— Нет…
— Расскажу как-нибудь, чтобы ты понимал всю их сущность… Так вот, я решил: а чем я хуже этих европейцев? Этих светочей культуры и всего прочего всего самого лучшего, что может быть в человеке?
Малиновский на это только усмехнулся.
— Я достойный их ученик и последователь. Потому листовки эти, побрызгали всякими выделениями больных брюшным тифом, коих у нас в больничке хватает, даже с избытком. Поплевали больные в воду, отрыгнули, отсморкались и вот этим листовки и побрызгали, да сбросили. А те и рады, самокрутки из них скрутили, да в рот эту гадость пихали. Как раз должен инкубационный период закончиться… у красногвардейцев, что обрабатывались данным средством с самого начала, а потом у поляков с чехословацкому начнется, они ведь тоже покурить любят.
Глаза Родиона расширились.
— Мать моя женщина… — выдохнул он и было непонятно, чего в его возгласе больше: ужаса или восхищения.
— А то. Так что еще день-два и все, учитывая их ослабленные простудами организмы, некому будет с нами больше воевать.
Зачем Климов обо всем рассказал Малиновскому? Все-таки информация довольно опасная и если всплывет наружу, то может сильно подмочить репутацию полковника. Разве что объявить все наветами врагов, но осадочек все равно останется. Репутация у него и так весьма специфическая. Поверят крепко.
Во-первых, Михаил полностью доверял Родиону ибо сделал на него ставку, как одного из самых близких своих приближенных. Опять же, показал ему свое доверие. Конечно, он был в курсе, что предают самые близкие, но тут уж или пан, или пропал.
Во-вторых, данный рассказ Михаил использовал как элемент практического обучения, чтобы будущий маршал видел возможности победы в самых невероятных, или наоборот обыденных вещах его окружающих и умел их применять, а подобное знание очень расширяет горизонты восприятия реальности, заставляет работать творчески, а не по писаным в учебниках шаблонам.
Информация на сторону могла утечь и по другим каналам. Ведь кто-то должен был взять биологические материалы и кто-то должен был их разбрызгать на листовки. Но тут тоже все было более-менее на контроле. Климов довольно быстро выявил из числа медицинского персонала таганрогской больницы сильно пострадавших от действий большевиков и анархистов. В частности изнасилованная анархистами сестра милосердия, что не впала в депрессию замкнувшись в себе, а наоборот страстно желала отомстить. Вот она и готовила субстант и опрыскивала им листовки.
Правда с этой сестрой милосердия, что явно двинулась по фазе на почве насилия над ней и мести, могла возникнуть другая проблема, она могла пойти дальше и начать травить всех направо и налево… превратившись в доктора-смерть. Сколько таких психанутых было в его время?
«Что ж, придется ее зачистить», — со вздохом подумал Михаил.
47
Боевые действия завершились поздно вечером, наступили сумерки и Климов дал отмашку Малиновскому.
Парочку сбитых Федоровым вражеских пилотов пленили и раскололи на предмет, где находится их аэродром и, собственно, сколько их, один или два. Малые площадки для истребителей, понятное дело расположили неподалеку от лагеря основных сил, а вот для бомбардировщиков оборудовали более основательную полосу в районе села Матвеево, что в сорока километрах к северу от Таганрога, прямо на пересечении железной дороги и реки Миус. Так сделали, чтобы точно не заблудиться.
Взревели авиационные моторы и десять лодок-катамаранов по отделению на каждой в качестве десанта, а также с парой легких минометов и боеприпасами к ним, на случай если потребуется применить более внушительное вооружение (но вообще пулеметов и гранат должно было хватить за глаза), резво рванули вверх по течению. К ночи будут на месте, не промахнутся, там ведь мост, и самолеты на ночь глядя тоже никуда не полетят, противник просто не ожидает такой скорости, ну и пусть потерпели поражение, но пока для них оно хоть и тяжелое, но еще не имеет определения «катастрофическое».
Родион со своими бойцами не подвел. Захват аэродрома произошел стремительно, никто ничего подобного не ожидал. Охранение выставили чисто символическое, так, местную ребятню гонять, чтобы не открутили чего блестящего с самолетов.
Но главным призом оказался даже не захват всего авиационного парка. Буквально через час, после того как аэродром был захвачен, на его территорию приехало с десяток грузовиков с красногвардейцами под командованием Никиты Хрущева, что сопровождал легковушку в которой ехал ни кто иной как сам Лев Троцкий, что бросив армию словно Наполеон бросивший свою армию в Египте, свалив все дела на своего помощника и отбрехавшись тем, что ему нужно срочно, а главное лично что-то сделать, собирался поутру улететь на самолете.
Понятное дело, что их всех таких красивых Малиновский взял в плен. Беглецы никак не ожидали, что аэродром окажется захвачен и на полном ходу заехали на его территорию всем табором, и сразу оказались на прицеле десятка пулеметов.
— Чего так резко сдернуть решил из армии? — спросил Климов, когда пленного доставили в Таганрог, что характерно, как раз на самолете, кои пленные летчики утром перегнали под дулами пистолетов спецназовцев на юг, делая вид что не догадывается о причинах. — Шансы нас разбить у тебя были вполне реальные…
— Нет уже никаких шансов… стало известно, что почти две трети армии заболели тифом.
— Понятно… Почему тогда не на поезде? На колесах оно надежнее и комфортнее, да и с собой людей можно взять больше.
Выглядел, кстати, Троцкий не очень. Лицо серое, темные круги под глазами…
«Надеюсь он сам тиф не подхватил, — подумал Михаил. — Впрочем, сейчас врачи его осмотрят…»
— Я не рискнул ехать на поезде.
— Почему?
— Не уверен, что товарищ Артем меня не арестует и не сдаст тебе. Вы ведь явно о чем-то между собой договорились.
— Нет, никаких договоренностей не было. Но очень надеюсь, что теперь возникнут. Хотя да, арестовать он тебя мог и без договоренности со мной, — согласился Михаил.
— Расстреляешь?
— На хрена?! Чтобы сделать из тебя великомученика — первого революционного святого? Чтобы твоим именем называли полки красной гвардии, бронепоезда и корабли, а то и вовсе памятники начали ставить?
Троцкий на слове «памятники» как-то странно дернулся и его лицо перекосило.
— А через это будут «амнистированы» все «внешние», дескать вот как они с врагами революции сражаются, не щадя своей жизни и в итоге раскол окажется преодолен. Нет птичка, ты будешь петь, много и долго, расскажешь все и обо всех! — осклабился полковник.
«А вот что делать с Великим Кукурузо? — призадумался Михаил, глядя на Хрущева, что каким-то образом оказался в свите самого Троцкого. — Шлепнуть его по большому счету не за что. Никто не поймет, чего это я на него так остро среагировал. Да чего с ним возиться? В штрафбат и вся недолга!»
Заявились поляки с чехословаками с запросом о перемирии с целью забрать своих раненых и похоронить погибших. Климов препятствовать не стал, затягивание ему только на руку, разве что предложил сдаться, ну и поработать до конца войны на стройках народного хозяйства.
— Никогда! — с ненавистью и просто-таки животной злобой воскликнул переговорщик.
— Ну нет так нет.
В стане противника копались братские могилы в коих и похоронили всех погибших.
А потом началось, как-то вдруг и разом, словно по команде. Понятно, что больных было уже много, только им на начальном этапе неправильно поставили диагноз — простуда, ну и «балтийский чай свое дело делал» и люди более-менее держались на ногах. А потом допинг давать перестали.
Эпидемия брюшного тифа в стане противника разразилась бурно и в очень тяжелой форме, что и неудивительно учитывая ослабленный иммунитет красногвардейцев половина которых страдала уже сильной простудой, а то и откровенно грипповала. Слегли не только красногвардейцы, но и бойцы заградотрядов.
