собственных преступлениях! А что же тогда военные? Стражу перетряхивало всех до одного, ведь кровь и чужое горе на руках были у каждого.
Послышался хрип. Шукар. Ира посмотрела на него и замерла. Стоя ближе всего к певцу, сборщик налогов уже не владел собой и пытался наказать сам себя, клещами вцепившись в собственную шею, раздирая её ногтями, мечтая добраться до артерии. «Он что, решил устроить сам себе казнь, не в силах справиться с муками совести?» — подумала Ира.
Внезапно нечто царапнуло её, словно когтём. «Это неправильно». Откуда пришла эта мысль? Своя или наносная? В этой пляске волшебных сил она уже смирилась с непонятными голосами, которые шептали, подталкивали, подзуживали… Это был один из них, очень требовательный, похожий на голос Мерини. Голос с интонациями судьи. «Что ты хочешь от меня?!» — закричала Ира мысленно. «Это неправильно», — повторил голос. «Что именно неправильно?!». Ответа не последовало. Она снова посмотрела на Шукара. Неправильно, что он сделает это сам? Он столько зла причинил… или… А ответит ли он таким образом за содеянное? Под давлением музыки он не осознаёт, что делает. Он жаждет наказания! «Ты об этом?!» — спросила Ира. И снова нет ответа, но что-то похожее на пальцы коснулось волос поглаживая.
Ира судорожно думала. Чтобы он и прочие ответили за свои поступки, надо… надо остановить эйуна с его песней! Стоило только оформить эту мысль в голове, как сила, до того наполнявшая музыку, сжала ей горло, лишая дыхания. «Ясно, я поняла! Отпусти! Пожалуйста!» Волшебство. Да. И судя по всему, разумное, раз разговаривает. Или как это называется? «Ты не хочешь останавливаться?» — её уже мало заботило, что она говорит не пойми с кем. То, что было в комнате, — живое и способно мыслить, за это она могла поручиться. Давление ослабло, и она сделала пару вздохов.
«Это надо сделать! Если ты не остановишься, будет плохо! Скажи, что я должна сказать, чтобы ты остановилась?!» Почему «-лась» и почему обращается словно к женщине — вопрос несвоевременный. И снова железная хватка, сильнее, чем раньше, с явным желанием убить. «Ты не хочешь, чтобы говорили, пока он поёт? Тебе нравится его пение?» Отпустило. До чего желанный кислород! Вдох. Сильнее! Раз. Два. Три. Наполнить лёгкие до отказа. «А если… если… ты ведь любишь песни… если спеть, а не сказать, ты послушаешь?!» Она могла поклясться, что ощутила чужое любопытство. «Песня. Хорошо, я поняла. А какая песня?!» Полное равнодушие и отсутствие интереса в ответ. «Это мои проблемы, да? Но я не знаю песен этой страны! Я даже языка не знаю! У нас свои песни, и музыки у вас такой нет, как у нас!» А вот теперь чужеродное внимание пробрало до мурашек. Иру даже отпустила терзающая весь остальной зал мания каяться в грехах.
Удалось встать, голова очистилась от мучащих воспоминаний. Только вот кожей ощущалось что-то сродни: «Скорее! Скорее!». «А как?! Я фальшивлю при пении! И тут нет подходящих инструментов!» По горлу прошла горячая волна, и снова прикосновение к волосам. Ещё горячее. Наверное, так у русалочки из сказки изымали голос. «Хорошо! Хорошо! Сейчас! Песня? Какая же песня… Нужно что-то такое… про суд. Про воздаяние за поступки. Только чтобы отвечать при жизни, необходимость кары. Но она не знала таких песен! Если только… Хотя там не вся песня такая… Господи, да это ж хеви-метал, да ещё в таком исполнении! Она ни за что не вытянет! Дикое смущение, словно это она взбиралась на табуретку ради песенки на утреннике. Бегло оглядев тех, кому не так повезло, как ей, вылезти из состояния покаяния быстро, она поняла, что будет петь, даже если до пальцев ног сделается красной от стыда. Сейчас!
— Он рубил, поджигал и бил в упор,
Волонтёр тёмных дел и чужих афёр [46]…
Сила врезалась ей в горло, завладев дыханием и голосовыми связками. Адски больно. Её органы не готовы к такой нагрузке! Как?! Как они выдают такое?! Ни единой фальшивой ноты, растянутые гласные в нужных местах. Да ей, даже хорошо подготовившись, такого не выдать! Горло чуть не разрывалось, извлекая звук, на который не было способно, лёгкие горели, ходуном ходили рёбра. Магия ни под каким видом не позволяла испортить пение, даже ценой здоровья певца.
Ира не видела, что творилось вокруг, объятая со всех сторон ужасом из-за отсутствия контроля над ситуацией. Всё, что позволялось, — это осознавать, что эйуна замолчал, смолкла музыка его «гитары», и кое-что делать: выбирать и вставлять слова в нужных местах в той концентрации, которую она считала правильной. Песня была не совсем подходящей к ситуации, она всё-таки про суд «там», что никого кара не минует. Потому Ире приходилось перемешивать строки, внося в них нужный смысл, убирая лишнее. «Там» он всегда ответить успеет, а пока: «…покаянье не поможет вам». Сила уже не гуляла по залу, она сосредоточилась где-то в точке, но в таком состоянии, словно подхваченная ураганом, Ира не смогла оценить, куда сменилось место приложения. А потом что-то ткнулось ей в уши, прошлось по вискам, и впервые под небом Рахидэтели зазвучали непривычные звуки гитарных риффов, басы и удары барабанной установки, издаваемые невидимыми музыкантами.
«Хороший усилок… В Лужниках можно… Больно!»
Пение под музыку длилось пару минут, пока Ира не поняла, что вот-вот задохнётся. У неё в голове раздался хохот. Резкий порыв ветра ударной волной прошёлся по стёклам, вышибая их на улицу вместе с решётками, и она могла бы поклясться, что нечто едва различимое в воздухе скользнуло через окно.
С последним упавшим на пол осколком зал накрыла резкая тишина, быстро сменившаяся стонами, подвываниями и плачем. Ира внесла в этот хор свою лепту — дыхание с хрипом. Воздуха!
Боль не отпускала, пока ей на горло не легла маленькая ладошка. Сквозь веки она увидела зелёный свет. К тому моменту, когда смогла открыть глаза и сфокусировать зрение, Ира уже знала, кто в очередной раз спасает её от боли. Она тихо поднялась и, несмотря на сопротивление, обняла девочку, не переставая дышать, как загнанная лошадь. Лоппи снова толкнула её на пол, заставила вытянуться и положила руку на шею.
Водя глазами по сторонам, Ира смотрела на людей, заполнивших залу. Вылетевшие стёкла не могли не послужить сигналом того, что что-то случилось, и сейчас сюда ввалились ранее отосланные люди. Видно, они не стали расходиться далеко, и теперь женщины, родственники и знакомые хлопотали возле ещё не отошедших от событий пострадавших. Анети
