— Миссис Лаци, всё в порядке, — улыбнулась как можно добродушнее взволнованной старушке, вытаскивая из мешочка горсть медных монеток, называвшихся здесь абалами, — вы каждый день торгуете? Или по дням каким?
— В субботу токмо бываю, а так по хозяйству в доме, — пробормотала бабулька, настороженно на меня поглядывая.
— Ясно, спасибо, — кивнула, с трудом сдержала вздох облегчения, увидев спешащего к нам мальчугана, — сколько с нас?
— Так тридцать один абал, миссис Коуэл.
— Хорошо, вот тридцать один абал, а это ещё пять за помощь и советы, — проговорила, отсыпав ещё немного медяшек, принялась перекладывать наши продукты в корзинку, — это тебе за плетёнку, за доставку отдам у поместья. А подушки, матрас и одеяло принесёшь после.
— Я матери уже сказал, она домой побежала, — ответил сорванец, с лёгкостью подняв увесистую корзинку.
— Молодец! И как звать-то тебя?
— Глэном.
— А я миссис Екатерина, это Алина, — представилась, украдкой подмигнув стушевавшейся дочери, скомандовала, — идём за мясом и крупой, после к Брэму за мёдом и чаем, надеюсь, он скоро вернётся.
— Мёд ещё у дядьки Джамара есть, и чай у него не хуже, — сообщил Глэн, каким-то внутренним чутьём умело выруливая между тележками, мешками и бочонками.
— Ну тогда веди нас к дядьке Джамару, — с улыбкой проговорила, спеша поскорее завершить покупки.
В поместье Коуэлов пришлось подниматься. Пологий подъём был не слишком заметен глазу, но уставшие после нескольких часов ходьбы ноги дрожали и с трудом отрывались от земли.
Сегодня в городе Терсе был невыносимо знойный день. Синева неба не омрачалась ни единым облачком, солнце старательно припекало, словно желая одарить своим ослепительным сиянием всё живое в округе. Прохладный, живительный ветерок где-то заблудился. Прохожие на улицах встречались редко, дома и лавки были наглухо закрыты, прячась за деревянной завесой от дневной жары. Шаркающей походкой, изнемогая от жажды, запоздало вспомнив, что не купили воду, мы петляли по узким улочкам, с каждым шагом приближаясь к нашему загадочному поместью. Но как бы я морально ни готовилась к неизбежной встрече, при виде железных, ржавых и покосившихся ворот, меня снова обдало леденящим душу холодом, а по телу тут же поползли зябкие мурашки.
— Ты как? — едва слышно спросила Алинку, краем глаза заметив тотчас покосившегося на меня мальчишку.
— Нормально, — неопределённо пожала плечами дочь, ускоряя шаг, будто спеша очутиться в этом кошмаре.
— Всё. миссис Коуэл, как сговорились, до ворот, — сообщил Глэн, поставив возле железной изгороди корзинку, — домой сбегаю и принесу матрасы, подушки и одеяла, только половину абалов сейчас за них отдать надо.
— Держи, это за доставку, это за спальные места, — проговорила, невольно косясь на приоткрытую калитку, чуть помедлив спросила, — Глэн, а ты в поместье был?
— Нет, миссис Коуэл, никто из наших не пробрался, — с явным сожалением в голосе ответил мальчуган, сердито взглянув на ворота.
— Ясно, — кивнула, так и не рискнув предложить ребёнку попробовать пройти вместе с нами, опасаясь непонятно чего, продолжила, — ты как придёшь, крикни.
— Я свистну, — возразил Глэн, тут же продемонстрировав нам звонкий, с незатейливой мелодией, свист.
— Пусть так, — улыбнулась, подхватив корзинку, вдохнув полной грудью, набираясь смелости, медленно прошла через калитку, тут же опасливо зажмурилась, услышав жуткий, протяжный стон, — Алина, ты это слышала?
— Что? — с недоумением переспросила дочь, весело вышагивая по щербатым камням, бывшим когда-то дорожкой.
— Скулит кто-то… — пробормотала, настороженно оглядываясь, до здания было как минимум шагов сто, а стонали совсем рядом с воротами.
— Нет, птицы поют, слышу, и Багги мурлычет.
— Господи, я схожу с ума, — простонала точь-в-точь как совсем недавно стонал кто-то неизвестный, вновь продолжила путь к кошмарному дому. Время от времени испуганно вжимая голову в плечи, от шороха листьев, от писка в траве или слишком громкого крика дурной птицы.
— Мама, здесь нет дверей и окна разбиты, как мы будем спать?
— Ещё не знаю, Алин, надо посмотреть, что там внутри, а там решим, — задумчиво проговорила, втянув в себя сладкий медвяный запах красных цветов, что росли вдоль всей заросшей высокой травой дорожки. Радуясь, что безотчётный страх, наконец, отпустил, сердце перестало бешено колотиться, а озноб, что набросился на меня, стоило только переступить невидимую черту, исчез.
— Ступени словно грыз кто-то, — произнесла Алинка, перешагивая через одну, поднимаясь по лестнице, ведущей к дому.
— Алин, ты, может, здесь останешься, а я одна гляну, что там. В доме давно никто не жил, и там наверняка очень опасно. Балка на голову свалится или пола вообще нет.
— Ага, одной, конечно, лучше, а кто тебя будет вытаскивать? Нет уж, давай вместе, — проговорила дочь, добавив железный аргумент, от которого я не смогла отмахнуться, — одной в незнакомом месте на лестнице у этого странного дома остаться не менее опасно.
— Ладно, идём, только смотри внимательно под ноги и над головой тоже, — ответила, оставляя корзинку, чемодан и рюкзак у стены, быстро догнала Алинку, взяв ребёнка за руку, решительно переступила порог.
— Фу…
— Гадство, — согласилась с дочерью, беглым взглядом окинув сырое, заплесневелое, с ободранными стенами, помещение, — жуть, но не спать же нам под открытым небом.
— Угу, — пробормотала Алина, морща носик от невообразимой вони, идущей от кучи у стены, — мам, там труп чей-то, что ли?
— Не знаю, — произнесла, храбро отопнув свалку чего-то непонятного, испуганно заорала, — аааа!
— Ааа! — вторила мне дочь, отпрыгивая к выходу на добрых полметра.
— Да что б вас! — громко выругалась, прижимая к себе дочь, наблюдала, как из бывшего когда-то кресла, с писком вылетают летучие мыши.
Глава 9.
— Мыши! — звонко выкрикнула словно ругательство Алинка, сердито оглядев расползающуюся ткань, явно принадлежавшую некогда не только обивке кресла, но и ещё чему-то, брезгливо проговорила, — какая пакость.
— Да, дел они нам тут подкинули порядком, — пробормотала, покосившись на горку остатков жизнедеятельности мышей, с трудом уняв бешеное сердцебиение, опасливо огляделась, — даже не знаю, за что браться в первую очередь.
— Выкинуть воняющее нечто на улицу?
— Полдома придётся выкинуть, — усмехнулась, переступая через кучку палой травы, ногой сколупнув кусок чего-то неизвестного, с удивлением смотрела на яркий мозаичный пол, — глянь, что под этим всем скрывается.
— Красивая, интересно, целое?
— Кто ж его знает, пока не разгребём эту помойку, не проверим, — хмыкнула, окинув хозяйским взглядом небольшой холл. Деревянные панели, когда-то окрашенные, наверное, в оливковый цвет, местами облезли, местами были покрыты серо-зелёной плесенью. Обои непонятного цвета клочками свисали со стен. Горы мусора, остатки мебели, и всё это припорошено вековой пылью. Лестница, ведущая на второй этаж, тоже не внушала доверия, под толстым слоем почему-то чёрной грязи с трудом просматривались ступени, а часть перил у её начала была расколота.
— Там, наверное, кухня, — пробормотала Алинка, вытянув шею, заглядывая в соседнее помещение, не решаясь пройти под лохмами паутины, висящими на дверном проёме.
— Похоже на то, — согласилась, увидев со своего места раковину, полную серой жижи, небольшой стол с подточенными жуком ножками, отчего тот завалился набок и удерживался от падения только лишь благодаря раскрытым дверкам. Возле него россыпью лежали осколки посуды, прикрытые опять же пылью и палой листвой, парочка, судя по всему, целых тарелок, там же валялись железные кастрюли.
— Пойдём? — спросила дочь, сделав короткий шажок в сторону кухни, прежде пнув ногой небольшой холмик из веток. С явным облегчением выдохнув, когда из-под него никто не вылетел, не выполз и не выбежал.
— Пойдём, — кивнула, задвинув Алинку за спину, первой прошла в светлое, с широким окном над раковиной, помещение. Это была действительно кухня, грязная, с небольшими мокрыми пятнами на полу, а под столом ещё не высохла лужа, отражая в себе край буфета и серую, с ажурными краями, паутину. Наверное, совсем недавно в Терсе прошёл косой дождь, и вода попала в эту часть дома сквозь разбитое стекло. Других объяснений, почему в раковине, у стола и в некоторых кастрюлях находилась вода, у меня не было.
