопнуть дверь.
– Почти неделю.
Почти неделю… значит, время в Тедраксе все же шло несколько иначе, ведь там я пробыла куда дольше. И если меня закинуло в тело Элен вечером понедельника, то сейчас скорее всего пятница – в выходные Любовь Григорьевна никуда бы не вышла, ведь сидела с двумя своими внуками.
Да уж…
Я помассировала пальцами виски и пошла разглядывать царившей в квартире беспорядок. И хотя мне по-прежнему хотелось только лечь и заплакать, но пришлось взять себя в руки.
На кухне царил точно такой же хаос, как и в спальне – раковину наполняла гора грязной посуды, по полу были рассыпаны крупы, а на плите стояла кастрюлька, покрытая, наверно, сантиметровым слоем нагара. В ванной не было зеркала, лишь из рамы торчали острые куски, а жидкостей во всяких шампунях и гелях убавилось примерно вдвое.
Интересно, что со всем этим делала Элен?
Оценив масштабы ущерба (поистине колоссальные), я нашла свой телефон, благо он не пострадал, поставила его на зарядку, а после глянула на дату. Ну да, пятница, шесть часов вечера. Значит, действительно прошло меньше недели… меня еще не успели уволить за прогулы, и поэтому есть шанс восстановить свою жизнь. Снова работать, как и прежде, а по пятницам ходить на викторины с коллегами. Снова быть одинокой, имея при себе лишь воспоминания.
Слезы сами потекли из глаз, в то время, пока я продолжала сжимать телефон, который разрывался от сообщений.
Вот так, Лена, погостила в сказке и хватит. Ничто не длится вечно, и нечего было привязываться…
Но самым обидным являлось то, что все оказалось напрасным. Я не смогла помочь ни Натану, ни Дэйву, зато лишилась самого дорогого.
Рыдания стали громче, а после я все же скатилась в самую настоящую истерику и плакала, плакала, пытаясь выплеснуть из себя всю эту боль. Но боль не желала уходить до конца, оставаясь ледяным комком где-то в глубине сердца, и поэтому, едва успокоившись, я снова начинала рыдать, и так по кругу.
Когда слезы, наконец, все-таки закончились, я взялась за уборку, потому что рано или поздно мне все равно пришлось бы это сделать, а значит, откладывать неизбежное не имело никакого смысла.
