что местные "домовые" уже считают меня за своего.
Вторым поднялся Кафка, а через минуту к нам присоединилась Фрея. Мы быстро подзаправились, рассчитывая. что следующий раз поедим уже добравшись на место и выдвинулись в путь.
Когда мы подошли к окраине деревни, то солнце только-только оторвалось от горизонта на востоке. На просторной площадке между оградой поселения и начинающимися рисовыми полями собралось довольно много народа. Похоже, что жители деревни проводили какой-то ритуал.
На плоском камне в середине площадки разгорался большой костер, сложенный из крупных поленьев вперемешку с пучками соломы. На вершине паляницы лежал продолговатый предмет, завернутый в ткань, которая уже загорелась.
— Похороны, — сказал Кафка, который в отличие от меня сразу понял, что здесь происходит. Мы подошли ближе. Люди смотрели на огонь. Кто-то из них, похоже, молился, другие негромко переговаривались между собой или просто думали о своем. Кизото стояла у края площадки.
— Кто-то умер? — спросил я ее когда мы приблизились на расстояние пары шагов.
— Да, — ответила староста. — Умер шорник Гейдел. Он был уже стар, успел вырастить детей и внуков, а умер в своей постели во сне и с улыбкой на лице. Хорошая смерть, которой можно пожелать любому кроме воина.
Я решил немного задержаться и посмотреть на местные похороны. Я стал у дерева, опершись спиной о ствол, и перешел в пограничное состояние. Проявилась уже привычная картина с вибрирующими от тока ци струнами. Костер мало изменился. Пламя выглядело примерно так же, каким я видел и ощущал его в привычном мире. Но кое-что в костре все же поменялось.
Кокон с телом в обычном мире выглядел как темное пятно в цветке из пламени. В пограничном же состоянии я видел его как самый яркий фрагмент костра, как-будто тело было раскаленным колосником в хорошо раскочегаренной топке и отдавало заметно больше тепла, чем получало. Как рассказывала Кизото, огонь разрушает границы путей ци и энергия высвобождается. Часть ее питает пламя, делая его выше и ярче, часть рассеивается, а часть должна уйти к умершей душе, стоящей на пороге пути в другой мир.
Я смотрел на языки пламени, на вибрацию струн, на силуэты незнакомых мне духов, которые зачем-то кружили вокруг костра. А потом я понял, что вижу душу умершего.
Рядом с костром на высоте сгорающего тела завис белый силуэт. Не красный, как у живых людей, и не желтый, как у большинства знакомых мне духов, имеющих воплощение в нашем мире, а именно белый. А заметил я его потому, что он постепенно становился все ярче. Сперва его было трудно заметить на фоне светлого неба, но по мере того, как тускнело сгоравшее тело, силуэт души умершего наливался светом и силой. В какой-то момент пламя костра всколыхнулось. Мне почудился взмах огненных крыльев, что на мгновенье закрыл небо. В тот же миг душа исчезла.
Наверное огненный дух Гои-но в это время приоткрыл путь из нашего мира в серые пределы, через которые тянутся бесконечные дороги, соединяющие бесконечные миры.
Костер после этого сразу начал затихать, в воздухе стал кружится пепел, а огонь уже не пылал огромным столбом, а постепенно угасал, всем своим видом говоря, что скоро прогорит и погаснет.
Душа ушла в другой мир. Есть маленький шанс, что она возродиться в новом теле на моей родной Земле. Только все равно у нее не будет памяти о прошлой жизни. Интересно, а моя душа, сколько миров она успела пройти, сколько забытых жизней у меня за спиной? Можно ли их вспомнить?
— Вы всегда сжигаете умерших на этом камне? — спросил я Кизото, вернувшись в обычное состояние.
— Да. Это хорошее место. Духи стервятники не прилетают сюда, чтобы вырвать себе кусок ци от погребального костра. Хранители этого места не позволяют.
Так вот что за духи кружили у основания костра. Духи хранители, обитающие на этой площадке. У основания ритуального камня была небольшая полочка, на которой стояла пара глиняных мисок. Должно быть это были подношения духам.
— Ты смотрел? — спросила Кизото.
— Да, — ответил я, понимая что она имеет ввиду, — я видел душу. Она вобрала в себя заметную часть силы, а затем ушла. Мне показалось, что я увидел взмах крыльев Гои-но.
— Это хорошие вести и я передам их детям Гедела. Моей чувствительности не хватает, чтобы видеть и говорить так уверенно, как можешь ты. А ведь ты только несколько дней, как впервые заглянул на план духов...
— Скажи, тело Аико тоже ведь сжигали здесь? — спросил я о том, что не давало мне покоя.
— Аико? А кто это? — удивленно переспросила Кизото.
— Рыжая девушка из вашей деревни, которую убили слуги из семьи Крадо.
— Дайнс, я не знаю о ком ты говоришь, — искренне изобразила непонимание староста. — И поверь мне, в этой деревне нет ни одной рыжеволосой девушки.
— Но как же так? А как же... — от удивления я даже не знал что сказать. — В тот день, когда меня схватили я встретил на поле девушку. У нее были рыжие волосы и зеленые глаза. Она сказала, что живет в этой деревне. Она тоже одаренная, она еще могла управлять стрекозами... А потом она показала мне, где живет дух излучины. И помогла предупредить друзей... А потом, когда я дрался с врагами она за меня заступилась и ее убили. Ее застрелили возле твоего дома. Те же лучники, что ранили Сабуро.
— Дайнс, я действительно не знаю о ком ты говоришь, — снова ответила мне Кизото, — я не знаю никакой Аико и в тот день возле моего дома не находили мертвой девушки.
— Постой, Кафка, Фрея, вы же помните Аико, ту девушку, что предупредила вас, когда в деревню пришли враги?
— Да нас предупредила девушка, но она не называла своего имени, — ответила Фрея, — она прибежала и закричала, что Дайнс увидел врагов и надо срочно собираться и уходить. Я тогда так испугалась...
— Да девушка была, — подтвердил Кафка, — она сказала, что надо бежать тебе навстречу в сторону поля. Но имени она не называла, и я не уверен, что она была рыжая. Она, кажется, завязала волосы платком...
Я стоял в растерянности, не зная что говорить и что делать, но тут опять заговорил Кафка:
— Дайнс, может эта погибшая девушка и очень важна для тебя, но нам надо спешить. Если мы еще немного задержимся,
