- Потому что я попросил стражника, - ответил Эжан.
- Ты попросил?
- Да, - Эжан быстро достал из-за пазухи металлическую флейту и, прежде чем Ярин успел понять, что происходит, извлек из нее чистый, долгий звук, - и теперь я прошу тебя успокоиться и послушать меня.
Ярин и впрямь успокоился, вопреки своему желанию. В конце концов, если церковники уже услышали его откровения, его судьба предрешена - почему бы и не послушать напоследок этого эльфа?
***
День уже разгорелся в полную силу, и Герти работала - вернее, сидела на работе, на главпочтамте. Или во Дворце Почты, как она привыкла его называть. До войны здесь был особняк какой-то баронессы, но с приходом Империи порядки изменились, и баронессой стала Герти. Ну и другие работающие на почте женщины, конечно. С другой стороны закрытого окошка уже давно топталась очередь из желающих получить бандероли, оплатить счета или оформить подписку на журналы. Какой вздор! К счастью, Герти не видела страждущих - окошко было из непрозрачного стекла, а стенка, ограждавшая сотрудников почты от посетителей, достаточно высокой. Герти налила себе еще чая из чайника, поставив чашку на пачку писем. До нее донесся звук - тихий, шепчущий, скребущий слух. Что за чертовщина? Неужели мышь? Нет, непохоже. Прислушиваясь, Герти сделала глоток теплого, сладкого чая.
Звук усиливался. Скоро он напоминал гул, затем - грохот. Герти обернулась и посмотрела в расположенное за ней окно - высокое, до самого пятиаршинного потолка. Ее рука дрогнула. Чай залил письмо некоего Тайра, предназначенное какой-то Хилде. Не повезло ей, придется читать слегка подплывшие чернила. Но Герти это сейчас не волновало - она, не отводя глаз и не моргая, смотрела в окно.
Со стороны Площади Восстания поднимались столбы дыма. Неужели пожар? Нет, непохоже. Дым шел не ровной стеной, а вытянутыми, неторопливыми столпами, походившими на зубы в нижней челюсти голого черепа. Оскал, двигаясь, увеличиваясь, истончаясь - он словно смеялся над Мартой, и от этого смеха становилось жутко. Слишком белый... Это был не дым.
- Туман Разлома, - потрясенно выдохнул кто-то с другой стороны заграждения.
Да, это был он. Латаль всемудрейший, что ж это делается? В голове Герти поднялась паника. Туман был частью самого Щачина всю ее сознательную жизнь. В какой-то степени - его основой. Нерушимой и непреодолимой преградой, отделяющей Империю от пешего вторжения с Запада. Стеной, защищавшей щачинцев от пороков и соблазнов той стороны. Герти вспомнила о россказнях своего сына - будто бы на той стороне все иначе: нет очередей, нет дефицита, и люди ходят по улицам веселые и нарядные. Герти отругала сына за выдумки, и еще пуще - за предложение пойти да посмотреть самой. Вот еще, делать мне нечего - по деревьям лазать! И так ясно, что все это небылицы. Как так, нет очередей? Всегда были и будут! Когда всякие несознательные граждане собираются толпами, чтобы завалить работой несчастных работников - что ж с ними еще делать, кроме как в очередь выстроить? Иначе и порядку никакого не будет.
Туман защищал их. И теперь Туман поднимался высоко в воздух, уже почти растворившись в пронзительно голубом зимнем небе.
Едва представление за окном закончилось, здание почты немедленно наполнилось гомоном. Что все это значит? Снова случится война? Можно будет ездить на выходные в Западный Щачин? Что скажет Бернд? Один за другим люди покидали Почтовый Дворец: кто-то шел на в разлому, чтобы разобраться во всем на месте, а кто-то - в ближайший храм, чтобы послушать проповедь, которая, несомненно, разъяснит, что делать дальше.
Герти осталась одна. Чай остывал. Что-то подсказало - ее дни как баронессы Почтового Дворца сочтены.
***
Гедеон скакал к Монастырю на вороном коне. Его волосы развевались на холодном ветру, а взор был устремлен вперед - навстречу грядущей битве с черным колдовством и спасению Сегая от бесовских полчищ.
Правда, конь принадлежал не ему, а конюшне городской стражи, и ехал он позади грузного командира отряда со связанными на всякий случай руками. Косные идиоты! Собрать этот отряд оказалось чуть ли не сложнее, чем выбраться от Мирты! Он пришел в участок, но, едва завидев его окровавленную руку, стражники запирались по своим кабинетам: видимо, думали, что он пришел написать заявление, и их ожидает морока с оформлением документов. Он потратил целую вечность, рассказывая в каждую закрытую дверь свою историю, и еще две вечности - чтобы заставить какого-то лейтенантика ему поверить. Лейтенант доложил капитану, капитан повел еще три вечности перед дверьми полковника... В общем, в конце концов, десяток вооруженных людей отправился в Монастырь, просто для проверки. Гедеона они прихватили с собой, чтобы сдать в этот же самый Монастырь за ложное доносительство, когда все разрешиться. Ну ничего, они еще увидят!
Монастырь стоял, внешне спокойный и нетронутый. Командир отряда уже обернулся к Гедеону, чтобы еще раз высказать ему все, что он думает о выдумщиках и провокаторах, из-за которых ему приходится чуть ли не бегом бежать черт знает куда, вместо того, чтобы сидеть в уютном кабинете за чашкой чая - и тут в его грудь вонзилась стрела, пройдя через его тело насквозь.
Хрип вырвался изо рта командира, и он свалился, потянув за собой поводья. Лошадь испуганно заржала, встала на дыбы и сбросила Гедеона, который мешком свалился на дорогу. Черт, черт, они стреляют! Мать их за ногу, они стреляют! Свистнула вторая стрела, угодившая в ногу какому-то рядовому. Дьявол, так нечестно! Извиваясь на заснеженной дороге, он червем отполз в кусты - никто из его попутчиков и пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь, все были слишком заняты собственным спасением. Они стреляют, это ж надо! Как они посмели! Отчего-то Гедеон был уверен, что, когда отряд городской стражи явится к воротам, Мирта и Киршт образумятся и сдадутся властям. Он не был готов к этому! Да его ведь едва не подстрелили! Страшно подумать, что случилось бы, будь он на коне один...
Как-то быстро и очень внезапно Гедеону расхотелось быть героем. Он забился за камень, не решаясь шевельнуться.
***
Хйодр стоял, переминаясь с ноги на ногу. А теперь-то что мы здесь делаем? Туман почти рассеялся с чугунного города стола. Потусторонний, шипящий, заполняющий сознание звук снаружи свидетельствовал: произошло что-то очень большое и важное. Может, никто не догадается, что это важное произошло на самом деле здесь, в Монастыре? Хйодр загривком чувствовал приближающиеся неприятности. Надо убираться отсюда. Но Мирта, разобравшись с черепом, принялась быстро, хотя и без суеты, копаться в бумагах и тетрадях, лежащих на расставленных вокруг столах и в ящиках их тумбочек, бормоча себе под нос:
- Поздравление с юбилеем... Список членских взносов... Донос... Еще один донос, еще один. Ого, уже интереснее! Пачка доносов на Бернда... заявки на говяжью вырезку и творог? - уже в голос удивилась она, - да что за чертовщина, я что, на ферме?
- Киршт вернулся! - из люка в потолке высунулась голова Дарта, - Со Штарной! На дороге откуда-то взялась Стража, но Ульрик выпустил в них пяток стрел, и они попрятались за деревьями. Хйодр? Госпожа Мирта? Пора уходить.
- Не сейчас, мальчик, мне нужно еще чуть-чуть времени, - спокойно и уверенно ответила Мирта, но Хйодр увидел, как уголки ее рта опустились книзу сильнее, чем обычно, а губы сжались. Голова Дарта исчезла.
- Что вы ищете? - робко спросил Хйодр, - может быть, я могу помочь?
- Что ищу... Не это, не это, и уж точно не это, - Мирта уже не пролистывала тетрадки, а лишь наскоро просматривала первую страницу. Несмотря на показное спокойствие, она все-таки нервничала. Она обшарила полку под столешницей, задумалась на мгновение, просунула руку поглубже и вытянула-таки потрепанную книжку в кожаном переплете. Открыв ее, она довольно улыбнулась:
- Нашла, кажется.
- Можем уходить? - с облегчением воскликнул Хйодр, подхватывая ларец. Женщина все еще листала страницы записной книжки.
- Да, да, да... - улыбка Мирты разом иссякла, и она сосредоточенно нахмурилась, - подожди-ка... Нет...
Хйодр вопросительно посмотрел на Мирту. Ее глаза расширились от ужаса:
- Во имя дженов, нет! Ариан, старый ты сукин сын! Поверить не могу! Тебе и это удалось, козий ты выкидыш! Так. Дай подумать. Хйодр... Нам нужно еще немного времени. Эти записи нужно сжечь. Вместе с подвалом. И не только подвал, весь Монастырь. Все, что может гореть!
***
Киршт спускался по лестнице с горящим факелом в руке. На втором и третьем этажах Монастыря разгоралось пламя. Когда Мирта не с того ни с сего потребовала сжечь монастырь, он решил, что женщина все-таки немного не в себе. Но, принявшись за дело, он не столько понял, сколько почувствовал ее правоту. Огонь словно слизывал холод, тоску и смерть с этих стен.
