– Идем, но тихо, – и они скользнули в дом следом за мной.
Тем временем я, тихо прокравшись по сеням, достал оба ножа, что забрал у убитых мной в лесу оуновцев, и приготовился входить. Дверь скрипнула, а передо мной предстала картина маслом. Большая комната, посредине стоит круглый стол, на нем несколько бутылок, какая-то еда и керосиновая лампа. За столом сидели трое бандитов в светлых, но грязных рубашках, все небритые давно, рожи мерзкие. Четвертого я срисовал слева, он лежал на кровати и, похоже, дрых. Где пятый, не известно. Ближайший ко входу, то есть ко мне бандит, вскинув на меня пьяные глазенки и прищуриваясь, пытаясь разглядеть, тягуче спросил:
– Ты хто?
Остальные поднимали глаза.
– Ваш звездец! – сорвался я, так как услышал за занавеской справа возню и писк девочки.
– Ч-чего? – попытался встать оуновец, но от удара моим ножом завалился прямо на стол, заливая все вокруг себя кровью. Бил я наотмашь, со всей силы в горло. Точнее, по горлу. Башку не отрезал, сил бы все равно не хватило, но вскрыл глотку на раз.
Остальные сидевшие, кажется, мгновенно протрезвели и вскинулись из-за стола, пытаясь схватить оружие, стоявшее и лежавшее поблизости. Три шага вправо, боком ко мне человек, поднимающий с пола винтовку, получает удар ножом именно в открытый бок и, заорав как раненый зверь, хватается за рану, выбывая из битвы. Последний из тройки схватил автомат, даже поднял его, но удар в колено ногой заставил его обратить внимание на боль. Автомат опустился, так и не начав стрелять, а я уже наносил следующий удар. Вновь режущий, справа налево в район горла, в этот раз не попал, козлина как раз пригнул голову и удар ножа рассек его мерзкую харю. Что-то теплое обильно оросило мое лицо; машинально проведя лицом по рукаву, поворачиваюсь лицом к занавеске, за которой уже стоит тишина.
– Выходи, сука, – негромко командую я и встаю чуть в стороне, вдруг пальнет. И ведь пальнул, гнида. Не видя меня, стрелял прямо сквозь занавеску, по звуку, пистолет. Выстрел, второй, третий, четвертый, пятого не произошло. Осторожно роняю стул рядом, создавая иллюзию падения тела. Занавеска откидывается в сторону, и за ней возникает такой гоблин, что я, наверное, даже рот открыл.
– Живой еще, сейчас исправим! – Он поднимает пистолет – и падает от очереди из автомата в упор.
– Матвеич, слышишь чего? – спросил Семен у товарища, когда они зашли в хату следом за пацаном, но в сенях остановились.
– Плохо, что-то крикнул им, а дальше, похоже, драться начали.
– Так заходим, мало ли чего?
И партизаны ввалились в комнату. Перед их глазами происходило действие, мальчишка, которого они вели в отряд, с ножами в руках вертелся по комнате, точнее, он как-то очень быстро через нее пролетел, почти разом порезав троих бандитов. Крови вокруг было море, сам мальчуган в ней вымазался просто жуть как. С его лица стекали струи красной жидкости, Матвеич как раз разглядел, как парень вытер лицо рукавом, растирая кровь по всему лицу, когда справа раздались выстрелы. Мальчишка, напружинившись, вжался в стену под окном, чуть присев. Пули прошли мимо, стреляли вслепую, но затем занавеска улетела прочь, а огромного роста верзила, с пистолетом в руке, появился перед партизанами. Он направил ствол на парня, но тут Семен выпустил очередь от живота, буквально изрешетив бугая сверху донизу.
Я кивнул в сторону вошедших партизан и бросился к койке с пятым бандитом, который упал с нее, во время стрельбы и вжимался в пол, делая вид, что он ни при чем.
– Этого берите, – кивнул я партизанам, а сам направился проверить девочку.
Видимо, вид у меня вид был какой-то не такой, проходя мимо Семена, тот аж в сторону отскочил, дабы я не врезался в него. Заглянув за занавеску, которая разделяла комнату на две части, обнаружил на узкой железной кровати девочку. Полностью раздетая, она сидела, вжавшись в угол, и дрожала так, что я испугался, как бы зубы не раскрошились. Разглядев на полу ее платье, поднял, стараясь не смотреть на обнаженное тело, и хотел передать девочке, но обнаружил, что оно разорвано в клочья.
– Ты как, в порядке? Я сейчас скажу твоей маме, чтобы принесла одежду, хорошо?
Она меня, кажется, вообще не слышала. Смотрит перед собой и сильно-сильно трясется. Этот упырь, видимо, все же успел ее… Я выскочил на улицу, здесь Матвеич пытался допрашивать пленного, мать девочки была здесь же.
– Принесите какую-нибудь одежку, только подходите к ней осторожно, девочка сильно напугана, давайте быстрее! – обратился я к женщине, и та понеслась к себе домой. Через несколько минут она на сверхзвуковой скорости пролетела обратно.
– Эй, ты сам-то как, отошел? – мне на плечо осторожно положили руку. Матвеич.
– Что? – очнулся я, встряхнувшись.
– Как ты, говорю, Захар?
– Да все нормально, – взглянул я на партизан, – спасибо, едва пулю не словил.
– Да не за что, – отмахнулся Матвеич. – Ты это, часто так?
– Что? – не понял я.
– С ума сходишь?
Это он о чем? Я непонимающе поглядел на партизана, а он добавил:
– Видел бы ты себя со стороны.
– Да что такое-то? – взбрыкнул я.
– Я думал, видел, как умеют драться с ножом, признаюсь, не хотел бы стать твоим врагом, – вступил в разговор Семен. – Тебя даже не видно было, как молния какая-то! Вжик-вжик, и все вокруг в крови. Ты на себя в зеркало глянь, как вампир какой-то!
– Лучше бы ведро воды дали, чем упрекать, – фыркнул я, – кончили бы этого козла, чего на него любоваться?
– Этого надо с собой тащить, хорошо хоть недалеко осталось, знает кое-что, – заключил Матвеич.
– Как хотите. Где тут колодец?
Меня проводили к соседнему дому, тут находился общий колодец, хотя, думаю, частных тут и нет вовсе. Мужики набрали ведро ледяной воды, и не успел я начать умываться, как подбежала мать девочки.
– Я увела ее в дом, мальчик, что же тебя тут ледяной водой мыть собрались, пойдем скорее ко мне в хату, я тебе вынесу два ведра, утром набирала, нагрелись уже.
Я послушно побрел за женщиной, думая о своем. Как-то резко мне башню сорвало, что это было вообще? Я чуть не на стволы полез с ножом… Тревожно как-то, с головой что-то случилось, что ли?
Женщина и правда вынесла мне вполне теплой воды, дала какую-то ветошь, я распознал в ней мочалку. Хотел умыться сначала, но Матвеич поднял одно ведро и предложил полить на меня.
– Ты бы разделся, я тебе одежку сейчас из сыновней подберу, осталась у меня, – вновь подала голос женщина.
Я послушно разделся, оставшись в одних черных трусах, а Матвеич начал лить мне на голову воду. В голове словно прояснилось, я задвигал руками, пытаясь разодрать склеившиеся волосы, нехило меня так кровушкой залило. Семен тут же протянул кусок мыла, маленький, остаток, наверное, откуда и взял-то?
Двух ведер вполне хватило, женщина и правда принесла мне какие-то штаны, вполне крепкие на вид, рубаху и курточку. Но главное, она подала мне белоснежное полотенце, которым я с удовольствием вытерся.
– Спасибо тебе, парень, как же ты вовремя! – проговорила мама девочки, когда я оделся и наконец, пришел в себя. – Дочка в порядке, отошла, говорит, что не успели снасильничать. Ой, если бы не вы, хлопцы, что бы они с ней сделали… – и женщина разрыдалась. Матвеич прижал ее к своей груди, успокаивая, но она все плакала и плакала.
– Как тебя зовут? – вдруг услышал я голос за спиной. Обернувшись, увидел саму девочку. Одетая, перестав рыдать, она выглядела очень красивой, понятно, почему эти суки позарились на нее, выглядела она вполне эффектно. Вон, грудь уже топорщится не детская, да и ноги, хоть и прикрыты платьем сейчас, но вижу, что стройные и длинные.
– Захар, – ответил я, глядя ей в глаза.
– Спасибо, никогда тебя не забуду, – и она бросилась мне на шею. А когда оторвалась, поцеловала в щеку и повернула голову к партизанам. – Возьмите меня в отряд?
– Мы это, не можем… – начал было Матвеич, но тут и мать девочки застонала вновь.
– Ваня, миленький, возьмите ее, ведь не дадут нам покоя! Придут другие и все равно добьются своего. Твари, а не люди, – женщина сплюнула в сторону сидевшего рядом бандита, который старательно делал вид, что его здесь вообще нет.
