* * *
Спустя шесть часов после нападения на младшего князя Тарханова Ростов дружно ахнул. Пять блатных «малин» было вырезано и сожжено. Три купца первой гильдии оказались застреленными в собственных постелях. Бесследно пропали четверо иностранных коммерсантов. А шесть квартир в доходных домах, которые снимали студенты, взорвались. В общей сложности за одну ночь пропало и было уничтожено более полусотни человек.
Полиция сбилась с ног, отыскивая хоть кого-то, кто мог внятно указать малейшую зацепку, но все было бесполезно. Словно в городе орудовала банда призраков. Но на этом дело не кончилось. За следующие два дня было уничтожено еще три банды бывших каторжников, которые держали в страхе все окрестности Ростова. Создавалось впечатление, что кто-то задался целью избавить население от всех имевшихся банд.
Наконец, ранним утром третьего дня напротив полицейского участка дворник обнаружил висящее на тополе обнаженное мужское тело. Вызванный срочно врач установил, что мужчину пытали, но никаких опасных для жизни повреждений он не получил. Единственная трудность в будущем у него возникнет с руками. Слишком долго он провисел на дереве. И хотя веревка, которой ему стянули кисти рук, была толстой, вероятность ампутации в будущем была весьма велика.
Дождавшись, когда мужчина придет в себя, полицмейстер Ростова лично прибыл в больницу, где под усиленной охраной находился найденный, и снял с него первый допрос. Как оказалось, это был один из так называемых Иванов города, известный в криминальной среде под кличкой Лось. Глядя в растерянные глаза бывалого сидельца, полицмейстер удивленно утирал лоб платком, не веря тому, что видит. Этот человек, повидавший за свою долгую жизнь такое, что иному и в пьяном кошмаре не приснится, был смертельно напуган.
– Расскажите мне все с самого начала, – нарушил полицмейстер молчание, решив начать допрос.
– Страшные это люди, ваше благородие, – прохрипел Лось. – Я и сам не святой, и всяких людей повидал. Иного и человеком-то назвать уж нельзя, а все одно такого никогда не видел. Они всю кодлу мою порешили быстрее, чем кто-то успел за перо взяться. Уж не знаю, кто это, но таких ухваток я никогда не видел.
– Их было много? – моментально отреагировал полицмейстер, который свою должность выслужил, начиная еще дознатчиком.
– Я пятерых видел, но их больше, – уверенно кивнул Лось.
– Узнать кого-то сможете?
– Нет. У них на головах мешки были с прорезями, а на руках перчатки. И вообще одеты они были необычно. Одежда темная вся и широкая. Материя легкая, чтоб движений не стесняла. А оружие такое, что запросто так не купишь. Булат, не иначе.
– И чего они от вас хотели?
– Ничего. Они убивать шли, – уверенно заявил Лось. – Остальное так, попутно к рукам прилипло.
– И много прилипло? – понимающе усмехнулся полицмейстер.
– А я толком и не знаю. Казначея нашего они сразу уволокли куда-то, – подумав, признался Лось. – Словно знали, кого брать.
– Может, и знали, – задумчиво протянул полицмейстер. – Но как случилось, что вся ваша кодла полегла, а вы остались в живых?
– Они послание всем блатным передали, – еле слышно признался Лось.
– Послание? Какое? – встрепенулся полицмейстер.
– Ежели узнают, что кто из блатных с политикой связался и стал на иностранцев работать, уничтожат. А еще, коли не донесем на тех иностранцев, что они нас на политику подбивают, тоже убьют. В общем, что не наше лихое дело, за то сразу смерть. Особливо ежели то супротив власти будет, – закончил он, мрачно покосившись на собеседника.
– И кому вы должны это послание передать? – спросил полицмейстер с заметной растерянностью.
– Всем блатным, по всем городам. Особливо в Сибирь и далее, до самой границы. Сказали, в столице сами разберутся.
– Как разберутся? – не понял полицмейстер. – Что значит разберутся?
– А это уж вы у них спросите, – издевательски хмыкнул Лось. – Это уж в их послание не входило. Случайно услышал.
– Значит, никого из них вы узнать не сможете? – на всякий случай уточнил полицмейстер.
– Нет. Не могу и не стану. Вы уж простите, ваше благородие, но я еще жить хочу, – откровенно признался Лось. – А эти звери где угодно достанут. Даже в камере тюремной. Нашу малину семеро охраняло. Все с кровью на руках. Каторгу прошли. А их словно курят. Даже не пикнули. Нет. Не стану.
От удивления полицмейстер даже поперхнулся. Откашлявшись и приведя мысли в порядок, он задумчиво побарабанил пальцами по набалдашнику трости и задал следующий вопрос:
– Где вас… с вами… – он запнулся, подбирая слово, – работали?
– Мытарили-то? – вздохнул Лось. – Не знаю. Мне сразу мешок на голову накинули. Сперва в морду дали так, что дух вон с первого разу, а потом мешок. Когда очнулся, возили еще долго. Мешок сняли уже в подвале каком-то. Ну, а дальше уж… – он замолчал, зябко передернувшись. – Звери они, ваше благородие. Истинные звери. Всякое повидал, но таких… – он снова вздрогнул и замолчал.
– Что ж. Благодарю, – помолчав, вздохнул полицмейстер и, поднявшись, вышел из палаты.
Его подчиненные, стопившиеся у дверей, разом приняли положенную стойку, увидев начальство. На всех физиономиях собравшихся ясно читалась готовность бежать исполнять приказания.
– Не знает он ничего толком, – скривился полицмейстер.
– Так, может, в камеру его? – тут же предложил один из чинов.
– Бессмысленно, – отмахнулся генерал. – Его и живым-то оставили, чтобы остальным послание передать. Да, и пост от палаты снимите. Пусть лечится и проваливает куда подальше.
– Да как же, ваше высокоблагородие? – засуетились чиновники от полиции. – А ежели его тут и убьют?
– Хотели бы убить, уже б убили. Сказал же, им нужно было блатным послание передать. Потому и пощадили, и к участку подбросили. В общем, толку с него не будет. Ищите другими способами, – приказал полицмейстер.
– Но сами-то мы его допросить можем? – осторожно уточнил один из следователей.
– Да хоть с кашей его съешьте, – отмахнулся генерал и, тяжело опираясь на резную трость, направился к выходу. Но дойдя до конца коридора, развернулся и громко добавил: – Но послание то должно до блатных дойти. Иначе в крови захлебнемся, – тихо добавил он, снова утирая лицо платком.
Полицейские растерянно переглянулись, не понимая, что делать дальше. Ни видаков, ни следов, ни даже гильз в тех случаях, когда убивали с помощью огнестрельного оружия. Даже пули, которые вырезали из тел, не могли помочь делу. Искореженные куски свинца, которые не годны для сравнения. Складывалось впечатление, что кто-то давно и старательно готовился к этой акции и теперь реализовывал давно продуманный и отработанный план. А тут еще и пропажа четверых иностранцев. И при чем тут, позвольте спросить, весьма богатые и известные купцы?
Следователи понимали, что не видят всей картины дела целиком, и потому, отделившись от остальной когорты чиновников, принялись тихо совещаться.
– Что скажете, господа? – мрачно поинтересовался один из четверых.
– Похоже, все эти дела работа одних и тех же людей, – тут же озвучил то, о чем думали остальные, самый молодой следователь.
– И на чем же основана такая ваша уверенность? – повернулся к нему вопрошавший. – Ведь ни следов, ни улик нам обнаружить так и не удалось. У нас даже ни одного приличного видака нет.
– Вот в этом-то и дело, – оживился молодой. – Ничего нет. Ни одной зацепки. И это в нескольких разных делах. А ведь не мне вам рассказывать, господа, что так не бывает. Не бывает, чтобы человек вошел, совершил преступление и не оставил ни одного следочка. Ни малейшего. Особенно это удивительно в деле с купцами. Вспомните, господа. Убили только их. Всех остальных, ни родственников, ни домочадцев, ни слуг, не тронули. А самое главное, в них стреляли, а выстрелов никто не слышал. А судя по весу найденных пуль, калибр там был серьезный.
– А и верно, господа, – вступил в разговор еще один следователь. – Я те пули сам видел. Калибр не меньше сорок пятого, а выстрела не слышали. Как так-то? Не молотком же их вбивали.
