— Ага! Опытный, значит! — хмыкнул «пила», — ну… значит тебе будет проще!
«Проще?! И чем же мне будет проще? Пониманием процесса и результата?».
— Это — расположение батальона! — мимоходом знакомил Косова старшина, — здесь пост дежурного по батальону. Это — комната комбата. Здесь — командирская комната. Дальше двери в расположение рот.
Хоть и прихрамывая, старшина шагал четко, почти как на плацу.
— Здесь — первая, там, дальше — третья и четвертая. Вот и наша… вторая рота. Запоминай — пост дневального, помещение комроты, Ленинская комната…
Косов мельком полюбопытствовал.
«Ни хрена ж себе, какое большое помещение! Не каждый читальный зал приличной библиотеки таким будет! У нас в роте Ленкомната была максимум на тридцать посадочных мест. А так… все привычно — плакаты и стенды по стенам. Шкафы с разной литературой… в основном агитационно-пропагандистской направленности; три ряда столов, уходящих в даль. Х-м-м… даже школьная доска в торце помещения есть! Тут что — какие-то занятия проводятся?».
Старшина терпеливо дождался, пока он удовлетворит свое любопытство.
— Пошли дальше! Здесь… спальное помещение первого взвода. Вы, пока, располагаетесь здесь.
«Ну да… двустворчатая деревянная дверь, здоровенная, уходящая под потолок. Толстая — такую «с ноги» хрен вышибешь! И помещение… соответствует. Какие-то, близкие к циклопическим, размеры. И здесь все привычно — кроме размеров, конечно! Двухъярусные «шконки» армейского образца, выкрашенные в оливковый цвет… у нас — синие были! Кровать называется — панцирно-пружинная. Скрипучая — страсть! По две тумбочки между кроватей, две табуретки… по-флотски — «баночки» — в торцах каждой. Матрасы на «шконках». А в углу — ряд кроватей заправлен серо-зелеными одеялами. Здесь, значит, располагается хозвзвод!».
— Вот твое место! — указал старшина на крайнюю к заправленным, кровать в нижнем ярусе, — вот тумбочка! Мыльно-рыльные все причиндалы — в тумбочку.
Косов покосился на старшину, который ждал выполнения распоряжения:
— Тащ старшина! У меня здесь… харчи с дороги остались. Куда их? Сюда же нельзя? Я правильно понимаю?
— Понимаешь правильно! Но…, - старшина поморщился, — первый день… Вечером чтобы все уничтожили… путем поедания!
— Есть уничтожить вечером путем поедания!
— Все? — старшина начинал излучать раздражение.
— Еще вопрос… в процессе уничтожения нам понадобиться некоторые инструменты. Вот…, - Косов показал старшине нож в ножнах.
— Ишь ты! — протянул старшина, — ну-ка… покажи!
Иван протянул «пиле» нож.
— М-да… знатный нож, ничего не скажешь! Откуда?
— Подарок… знакомого!
— Ладно… утром сдашь в каптерку, в твоих вещах будет хранится. Все? Пошли!
— Здесь… каптерка! — с натугой старшина открыл большой навесной замок.
«Тоже… немаленькое помещение! У нас это называлось — баталерка. А заведующий ею — баталер, значит. А здесь — каптерка, значит — каптер, каптенармус. Или — старшина, как сейчас. Хотя… может быть каптером и другой. У старшины и других же вопросов — масса!».
Все было знакомо — настенные дощатые стеллажи начинались от полутора метров и уходили к потолку. Под стеллажами — хранится в летний период в развешенном виде зимнее обмундирование.
«Вот на этих длинных горизонтальных трубах, на плечиках».
В торце помещения, у окна — большой, похоже — двухтумбовый стол. Место каптера, или — старшины.
Стеллажи, за исключением дальнего угла, были пустыми. Да и в углу какой-то формой было занято всего несколько ячеек.
— Здесь, — указал старшина, — моя комната!
«Ага! А дверь-то я сразу и не заметил!».
В правом стеллаже была выемка, в которой и скрывалась побеленная известью дверь в указанное «пилой» помещение.
— Так… все! Экскурсия окончена! — пристукнул ладонью по крышке стола старшина, — сейчас я тебе выдам форменное обмундирование… Второго срока службы. Это — чтобы свое, партикулярное платье, не пачкать, при производстве хозяйственных работ.
«Точно — строевик! И как бы — не до мозга костей! Не наплакаться бы… с таким уставником!».
Старшина окинул Косова внимательным взглядом, почесал пальцем подбородок, и уверенно подойдя к стеллажу, выбрал из одной из стопок гимнастерку, шаровары… они же — галифе. Потом — откуда-то снизу извлек ботинки черного цвета, из другой стопки набрал: два ремня, узкий брезентовый, и изрядно потертый кожаный, пилотку, и два тканевых рулончика.
«Ага… второго срока значит? Ну что сказать — очень сильно «бэу». Прямо вот — совсем сильно! Форма даже цвет почти полностью потеряла. Да и… порвано в некоторых местах, но, надо отдать должное — заштопано аккуратно. И еще — чистое, стиранное все. Похоже, что не второго, а как бы не четвертого срока это обмундирование! Но, что, верно, сказано — чтобы свое не рвать и не изгваздать! Ботинки… подметка хоть и изрядно стоптана, но без дыр, и каблук поменян, и подбит!».
— Вот! Давай, прямо здесь переодевайся! — распорядился «пила».
Косов споро скинул «гражданку», напялил форму, подпоясался, одернул гимнастерку.
Старшина одобрительно хмыкнул:
— Из родни кто служил? Ловко ты, привычно так…
— Нет, товарищ старшина, детдомовский я. Поэтому — не знаю, служил ли кто. А привычно… Может потому, что я с осени и до самого последнего дня в Красно-Сибирском «цэдэкэа» занимался. Сначала — стрелковый кружок, потом — зачеты сдавал на «Ворошиловского стрелка», потом — на Золотой значок ГТО. А там и в воинских частях бывать приходилось… часто. И форменное обмундирование носить… и кроссы, и походы, и на стрельбищах…
— Ага… Ну значит — не совсем «молодой необученный».
— Только вот…, - Иван показал на рулончики обмоток, — с этим дела не имел. Не знаю, как их наматывать.
— Ну… дело-то нехитрое.
Трижды старшина показывал Косову, как наматывать эти серые ленты.
«Хрень полная, конечно. Но… а что делать? Да и… и у французов, и у англичан — тоже были, или даже сейчас еще есть эта «трихомудия». Или у них гамаши? Или краги?».
Семь раз Захаров заставлял Косова наматывать обмотки. Поправлял, показывал…
«Рассказ, показ и отработка!».
На шестой-седьмой уже начало что-то получаться…
— Ну вот… теперь уже не стыдно людям на глаза показываться! — удовлетворенно осмотрел Ивана старшина, — Так… по распорядку сейчас обед скоро… А после обеда — вместе со всеми — хозработы! Понятно?