Дядька НВПшник, большой и громкий, в кителе с орденскими планками и майорскими погонами, тем временем бодро заявил, что сейчас состоится входной контроль наших практических умений. Становись, в общем, в три колонны. Или в колонну по три?
Я пристроилась в хвост одной из трёх очередей, пытаясь на ходу осознать суть процесса.
Нет, не могу я так. Мне надо спокойно, неторопливо, из рук в руки…
Что соврать?
Из задумчивости меня вывел голос:
— Ну, что ж ты, Шаманова? Разбирай!
— Извините, товарищ майор…
— Слушаю! — дядька смотрел на меня, сама суровость.
— Я не умею разбирать автомат.
— Это как так? — пришёл в искреннее недоумение НВПшник.
— Я в отдельной группе училась, у нас только пистолеты были. «Макарова» могу…
— Да? — непонятно было, поверил он мне или нет. — А ну-ка… — и тут он извлёк из кобуры никакой не огурец, а самый что ни на есть настоящий ПМ! — Разбирай!
— Ух ты! — я обрадовалась, слов нет. И разобрала. И собрала, естественно.
— А я уж думал — врешь! — Василь Макарыч слегка хлопнул меня по плечу. — Ну, смотри, показываю неполную сборку-разборку автомата.
И я научилась калаш разбирать! И собирать! Бляха муха, я почти что Терминатор!!!
После НВП мы с Катькой сходили в столовку, по компоту с булкой съели. Катька щедро поделилась со мной своими наблюдениями касательно учителей: кто зверствует, кто нормальный, а с кем у неё пока впечатления не сложилось. Потом она пошла на машинопись, а я — в библиотеку, решив, что хватит с меня на сегодня подвигов. Раз уж решила стать дипломированным литератором… нет, литературоведом! — надо освежить тексты в памяти.
Домой я приехала, уставши с непривычки — ни тятя, ни мама… Сил хватило только чтобы погладить скучающего у крыльца Роба, что-то съесть и упасть. Не иначе, затея с этим комбинатом входила в чей-то коварный план, задуманный, чтобы у меня не хватило энергии на продуцирование глупостей…
РАЗНОС
8 сентября, ИВВАИУ
Вова
Полночи малолетняя рота не могла успокоиться. Батона со вторым пацаном отправили в травму. Медичка затребовала предъявить всех фигурантов «несчастного случая», как упорно называли драку некоторые её участники (на что надеялись?). Поцыкала языком, смазала наши боевые ранения перекисью водорода, больше не нашла никаких серьёзных повреждений и отправила обратно в расположение роты. Хмурый дежурный, успевший зашить свой рукав, стоял на тумбочке:
— Идите в класс. Там дежурный по части ждёт, капитан Базилевский.
Офер выглядел лощёным, словно персонаж из фильма про блестящих офицеров русской армии девятнадцатого века. Выстроил нас перед доской в классной комнате.
— Внимательно, — говорит, — слушаю ваши объяснения, товарищи учащиеся.
Учащиеся, как положено, смотрели в пол и молчали, как рыба об лёд. Кроме меня. Я, конечно, тоже молчал, но таращился прямо перед собой, разглядывая нечто в необозримом далеке.
— Петров?
— Я, товарищ капитан!
— Ваша версия событий?
Версию я составил максимально идиотскую, но вывернутую так, что мне, якобы, в любом случае пришлось бы нарушить распорядок. Главное — что? Изложить её максимально бодро, чётко, уверенно! К чему я незамедлительно и приступил:
— Я, не вполне освоившись с новым для меня распорядком дня, не успел перед сном вымыть ноги. И поэтому, руководствуясь необходимостью исполнения уставных требований в части соблюдения к… — чуть не сказал «курсантами»! — учащимися правил личной гигиены, вынужден был посетить помывочную после команды «отбой». Стоя босыми ногами на кафеле, поскользнулся и ударился о край раковины, получив лёгкие повреждения мягких тканей. Впредь постараюсь неукоснительно соблюдать распорядок дня и не допускать со своей стороны подобных нарушений. Что произошло с другими учащимися, я не видел.
Смотрел я по-прежнему строго перед собой, но загривком чувствовал — капитана Базилевского подобный накал пафосной казёнщины даже впечатлил.
— Хорошо, Петров. Возвращайтесь в кубрик и ложитесь спать. Ваши объяснения случившегося? — это уже к оставшимся четверым.
Закрывая дверь, я услышал, что они начали невнятно мямлить про то, что тоже упали… Да, ребята, это вы ещё с политруком не беседовали. Впрочем, я тоже подобной беседы не избегну. Удовольствие ниже среднего.
Сплю я чутко, и поэтому просыпался за ночь раз двадцать. Базилевский мурыжил оставшихся четверых драчунов, выгоняя их в коридор и вызывая в класс по одному. Развлечение себе на дежурство нашёл.
Потом привезли Батона и того, с рукой. Их тоже водили вместе и по отдельности.
Перед самым рассветом меня разбудил шёпот. Один, кажись, дежурный по роте (Лёха его, что ли, зовут), второй — не понял, кто.
— Ну чё?
— Чё… Отчислят, говорит, всех. Драка с тяжкими телесными. Идите, говорит, по кубрикам, можете вещи собирать.
Вот жук Базилевский! На психику давит, прохиндей.
— Чё, прямо щас? — удивился Лёха.
— Сказал, сперва утром в Особый отдел, потом документы чего-то там…
— А Батона с Кипой куда повели?
— Вроде, в санчасть.
— Вот вы уроды…
Обычно я просыпаюсь за две-три минуты до будильника, но тут, из-за этих бесконечных ночных хождений, что ли, вырубился наглухо. Разбудил меня голос дежурного Лёхи:
— Рота, подъём! Форма на утреннюю зарядку номер два!
Номер два — брюки, сапоги и майка. Майку напоследок, главное — брюки, и портянки на ноги нормально намотать. Подорвался на построение, ещё и рефлекс старый, опять же, сработал — ноги сами принесли меня на место сержанта второго взвода, каким оно было при курсантском построении в одну шеренгу.
— Э, ты куда? — удивлённо спросил Лёха.
— Фубля… Спасибо!
Лёха кивнул и громко скомандовал:
— Рота, на утреннюю физическую зарядку — становись!
Я встал на нужное место. Строй постепенно заполнялся. Да, сорока пятью секундами тут и не пахло. Минуты две, в лучшем случае. Впрочем, это дело тренировки.
Из офицерской комнаты доносилась цветистая ругань. Голосов было три — подозреваю, явились командиры взводов.*
*Для людей, страшно далёких
от военных училищ,
нужно, наверное, пояснить:
в ИВАТУ учебная рота АВ
(авиационного вооружения)
составляла
около шестидесяти человек.
Рота делилась на два взвода,
у каждого — свой командир
(взводный,
обычно на эту должность
назначали старлеев —
старших лейтенантов).
Заместитель командира взвода
из числа курсантов
(или, как в нашем случае —
учащихся) — замок.
Каждый взвод
делился на два отделения,
со своими командирами
(опять же,
из числа курсантов —
комодами).
Наконец из недр офицерской появился налитый дурной кровью капитан Гробовченко. Остановился напротив нас.
Лёха с явным опасением доложил:
— Товарищ капитан, личный состав роты на утреннюю физическую зарядку построен, дежурный по роте учащийся Артемьев.
Капитан свирепо молчал, искажаясь лицом и раздувая ноздри, заставляя ряды мальчишек съёживаться. Нет, Гробовченко я могу понять — он сейчас пытается хоть одно приличное слово подобрать, наверняка же ему сказали, что несовершеннолетних матом крыть нельзя. И не может. Мдэ.
— Ну, я вам покажу кузькину мать! — страшным свистящим шёпотом выдал он вдруг. — Командиры отделений, проверить наличие личного состава, доложить!
Пошли доклады, наглым образом подчеркнувшие отсутствие двоих воспитанников по причине нахождения их в санчасти.
Гробовченко усилием воли привёл лицо в относительный человеческий вид:
— РОТА — НАПРА-ВО! Через туалет, на выход, ШАГОМ — МАРШ!
Дальше мы бежали. Для начала — три километра. И с нами бежал какой-то неизвестный мне старлей — командир одного из взводов, должно быть. Бежал и чмырил нас, задохликов. Было немного обидно. Нет, я последние три года исправно бегал минимум трёху, но как суставы начали болеть, ощущения от движения сделались… терпимыми, но малоприятными, так скажем. Поэтому бежал я бережно, не стараясь выдать чемпионский результат. Так, в серединочке.
