я захожу в башню и начинаю подниматься на самый вверх. Там находилась комната Смотрительницы, которая как раз присматривала за этим местом, как за храмом Элиззии. Именно она поведала нам о Скорбной Песни, и что наша цель найти её источник и закончить её. Смотрительница всегда тепло относилась к путникам, помогая им добрым словом и благословением. Небольшой лучик света в этом царстве тьмы.
Я захожу в её комнату. Она, как обычно, сидела в своей ложе на балконе, повёрнутая ко мне спиной. Её взгляд был направлен вдаль, в сторону королевского дворца.
– Это ты, Удручённый? – Её тихий, но доброжелательный голос всегда успокаивал мою душу.
– Да.
Я медленно подхожу к ней и встаю рядом. Она поворачивает голову в мою сторону и озаряет лёгкой невинной улыбкой.
– Ты в порядке?
Я опустил голову. Мне не хотелось отвечать на этот вопрос, как и не хотелось лгать.
– Я вижу, что ты сильно устал. Позволь мне тебе помочь. – Смотрительница похлопала себя по коленкам. – Давай, ложись.
Я присаживаюсь рядом, снимаю шлем и кладу голову на её колени. Она начинает аккуратно поглаживать меня по голове. Наверное, со стороны это выглядит странно, но мне почему-то от этого сразу становится немного легче.
– Ты всё ещё слышишь её?
– Да.
Песня Элиззии никогда не смолкает в моей голове. Она сопровождает меня по всюду куда бы я не пошёл. Создаётся ощущение, что она въелась в саму ткань реальности, заменив собой тишину. И если тебе нечем заглушить её, то со временем она начнёт сводить тебя с ума.
– Смотри, дождь начался. – И правда. Над башней сгустились тучи, огласив своё прибытие громом. – Хорошо, что мы сейчас здесь, под крышей. В уюте и тепле. Вдалеке от битв, чудовищ, страданий и скорби.
И правда. Как же хорошо снова быть дома. Я закрыл глаза. Песня Элиззии растворилась в дожде, наконец-то даровав мне долгожданный покой. Медленно я погружаюсь в сон. Перед глазами возникают образы людей, чьих лиц я не узнаю, но почему-то кажется, что они ко мне добры. От того, что я не могу их вспомнить мне горько. А потом образы начинают растворятся и меня охватывает страх, что больше я их не увижу, а когда проснусь не вспомню. Я пытаюсь ухватиться хоть за какие-то остатки воспоминаний, но просыпаюсь. И вот опять.
Я открываю глаза. Дождь всё ещё идёт, но я чувствую, как капли бьются о мой шлем. Резко встав и осмотревшись, я понимаю, что всё ещё на балконе Башни Золы, но вот только рядом нет Смотрительницы, а крыша проломлена. Пару секунд мне понадобилось, чтобы собраться с мыслями, и потом я понимаю, что ведь точно. Башня давно уже опустела. Смотрительницы больше нет. Никого уже нет.
– Ха-ха... Ха-хах-хах!
Я не хотел смеяться, но поделать ничего не мог. Выхватив свой цвайхандер, я начал рубить и без того сломанную мебель. Опять я забыл, что сюда больше не надо возвращаться, но из раза в раз, я забываю. Забываю, забываю, ЗАБЫВАЮ!
И снова в голове звучит Скорбная Песнь. Даже дождь более не способен её заглушить. Ничто не способно.
***
После того, как Удручённый покинул дом Родесов, сразу же пошёл проливной ливень. Эклипсо хотела побыстрее вернуть его в дом, но тот успел уйти довольно далеко. Благо, найти его было не трудно. Его почерневшая аура, подобно куполу, накрывала уже целые улицы, так, что её можно было увидеть издалека. Но вот подобраться к нему оказалось намного труднее. Попадая в радиус ауры, даже ей, авантюристке S-ранга, становилось трудно держать себя в руках, но сдаваться она не собиралась. Если аура и правда реагировала на то, что сейчас испытывал Удручённый, то она обязана была поддержать его, ибо однажды и она испытала нечто подобное.
Вдруг, она заметила, что Удручённый остановился, а аура немного уменьшилась. Ускорившись, она наконец догнала его. Тёмный рыцарь сидел в одном из переулков, прижавшись спиной к стене и не двигался.
– Удручённый?
Эклипсо аккуратно подошла к тёмному рыцарю, который тихо подпевал себе под нос какую-то странную мелодию, при этом не обращая на неё никакого внимания. Эклипсо села рядом с ним.
– Маму убили, когда я была маленькая. До сих пор помню момент, когда я узнала, что её не стало. А потом, на протяжении многих лет ничего. Только кровь и тьма, хе-хе. – На её непроизвольно растянулась улыбка. – И это горе до сих пор терзает мою душу. Чтобы заглушить его, я бросалась на самых жутких тварей, глубоко в душе, надеясь, что однажды кто-то из них меня убьёт, хе-хех.
То ли от волнения, то ли специально, Эклипсо взяла Удручённого за руку и крепко сжала.
– Если бы не отец, то, наверное, так оно и было. Забавно, он сам горевал не меньше меня. Может даже больше, но всё равно решил попытаться вытянуть меня из этого болота. Он сказал мне, что мама бы гордилась тем насколько сильной я стала, а потом добавил, что она была бы огорчена тем, какой болезненный способ я выбрала. Он говорит, что она всегда хотела, чтобы мы наслаждались жизнью. Правда, если честно, это не всегда удаётся, хе-хе-хнык. – Из-за дождя этого не было видно, но по её лицу ручьём полили слёзы.
Удручённый перестал напевать песню и сжал руку Эклипсо
