— Ты же сама только что рассказала, какое участие принимали сами новгородцы в своей судьбе.
— Какое?
— Никакое! Их никто не спрашивал.
Матрена задумалась и с тревогой посмотрела на Дуню:
— Так чего мы туда едем?
Дуня хмыкнула, услышав повторение своего же вопроса.
Пока они говорили с Мотей, она пыталась вспомнить всё то, что когда-то слышала о Борецкой. Эта женщина упорно толкала Новгород в состав Литовско-польского княжества и враждебно относилась к Москве.
Зачем она это делала, Дуня не знала. Но упорство Марфы отобразилось в веках, как и то, что она в лоб столкнула Новгород с Москвой. В результате Литва с Польшей не оказала никакой поддержки Новгороду, хотя обещано было многое, а Москва больше не церемонилась с господином Великим Новгородом и жестко поглотила его.
У Дуни непроизвольно сжались кулаки. В прошлой жизни она боялась и избегала таких людей, как Борецкая. Их вера в собственную избранность привлекала многих, а они несли только разрушение.
Девочку пробрала дрожь. У неё разные весовые категории с Борецкой, и если она встанет у той на пути, то боярыня сметет её.
Но знать, что будет с Великим Новгородом и ничего не сделать нечестно!..
Дуня посмотрела на ожидавшую её слов Мотю и, изобразив решительность, заявила:
— Мы едем в Новгород, чтобы, во-первых, помочь Евпраксии Елизаровне.
Мотя одобрительно кивнула, но тут же заинтересованно спросила:
— А во-вторых?
— Мне надо заработать кучу денег, — неожиданно произнесла Дуня, как будто новгородские проблемы больше не интересовали её. В её голове галопом промчались расчеты по обустройству будущей новой слободы и деньги за бумажную мастерскую в этих расчетах были каплей в море.
— Э-э, — растеряно проблеяла подружка, но быстро сориентировалась: — а можно мне тоже кучу денег заработать?
— Мотя, а тебе зачем?
— Так чтобы замуж выйти и Ксюшке приданое собрать!
— Хм, мы его и так тебе собираем, но хорошо бы прикупить домик, — задумчиво произнесла Дуня. — В качестве приданого он тебе не помешает.
— Ой, не помешает, Дусенька, верно сказываешь!
— Осталось придумать, как заработать.
— Я думала, ты уже… — разочаровалась Мотя.
— Ох, если бы… — чуточку устало протянула Дуня, пытаясь удержать вильнувшую мысль насчёт заработка.
Это было чистейшее вдохновение. Идея раскручивалась, приобретая очертания слабенького плана, но это было уже что-то, и Дуня чуть бодрее добавила:
— Ах, если бы… — но настроение поползло вверх и задорно подмигивая подружке она припечатала: — ух, если же…
Мотя завороженно следила за переменой Дуниного настроения и глаза её засияли:
— Будем делать «ух, держитесь все»?
— Мотька, не сглазь! — подскочила Дуня. — Беги к княжичу, скажи, что нужно срочно напечатать новости кота Говоруна. Наш сплетник узнал, что боярыня Кошкина спешит в Новгород, чтобы до войны сбыть через новгородцев весь залежавшийся товар ганзейцам и сарацинам!
— Дусенька, но тогда многие захотят поехать с боярыней, надеясь на её защиту, — предположила Матрена, хлопая светлыми ресничками, а увидев, что Дуня согласно кивает, зажала рот рукой, вытаращилась в восторженном ужасе. Её взгляд красноречиво говорил: «Ой, что будет!»
В Москве в последнее время все чего-то мастерят и продают, а вот покупателей днём с огнём не сыщешь. А торговые гости капризничают, цены снижают и некуда деться производителям.
— А я к князю Сицкому, — сообщила Дуня. — Пусть готовит для ямов табун лошадей. Это его шанс доказать, что постоялые дворы у нас не хуже, чем были в Золотой орде.
— Ты сначала к Евпраксии Елизаровне сбегай, да предупреди, что возможно большой караван у нас соберётся, а то обидится.
— Непременно.
Евпраксию Елизаровну Дуня застала на пороге новой мастерской Петра Яковлевича. Обрадованно поприветствовала, расспросила о внуках. Боярыня с удовольствием поведала о двух малышах-погодках, но под конец всё же вздохнула и сказала:
— Внучку хочу! Уж я бы её такой красавицей нарядила, а сколькому бы научила!
Дуня понимающе покивала и с очень серьёзным видом заявила, что маленькая девочка точно лучше маленького мальчика.
— Я вон Ксюху Совину постоянно во что-нибудь наряжаю, — привела она довод. — Она у меня то принцесса, то разбойница, а недавно лягушкой нарядила. Любо-дорого было поглядеть!
— Лягухой? — с улыбкой переспросила боярыня, на что Дуняшка с серьёзным видом кивнула. Пояснить, что замаскированную под лягушку Ксюшу должен был найти Ванюшка и тем самым сдать экзамен у дядьки, не успела.
— Матушка! — радостно воскликнул Пётр Яковлевич, польщенный визитом Евпраксии Елизаровны.
Он поклонился ей, кивнул Дуне.
— Как у тебя здесь просторно, — похвалила боярыня, поведя рукой, обозначая масштаб огромного двора со множеством светлых изб. Дуня тоже вертела головой, пытаясь всё углядеть.
— После переезда ещё не отстроились, — скромно ответил молодой Кошкин, но довольную улыбку скрыть не смог.
Расширение мастерских назрело ещё в прошлом году, однако подходящей землицы под них не было. Пришлось поступить как Григорий Волчара и начать строительство за городом.
«Придёт враг и всё пожжёт», — говорили ему, но Кошкину-Ноге деваться было некуда. Места для его мастеров катастрофически не хватало, а хранение воздушного шара вообще превратилось в неразрешимую проблему.
К тому же конкуренты не спали, все толковые идеи подхватывали на лету и повторяли в своих мастерских. Если бы не Дунькины диковинные коляски для поездок, то Петр упустил бы своё первенство из рук и никакой воздушный шар не помог бы. Но производство колясок с мягким ходом невозможно было наладить на старом месте и переезд был решен.
— Ну, показывай, ради чего зазвал к себе, — ласково велела боярыня.
— Я сделал переносные часы! — огорошил он мать и свою давнюю подружку.
— Ты хотел сказать «ручные»? — встрепенулась Дуня, вспомнив, как они с Петром Яковлевичем обсуждали княжеские куранты в Кремле, и она взяла с него слово сделать ручные часики.
— Нет, — раздраженно мотнул головой Петр и собирался ещё что-то сказать.
— Показывай, — прервала его боярыня и Дуня согласно кивнула.
Пётр Яковлевич бросил нечитаемый взгляд на Дуню, но та лишь нетерпеливо пошевелила пальцами, показывая, чтобы он поспешил. Подавив в себе желание дать ей подзатыльник, он повёл своих гостий в уже обустроенную избу.
Его походка была порывистой и быстрой. За последний год он сильно похудел и теперь буквально летал, умудряясь быть везде чуть ли не одномоментно. Во всяком случае так думали его работники.
— Вот! — небрежно скинув крышку короба, показал он и нарочито безразлично отвернулся, зная, что не сдержал слово.
Взглядам гостий открылись часы размером с мужской кулак.
— Петр Яковлевич, это прекрасно! — заверещала Дуня.
— Но они не на руку, — растерялся он.
— Зато их можно на полочку ставить! — предложила Дуня и, повернувшись к Евпраксии Елизаровне, быстро пояснила:
— У нас в имении новые шкафы делают и там открытые полочки есть, так эти часы там отлично встанут!
— Раньше не могла сказать? — вдруг закипел Кошкин.
— А чего? — Дуня отскочила за спину его матери.
— Ничего! — взъярился Петр Яковлевич. — Я мастеров застращал, чтобы махонькие часики делали, а оказывается, и такие «прекрасно»!
Боярыня с насмешкой посмотрела на сына:
— Сынок, — перевела она его внимание на себя, — я не слышала, чтобы кто-то сотворил нечто похожее. Твои мастера знатны своим умением!
— Только эти часы не бьют в колокола, — буркнул он, — и по ним не узнать затмений луны и солнца, — смущенно пожаловался Петр Яковлевич и показал на ещё несколько коробок. — Я поручил сразу нескольким повторить куранты в малом размере и каждый сделал по-своему.
Дуня с потрясенным видом смотрела на Кошкина-Ногу и впервые не знала, что сказать.
Механические часы не были большой редкостью в это время, но их делали учёнейшие люди, чьи имена навеки оставались в истории! И часы делались на башню для всего города! На них помимо времени отражались фазы луны, в полдень крутились механические игрушки, а тут сделано просто и лаконично для домашнего пользования, и не кем-нибудь, а мастерами широкого профиля…
