советник вскинул брови, затем кивнул. Под его ногами заскрипел снег: мужчина направился к конному экипажу, темнеющему на круглой площадке для разворота. По бокам подъездной дороги сверкали под солнцем рыхлые сугробы. Некоторые из них были мистеру Годару по бедро, а иные — по самую грудь.
— Даже не знаю, где достану вам эти корешки для простолюдинов, — крикнул он, усаживаясь в карету.
* * *
Вернулся мистер Годар, когда на улице уже зажглись фонари. Все это время я просидела в комнате Клодетты — моей бывшей спальне, из которой меня выгнали на чердак после смерти отца. Ни сестры-змеюки, ни главная кобра меня не трогали. Возможно, их впечатлила моя речь при прощании с городским советником. Или они боялись новой боевой личности Мэри, которая больше не вела себя, как забитая кроткая овечка.
Услышав скрип колес и лошадиное ржание, я выбежала во двор. К дому под падающим снегом шел рослый мужчина в зеленом кафтане с меховым воротом и в руках нес большую корзину. Видимо, это был кучер. Из-за его плеча мне улыбнулся хозяин огненной бороды. На лице мистера Годара читалась великая гордость. Он будто не в магазин за продуктами сходил, а лично убил и приволок мне целого мамонта.
— Ох, как быстро вы управились. Какой же вы молодец, мистер Годар. Как я вам благодарна, — заливалась я соловьем.
А что, мужчин надо хвалить. Они как дети малые: ради похвалы готовы горы свернуть. А мужчина, готовый ради тебя свернуть горы, всегда пригодится в хозяйстве. Так что я не скупилась на добрые слова.
— И какую замечательную картошку вы нашли, — выкладывала я овощи на стол. — Ни одного гнилого пятнышка. Такую чистить — одно удовольствие.
Губы в зарослях густой рыжей бороды все шире растягивались в улыбке. Глаза под широкими бровями, побеленными инеем, довольно блестели. Мистер Годар приосанился и с залихватским видом подкрутил кончик пышных усов. Похоже, этого мужчину, не последнего, между прочим, человека в городе, мне удалось склонить на свою сторону.
За окном завывал ветер. В кухню, освещенную масляными лампами, набилась целая толпа — всем хотелось посмотреть, как я готовлю и из самых простых, дешевых продуктов получается кулинарный шедевр.
Сначала мне надо было разобраться с местным аналогом плиты. В углу, рядом с каменной печью, притаилась загадочная конструкция из металла и чугуна. Спереди, как и у обычной современной плиты, у нее была железная дверца, только открывалась она не вниз, а в бок, и прятала за собой не духовой шкаф, а топку с углем. Огонь внутри раскалял толстую стальную пластину наверху, и та служила конфоркой. Вроде все просто. Не сложнее, чем растопить котел или камин.
Засучив рукава, я принялась за дело. Налила воду в большую кастрюлю, обмыла и положила на дно говяжьи ребра и поставила на плиту. Затем быстро почистила четыре картофелины, свеклу, морковку и лук. Свеклу и морковь натерла на терке, а прежде чем покрошить лук, сунула в рот веточку петрушки — давно вычитала в газете эту хитрость. Чтобы глаза не щипало от жгучих паров лукового сока, надо жевать во время готовки свежую зелень. А еще нож и доску не забывать смачивать холодной водой. Иногда я еще свечу из воска рядом зажигала — тоже было меньше слез.
— Что это она делает? — шептались сестрицы, пока я жарила нарезанные овощи.
Масло в сковороде шкворчало. Все в кухне следили за мной, затаив дыхание, будто я не суп варила, а волшебное зелье.
Так, теперь сок лимона добавить в зажарку и толченых помидоров.
— Ты уверена, что это съедобно? — спросила Клодетта, показав пальцем на свекольные очистки. — Я видела, как этой штукой свиней кормят.
Я не ответила, ибо в это время процеживала через марлю получившийся бульон.
Спустя час кухню наполнил аромат, от которого потекли слюнки. Три любопытные Варвары и один не менее любопытный Варва́р крутились рядом с плитой, так и норовя заглянуть под крышку кастрюли.
Что ж, пожалуй, пришло время для дегустации. Знаменитый борщ Громовой Марии Львовны еще никого не оставил равнодушным.
Я подняла крышку, и в воздухе над кастрюлей заклубился пар. По комнате поплыл аромат мяса, сладких овощей и легкой кислинки. Я чувствовала приятный запах чеснока, а еще нотки летней свежести, которые придавала супу плавающая на поверхности зелень, — петрушка и укроп.
Борщ был сочного красного цвета, как флаг СССР. По краям к стенкам кастрюли жалась тонкая янтарная пленочка жира. В глубине жидкости просматривались нарезанные овощи и кусочки говядины, снятые с костей. Сверху среди иголочек укропа белели крапинки чеснока.
Краем глаза я увидела, как раздуваются ноздри мистера Годара, втягивая этот богатый мясной аромат. Густой, пряный, насыщенный, крепкий.
— Фу, что за мерзкая вонь! — с презрением фыркнула мачеха, зажав пальцами нос, но я успела заметить, как дернулось ее горло: леда Дельфина сглотнула слюну.
— Похлебка для нищих, — поддержала маменьку Клодетта и неосознанно облизала губы.
Ее сестра свинюшка жадно глядела на суп.
— Ну что? Кто хочет попробовать?
Руки Иветты и городского советника тотчас взлетели вверх.
Леди Дельфина поджала губы и отвернулась.
Покосившись на матушку, Клодетта нерешительно подняла ладонь.
Из верхнего шкафчика я взяла четыре глубокие миски с узорами по краям и налила в них борщ. В каждую тарелку добавила ложку сметаны.
Скрипнули деревянные стулья под нашим весом. Вчетвером мы уселись за тяжелый обеденный стол под масляной лампой и принялись за еду. Мачеха осталась на ногах, она наблюдала за нами с подчеркнуто брезгливым выражением.
Другой кухарки, кроме меня, в доме не было, так что, подозреваю, упрямая гадюка голодала весь день, но все равно показывала характер. Ну и пусть. Ее проблемы.
Я посмотрела на мистера Годара. Прежде чем отправить ложку в рот, он пригладил бороду и подул на суп. Впервые попробовав мой борщ, городской
