Инспектор лишь пожал плечами. Понимаю, что никто Туркула не депортирует, проси мы два раза. И соглашения взаимную выдачу преступников у нас нет, да и не является бывший генерал гражданином Советской России. Но французы, боявшиеся наплыва эмигрантов, теперь подумают — а стоит ли вообще давать разрешение на въезд всей этой «золотой роте»? Врангелю, Кутепову и иже с ними. Пусть себе сидят в Турции.
Глава 24
Инспектор из Второго бюро
«Инспектор из Амьена» посмотрел на моего «участкового а» и Левин поднялся с места:
— Прошу прощения, господа, должен вас покинуть.
Как я и думал, главный разговор еще впереди. Любопытно, о чем собирается поговорить сотрудник Второго бюро с советским полпредом? Или он хочет поговорить не с ним, а со своим коллегой из Москвы? Такое тоже возможно.
— Итак? — посмотрел я прямо в глаза полковнику.
— Мсье Кустов, вы хотите получить дипломатический скандал? — напрямую поинтересовался «Субреж».
— Скандал? — переспросил я. Пожав плечами, сказал: — Какой же дипломат желает скандала? Я занимаю пост полпреда всего месяц, а меня уже дважды вызывали на набережную д’Орсе и заявляли протесты. С точки зрения дипломатии — это плохо.
— А что произойдет, если на набережной д’Орсе узнают, что под личиной посла скрывается заместитель Дзержинского?
Признаюсь, хотя и я говорил сам себе, что готов к тому, что меня все-таки «вычислят», но на самом-то деле я этого не хотел. И, даже если вы чего-то ждете, то все равно стараетесь себе внушить, что этого никогда не произойдет.
— А я — заместитель Дзержинского? — почти искренне удивился я. — Скажу вам официально — заместителем Председателя ВЧК я не являюсь. Если вам кто-то о том сказал — это либо чья-то провокация, либо чья-то безответственная ложь.
Вообще-то, следовало встать и уйти, продемонстрировав протест против гнусности, но я оставался сидеть. Нет, сидеть так просто нельзя. Сделал вид, что все-таки ухожу, вот только кофе допью.
— М-да, — грустно вздохнул я, рассматривая каплю коричневой жидкости, оставшейся на дне чашки. — А я так искренне рассчитывал, что Левин мне расскажет что-то про покушение на меня. А оказывается, я стал жертвой полицейской операции. — Поставив-таки чашку на стол, жестом позвал официанта, чтобы тот принес счет. — Я считал инспектора порядочным человеком, а теперь мне придется направить свой протест министру иностранных дел и министру Маррану.
— Подождите, мсье Кустов, — слегка растерялся «амьенец». — Почему вы решили, что здесь замешана Сюрте?
— Простите, вас лично я не знаю, а то, что вы из Амьена, услышал от мсье Левина. А вот инспектор Левин трудится в сыскной полиции. Кому же я должен подавать протест?
Он что, рассчитывал, что я так сразу и «поплыву»? Если это не провокация, то мне бы хотя бы узнать — кто меня сдал? И ты мне сам должен рассказать, без намеков.
— Подождите, Жак здесь совсем не причем, — еще раз попытался остановить меня «инспектор».
Вот здесь интересно. Если «амьенец» действует от имени той конторы, о которой я думаю, то ему бы должно быть плевать — какие последствия постигнут инспектора. Но тут, похоже, все построено на личных связах. А вот это уже кое-что. Лжеинспектор не хочет, чтобы его приятель или знакомый получил разнос. Стоп. А они не родственники-ли случайно? Чем-то похожи.
— Тогда, господин Субреж — карты на стол — потребовал я, а потом поинтересовался: — А настоящий Субреж, наверное, пожилой дядька, который хочет на пенсию?
— Нет, ну что вы. Субрежу еще нет сорока, до пенсии ему десять лет, — ответствовал Лжесубреж, потом спохватился: — Позвольте полюбопытствовать — в чем я ошибся?
Типа — в чем твой прокол?
— Следовало действовать строго официально, — подсказал я, не акцентируя внимание на свежем воротничке и прочем. — Инспектор из Амьена, получив запрос из парижской полиции, сочинил бы бумажку, что он про собственность Маклакова ничего не знает, отправил бы отписку в Париж, а не стал бы развивать бурную деятельность. Похищены какие-то бумаги, о которых в Амьене ни сном, ни духом? Зачем ему взваливать на себя лишний груз? А вот военная разведка вполне могла использовать ситуацию как повод для беседы с советским посланником. Или для провокации. Логично?
— Вот тут вы правы, — кивнул «инспектор». — Повод был уж очень хорош. Но согласитесь, мне удалось добиться встречи с вами?
— Вы могли бы просто позвонить, представиться, — улыбнулся я. — Я бы встретился с разведкой, или контрразведкой? просто из любопытства. Мне называть вас по-прежнему — инспектор? Подозреваю, что вы имеете звание не ниже бригадного комиссара.
— Нет, вы мне льстите. Пока только полковник.
Я немного расстроился. Вообще-то, к дипломату высокого ранга, вроде меня, могли бы подвести и генерала.
— Что ж, я вас внимательно слушаю, — предложил я. — Кто вам дал основания считать, что я заместитель Дзержинского? И как это связано с покушением?
Полковник военной разведки немного подумал. Видимо, просчитывал варианты вопросов и ответов. Потом все-таки начал:
— Мое направление — армия России. Во время войны мы сотрудничали с вашей разведкой против бошей и австрийцев. Во время вашей междоусобицы мы контактировали с теми коллегами, которые сражались против вас. Наши коллеги, да и мы, скрывать не стану, считали, что действуя объединенными усилиями, мы можем добиться большего. После того, как генерал Слащев произвел переворот, сместил своего прежнего начальника и занял место Крымского диктатора, некоторые связи были утеряны, но кое-что осталось.
Хм… А ведь я начинаю догадываться, кто из коллег полковника, с которыми он поддерживал (да и ныне поддерживает связь) мог меня сдать. А ведь я относился к этому человеку с уважением. Да и он как-то спасал мне жизнь. Но это только мои предположения.
— И у вас еще остались некоторые связи среди остатков армии Врангеля, которые, скажем так, эвакуировались в Турцию?
— Ну, это само-собой, — кивнул полковник. — Тем, кто ушел вместе с Врангелем мы даже оказываем некоторую помощь.
— Думаете, они могут оказаться вам полезны? — осторожно полюбопытствовал я.
— Разумеется.
— Вам стало известно, что люди, близкие к Врангелю, готовят террористические акты в отношении советских дипломатов?
— Нам стало известно, что люди Туркула собираются убить одного-единственного дипломата, потому что к нему очень много претензий. Именно вас, господин Кустов. И тот раз, когда вы чудом спаслись, он не последний. Кстати, готовилось еще одно покушение на вас, но его удалось пресечь.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Не благодарите, — усмехнулся француз. — Смерть посла — это пощечина Французской республике, а не только ущерб вашей стране.
Тут я согласен. Франция должна отвечать за мою безопасность.
— Знаете, что самое странное, — хмыкнул я. — Я пока не вижу рационального зерна. Не вижу смысла. Допустим, меня убьют. Советская Россия заявит протест, Франция примется искать убийц. Найдут или нет, дело десятое, но дипотношения разрывать не станут, а вместо Кустова приедет какой-нибудь Ивушкин, или Травкин. Никто же не считает, что нас можно запугать таким образом? Напротив — желающие стать полпредами выстроятся в очередь.Политическое убийство должно иметь какую-то серьезную основу.
— Если имеет место личная месть, то рациональные доводы не срабатывают. Врангель и его люди уверены, что Крымский переворот был организован ВЧК, а за спиной Слащева стоял некто Аксенов, то есть — вы.
— Вполне возможно, что некий Аксенов и организовал переворот, но моя фамилия Кустов, я имею все необходимые документы, полномочия советского правительства. Все равно не очень понимаю — какая связь между Аксеновым из ВЧК и мной?
Полковник сидел и смотрел на меня добрыми глазами, в надежде, что я сейчас скажу такую фразу: «Предположим, гипотетически, я и есть Аксенов. И что такого? Ну, поднимете вы скандал, меня депортируют. А что еще?» Но эта фраза была бы равносильна признанию, а у полковника, судя по всему, имеются некоторые сомнения в тождестве чекиста и дипломата. А еще мне до сих пор непонятно — действует ли он от своего имени, частным, так сказать образом, или по согласованию с Бюро?
